ИА EAOMedia публикует очередной материал в рамках совместного проекта с писателем, бывшим прокурором-криминалистом Александром Драбкиным
"Сегодня я узнал, что некто П. "откинулся" — освободился из мест лишения свободы после очень долгого пребывания там. Дожил, стало быть. А я так надеялся, что не доживет. Мне показали его свежее фото, и я не обнаружил даже внешних признаков, указывающих на туберкулез, преследующий и тихо убивающих многих таких сидельцев. Выжил и здоров: почти как в тот день, когда давал мне показания об убийстве и надругательстве над 9-летней малышкой. Он рассказывал подробности с нескрываемым удовольствием и при этом смачно жевал свежий хлеб, густо посыпанный сахаром. Если у вас есть вопрос, откуда хлеб и сахар, так это я ему принес. Я мечтал, чтобы он навсегда загнулся в лагерях, и в этом сам П. должен был мне помочь.
Труп убитой девочки нашли летом, примерно в 50 метрах от железнодорожного полотна на одной из окраин Биробиджана. Ко времени обнаружения прошло уже более 40 дней, и о биологических следах преступника в те годы речи быть не могло. Маньяки, как известно, совершают зверства без свидетелей, а значит нужно сделать так, чтобы П. заговорил. Эти мрази довольно часто внутренне желают поделиться сотворенным изуверством, нужно только, чтобы он захотел рассказать именно следователю. Это очень трудно, но можно. Хлеб и сахар в данном случае — сущие пустяки.
— Что за сексуальный маньяк сидел у тебя в кабинете и ел, как с голодного края, — спросила после заглянувшая в мой кабинет заместитель прокурора области, покойная ныне Антонина Андреевна Чурилина.
— Маньяк, каких еще не видел, — ответил я и рассказал обстоятельства преступления.
— Говорит? — уточнила она.
— Пока говорит, но это не надолго, думаю, откажется от показаний в любой момент, если, конечно, не сработает старый криминалистический прием. Дай Бог, чтобы согласился на проверку показаний на месте.
Через несколько месяцев Антонина Андреевна лично поддержит обвинение в отношении П. и его приговорят к 22 годам лишения свободы. Но это будет позже. А пока он сидит передо мной и ест хлеб с сахаром. Я слушал лекции психологов, читал следственную практику об исповедях маньяков, но этот случай у меня лично первый, а потому особенный.
Шансов раскрыть убийство было немного. Да их практически не было. Девочку никто не видел, она ушла со двора при неустановленных обстоятельствах. Розыскные мероприятия результатов не дали. Труп был найден совершенно случайно людьми, собиравшими дикоросы. При осмотре места происшествия, там, где найдены были останки ребенка, мы закопали бутылку с пояснительной запиской, где указывались дата и время обнаружения трупа. Надпись скрепили подписями участников осмотра. Это и есть тот самый криминалистический метод, на который был сделан предварительный расчет. Спустя короткий промежуток времени я объективно оценю правильность своего решения.
Мы днем и ночью работали без значимых результатов, как вдруг, в том же районе города регистрируется жуткое по форме и содержанию преступление. Неустановленный мужчина привел в квартиру женщину. Женщина была пьяна. Дверь открыл её сожитель, и она, перешагнув через порог, упала, истекая кровью. Вызвали скорую, потерпевшую осмотрели врачи, оказали первую помощь и отвезли в больницу. Оттуда же сообщили, что над ней кто-то зверски надругался. Мужчину, который привел женщину домой, установили быстро, и почти так же быстро убедились в его причастности к тяжкому преступлению. Нашлись и доказательства этому.
П., учинивший зверства, был задержан, и таким образом оказался в кабинете сотрудника уголовного розыска. Он вовсе не отрицал своей причастности к надругательству над женщиной-собутыльницей.
Потом вдруг, ни с того и ни с сего заявил: "Начальник, а мне ведь и лоб зеленкой помазать могут, я девочку убил маленькую…".
"Помазать лоб зеленкой" на жаргоне означало быть приговоренным к исключительной мере наказания — смертной казни. Была в те годы среди уголовников легенда о том, что перед расстрелом приговоренным мажут лоб зеленкой. Так ли это на самом деле, мне по сей день неизвестно. Однако проговорившись, уголовник (П. был ранее неоднократно судим) замолчал и давать показания отказался. После этого опера привезли П. ко мне в кабинет.
— Я тебя за базар не подтягиваю, — сказал я ему на языке, понятном нам обоим, — но ты парень не очень чистоплотный, к тому же базар не фильтруешь. На твоей одежде эксперты по-любому найдут кровь девочки, опера отыщут свидетелей, видевших тебя с ней. Но тогда за тобой вышак, как земля за колхозом. Может, ты и не злодей вовсе, а просто больной человек, это врачи вместе с нами будут разбираться, но пока есть шанс писать чистуху, пиши.
Идея стать душевнобольным П. явно понравилась, и он сказал, что говорить будет. Но только после того, как чифирнет (выпьет чифиря — очень крепкого чая), да хлебушка покушает: ведь допрос дело долгое, в камеру он к ужину явно не поспеет. Я отправил оперов за хлебом и заварил чай, не чифирь, конечно, но крепкий, какой пью сам со времен службы в стройбате.
Он долго и с наслаждением рассказывал о том, как насиловал и рвал потерпевшую на части. Он говорил и ел хлеб, посыпая его сахаром.
Труднее всего было убедить П. выйти на проверку показаний на месте. Более того, дав, наконец, согласие, он вдруг отказался выходить из машины уже по прибытию в район происшествия. Боялся, что опера или конвоиры поставят его на ствол (застрелят, будто при попытке к бегству). Снова были долгие переговоры. А тут еще прошли проливные дожди, и участок, где ранее был обнаружен труп, почти полностью залило водой. Как говорится, все одно к одному. При конвоировании П. к месту происшествия я нарушил все инструкции, которые мог нарушить. Не уголовный процесс, а именно инструкции. П. шел по железнодорожному полотну первым и без наручников, он показывал дорогу участникам следственного действия. Следом двигались понятые, а уже потом я сам и опера. Правда, несколько сотрудников, вооруженные автоматами, передвигались чуть впереди, по краю насыпи, но вне поля обзора видеокамеры.
В присутствии П. перед началом проверки показаний я дал разрешение конвоирам открывать огонь на поражение при любой попытке побега, с той лишь оговоркой, что попытка будет реальной, и понятые будут тому свидетели. Конечно, это был маленький спектакль, такие указания выходили за рамки моих полномочий, но… так сложились обстоятельства. По пути следования П. опять рассказал о том, как обманом заманил девочку, куда её привел, и как совершил убийство, сопряженное с изнасилованием. Большой ценности эти показания не имели, в них не было ничего нового. Другое дело — место убийства. На нужном участке П. свернул вправо и пошел вниз с насыпи, он обходил огромные участки, залитые водой, и вышел точно к месту, где ранее мы нашли труп.
— Это здесь, — сказал П, — потом он вошел в лужу и показал, что труп схоронил именно здесь. По моей просьбе он стал раскапывать землю, черпая её вместе с водой, и через какое-то время извлек бутылку с запиской. Метод сработал!
Никто из участников следственного действия этого места не знал, да и я сам не отыскал был его в изменившейся обстановке. Это была та самая жирная точка в сборе доказательств убийства. Во-первых, никто из присутствующих не знал и не мог бы подсказать убийце место захоронения трупа, во-вторых, ни у кого физически не было такой возможности, все шли за его спиной.
Врачи признали П. психически здоровым, указав, что в момент совершения преступления он мог отдавать отчет своим действиям и руководить ими. Планы и надежды его "соскочить на дурку" (попасть в психиатрическую лечебницу) не увенчались успехом. Государственное обвинение, как я уже говорил, по делу поддерживала Антонина Андреевна. Она делала это, как всегда блестяще. П., отказавшийся в суде от своих показаний, был ею грамотно привязан к показаниям, данным преступником ранее. Как и ожидалось, П. утверждал, что ему угрожали смертью люди с автоматами, но на видеозаписи было отчётливо видно, что идет он один, первым, без наручников и место находит сам без посторонней подсказки. Его приговорили к 22 годам лишения свободы в лагерях строгого режима. Он выжил там.. Мне неведомо, как он провел все эти годы: опустили ли его, отстегивали (отбивали) ли почки, или он жил и общался в лагере с арестантами более приличного круга… Увы, закон не предусматривает содержание маньяков в клетке и на цепи. Поэтому П. на свободе".
Александр Драбкин