Странные воспоминания постепенно накладывались на действительность. Первый полёт окончательно убедил его в том, что раньше он уже жил, и у него уже были крылья. «И, пожалуй, Инир гворила правду, а не придумала, называя меня ангелом. Ведь теперь это сходство видно! Не тот лишь цвет, но разве это так важно? – с радостью понимал он, касаясь этих странных пушистых отростков: За что мне такое счастье? За что я не такой, как все?» – хотя по его радости читалось не «За что?», а скорей «Почему?», мальчишка больше не чувствовал себя простым и никчемным, сила полёта убедила его в том, что в жизни ещё много прекрасного.
И теперь он с лёгкостью мог бы перемещаться по городу, летать в ночи, чтобы оставаться незамеченным и устремляться ввысь, если путь был оборван или заперт, но, нет, летать оказалось непросто. То ли крылья не окрепли, то ли для больших полётов не доросли; даже маленькое такое «путешествие» выбивало его из колеи на весь следующий день, а то и на два с лишним. Но даже так, невзирая на боль, крылатый был по-настоящему счастлив.