С такого рода историями лично я стал сталкиваться, не скажу, чтобы уж очень давно, но, если говорить об их регулярном возникновении, то примерно с 2007 года. Сначала ко мне обращались мои знакомые, затем знакомые знакомых, потом знакомые знакомых знакомых, наконец, и вовсе незнакомые. Все истории были похожи одна на другую и различались только и исключительно нюансами, деталями домашней обстановки, — некоторым звонили не на мобильные, а на стационарные телефоны, некоторым наоборот, у некоторых, например, как у меня самого, вообще стационарных телефонов не было, — да оттенками, связанными с тем или иным национальным колоритом.
В целом же всегда было одно и то же. Вот я и решил взять и публично высказать свою точку зрения на такого рода события.
Но прежде имеет смысл прочесть такое вот письмо:
Оговариваюсь: я исхожу из того, что всё, что тут описано — вполне соответствует истине. Что, между прочим, по моим наблюдениям и случается в большинстве случаев.
Если отбросить для начала эмоциональную оценку происходящего, и связанные с этой оценкой эпитеты, то дело сводится к весьма банальному.
Некто вступил в отношения с банком, причём отношения договорного характера, отношения вполне гражданско-правовые; возникли какие-то обязательства у этого самого некоего; он, этот некто, обязательства свои исполняет или вообще полностью исполнил; как вдруг в его обиталище врывается представление. Чаще всего такое представление начинается с телефонных звонков. Звонят везде и ото всюду. Звонят по городу Москве, звонят по городу Красноярску, звонят по городу Новосибирску, Воронежу, звонят из Киева в Луганск или Днепропетровск (мне известны случаи, когда киевские банки умудрились звонить военнослужащей НМ ДНР и потребовать вернуть кредит досрочно, а что получали ответ, что, мол, я верну, приду и верну — мало не покажется!), звонят из Москвы в Новосибирск. При этом с различной степенью настойчивости, которая рано или поздно переходит в нахальство, начинают требовать денег.
Вначале подобные звонки воспринимаются как некоторое недоразумение, накладка;
затем человеку начинает слегка надоедать объяснять разным-всяким людям, что он не является верблюдом;
наконец, человек начинает свирепеть и посылать.
Способы отсылки, естественно, весьма и весьма разнятся в зависимости от настроения, ситуации, темперамента, культуры и терпения. По моему наблюдению в таких случаях лучше всего действует мат. Но мат не просто абы какой, а непременно пятнадцатиэтажный и витиеватый. Есть у меня один знакомый, который умеет материть так, что воспроизвести его периоды оказывается трудно даже тем, кто их слышал. Последнее средство, впрочем, сильно специфично и не всегда, разумеется, приводит к желаемому результату. Да и неправильное оно какое-то.
В качестве приправы к телефонному концерту могут начать являться всякие личности, как правило фамилий не имеющие (представляются они исключительно по имени и отчеству, причём чьи это имена и отчества сказать весьма и весьма трудно — документов посетители, как и положено потусторонним субъектам не предъявляют), которые трясут ксерокопиями бумаг и по-прежнему требуют денег. Такие личности, частенько именующие себя коллекторами (не путайте с коллекционерами! разница между теми и другими примерно такая же, как между сифилитиком и филателистом, ветеринаром и вегетарианцем), зачастую действуют особо извращёнными способами, а именно — запугиванием. Пугают чаще всего людей преклонного возраста и без юридического образования. На юристов и относительно молодых людей эти личности без фамилий предпочитают не нападать. Пугают же дяденьками-милиционерами, прокуратурой, отобранием имущества и судами. При более плотном общении с этими коллекторами даже средний руки профессионал-цивилист выясняет для себя полное отсутствие у них какого бы то ни было представления о гражданском праве, как о материальном, так и о процессуальном.
Однако докучают эти деятели сильно. Скажу честно: даже меня, человека постоянно заряженного на возникновение конфликта, подобные господа «достают». Но у меня за плечами всё же какая-никакая, а тренировка, скажем, в залах судебных заседаний в течение тридцати лет, а каково тем, кто к подобному не привык?!
Тут имеет смысл пояснить несколько вещей.
Во-первых, надо пояснить как это всё следует воспринимать.
Во-вторых, надо пояснить, откуда подобного рода нахрапистость.
В-третьих, надо всё же попытаться дать юридическую, а не эмоциональную оценку подобным деяниям.
В-четвёртых, надо дать представление о том, насколько происходящее вообще имеет отношение к предпринимательству вообще и к банковской деятельности — в частности.
1
На просторах моей Родины, а родился я, — напоминаю всем охочим и неохочим это знать, — в СССР, практически не осталось мелких банков. Почему это так — отдельный вопрос, но банковской деятельностью нынче занимаются довольно крупные структуры, как правило и ко всему прочему, имеющие широкую филиальную сеть. В такого рода разросшихся на почве слияния, поглощения и прочих аквизиций структурах всегда существует серьёзная проблема. Эта проблема вполне сродни той, какую испытывают и всевозможные разветвлённые государственные службы. Проблема эта: слабая управляемость. Особенно в части согласованного действия различных служб и сотрудников. Очень часто после получения какой-то информации, а последняя распространяется в информационной системе банка крайне неряшливо, сотрудники тех или иных подразделений начинают действовать примерно так, как действуют автономные модули в известной матрице: начав какое-то дело, они сами с одной стороны не умеют принимать решений, а с другой — не в состоянии остановиться. А остановиться они не в состоянии именно потому, что сами решения принять не могут, команды же «К ноге!» им не поступает.
С другой стороны, банк не может отказаться иметь должников. И более того: для любого банка весьма и весьма выгодно иметь огромное количество мелких должников. Почему это так — особый разговор, но это именно так.
Есть и иной аспект: более всего на свете любой банк боится иметь просроченные кредиты. Любой просроченный в исполнении обязательства перед банком кредит весьма и весьма сильно «наказывает» банк, и последнему лучше пуститься во все тяжкие, и вовсе не от жадности, а чтобы избежать тех убытков, которые возникают у него из-за весьма своеобразно построенной системы банковского надзора. Любой банкир, — но именно банкир! — великолепно понимает что такое экономические показатели и как они влияют на работу банка и его доходность. Для посторонних по отношению к банковскому делу людей, разговоры о коэффициентах в отчётности банка практически всегда выглядят не чем иным, как «отмазкой». Но это, поверьте, вовсе не так. Коэффициенты эти как раз — очень серьёзное нечто.
В результате надо понимать, что налицо несколько факторов:
с одной стороны оправданное стремление плодить большое количество мелких должников,
со второй стороны весьма серьёзное давление на банк со стороны государства по поводу любого невозвращённого вовремя кредита,
с третьей — низкая степень управляемости персоналом,
с четвёртой — откровенное нежелание сотрудников самостоятельно принимать решение и отстаивать это решение в случае конфликта с руководством банка. В последнем некоторая логика есть: если переусердствование по поводу собирания долгов может привести в худшем случае к мату со стороны vis-à-vis, то конфликт с руководителем — к увольнению.
Вот, такова в реальности ситуация. Тут надо только добавить, что большинство сотрудников, которым поручена работа с должниками, и в самом деле в цивилистике разбираются не лучше, чем свиньи в апельсинах. То есть свиньи, несомненно, могут потреблять апельсины, равно как и эти сотрудники употреблять термины вроде «цессия» или «комиссия», но попробуйте им задать весьма простой вопрос: в каком таком случае возникает кредиторское требование у комитента по отношению к контрагенту комиссионера? — и Вы легко увидите, что вас понимают слабо.
То есть, разумеется, и ответ на этот вопрос можно выучить и зазубрить, но один шаг в сторону, вроде недопустимости цессии в силу договора с контрагентом комиссионера, закреплённой в нём самом, — и вы слышите мычание, очень напоминающее песенку: «А Вы нам на лекциях этого не давали!» Лично меня от такой песенки всегда тошнит. Интересно, а вот университетских преподавателей — подташнивает?
2
Нахрапистость сбора долгов или, как предпочитают говорить внутри банков — «работы с должниками», проистекает из описанного выше положения, а также и из того обстоятельства, что коллекторами часто становятся отставные приставы и милиционеры. Весьма немного среди них цивилистов и прокурорских работников с приличным стажем, скажем из гражданских судебных отделов. Как правило это — оперативные сотрудники, привыкшие общаться, главным образом, под защитой погон и собственной власти. В данном случае привычка осталась, а реальных погон и власти уже нет. Тем не менее, всякого, кого им указали в качестве должника, они воспринимают исключительно так, и никак иначе.
При этом эти люди вообще привыкли к нескольким вещам.
Они искренне полагают, что каждый, кто попался в их поле зрения согласно указанию начальства, непременно в чём-то виноват. Это — чисто оперская привычка, причём опера квалификации не выше средней.
Её понять можно. Иначе нормальному человеку весьма сложно в чисто моральном смысле надеть наручники или совершить иное насилие над другим человеком, который лично этому оперу ничего такого не сделал. Если же при этом у оперативника в голове сидит то, что коли человека назвал ему начальник, значит, за этим человеком что-то имеется, а «нарыть»-де можно на кого угодно, то всё выглядит довольно просто. В данном случае как раз происходит срабатывание подобных стереотипов поведения.
При этом подобные субъекты изначально считают именно себя «при деле», а своих «клиентов» чем-то им, любимым, обязанными, а потому как они суть люди занятые, то и требуют они одного и того же: встать передо мной как лист перед травой, да с документами!
Смешно это или нет, но я свидетель того, как некий субъект, звоня по телефону из города Москвы в город Новосибирск, на полном серьёзе требовал вполне милицейским тоном, чтобы новосибирец не позднее конца следующих суток явился бы к нему в город Москву, «имея при себе документ, удостоверяющий личность, подлинник договора и подлинники документов, доказывающих платежи в банк, заверенные печатями головной конторы банка».
Я понимаю, что с географией у москвичей вообще творится нечто невообразимое (На всю жизнь запомню ответ на мои претензии, который мне выдали, когда я пожаловался, что деньги из Москвы мне вместо Новосибирска заслали во Владивосток: «Ой! ну чего тебе, съездить трудно?! там же рядом!» Помню, что на такое замечание я даже не нашёлся что ответить), но это вовсе не обязан понимать каждый. Кроме того: напоминаю, что инициатива общения в таких случаях исходит вовсе не от «клиента», и с какой радости последний должен тащиться с подлинными доказательствами собственной чистоты по одному только желанию этих «коллекторов» — сказать трудно. Хотя, разумеется, никто ему этого не воспрещает.
Отсюда следует важный вывод: относиться ко всему этому надобно как к внешнему раздражителю, который, не смотря на его самомнение, никакой реальной угрозы не представляет. Правда, предварительно надо всё-таки перепровериться. Вполне возможно, что претензии в какой-то части их правомерны. Но если только после перепроверки своих документов Вы совершенно уверены в том, что с Вас требуют невесть чего — смело отваживайте этих субъектов, а если нервы крепкие, то можете отключить их вообще от своего восприятия: их не существует ни в каком виде. Подчёркиваю: если нервы крепкие, то именно так и надо делать. Скажу сразу: чаще всего длинные объяснения ничего не дают. И знаете почему? Они их не понимают! Они понимают только одно: давай деньги! лучше — наличными. Или платёжку в кассу того банка, который они обслуживают. Но в последнем случае они ещё заявят, что надо это перепроверять и постараются подлинник платёжки для этой проверки оставить у себя.
Вот никакие подлинники ни при каких обстоятельствах им оставлять нельзя. Пусть удавятся, но подлинников не получают. Подлинники — Ваши доказательства и доказательства не для них, а для суда!
3
Какова же юридическая оценка подобной деятельности? Вообще-то всевозможные разговоры по телефону не могут сами по себе служить чему бы то ни было, кроме как простому обмену информацией. То обстоятельство, что Вам кто-то звонит и говорит, что звонит от имени банка, никак не означает, что именно от имени банка он и звонит. Убедиться в том, что с Вами говорит не гопник и не хулиган, не шутник и не подпившая девица, а именно тот самый сотрудник банка, который имеет юридические полномочия представлять банк в подобных вопросах, в ходе телефонного разговора никак не возможно. Как невозможно убедиться, например, что Вы разговариваете со следователем, если только Вы не узнаёте конкретного человека по голосу. Но в последнем случае Вы по-прежнему не можете дать гарантии, что в этот самый момент обладатель знакомого голоса имеет реальные полномочия или говорит, не находясь под чужим контролем.
Это обстоятельство весьма хорошо знают работники банка. Во всяком случае нормальные банкиры.
Проверить это весьма легко. Попробуйте перезвонить по тому же самому номеру и задать элементарный вопрос о движении денег по своему счёту. Вы немедленно услышите, что справки такого рода по телефону банк не даёт. И, заметим, делает правильно. Однако, надо помнить, что, обсуждая вопросы задолженности, человек так или иначе, но раскрывает по телефонной линии неизвестному ему человеку содержание остатков на определённых банковских счетах. Вот последнее многими не осознаётся. А между тем, это категорически недопустимо именно по законодательству, регулирующему банковскую деятельность. Остаток по счёту задолженности, есть именно остаток по активному счёту, принадлежащему клиенту, и представляет собою банковскую тайну. Уже одно это заставляет крепко задуматься на тему правомерности подобных звонков. Обсуждать же состояние Вашего счёта, любого счёта! с Вашими близкими любой банкир может только с прямого и доказательного для него Вашего уполномочия.
В рассуждении указанного юридического обстоятельства можно смело заявить, что Вы вовсе не можете быть уверены в том, что с Вами говорит человек, обязанный законодательством о банках и банковской деятельности хранить банковскую тайну, а посему, у Вас всегда имеются серьёзные сомнения, что речь идёт именно о звонке сотрудника банка. На этом можно класть трубку.
Кроме всего прочего, всегда имеет смысл при любой возможности производить запись звонка или имитировать такую запись. Дело в том, что, если только Вам названивает не сотрудник банка и не лицо, которое уполномочено банком, а невесть кто, то такая запись — доказательство для уголовного преследования, а если это звонит всё-таки сотрудник банка, то эта запись — доказательство в процессе против банка по поводу его ответственности за разглашение банковской тайны или распространении относительно Вас сведений, которые действительности не соответствуют, а репутацию-то Вашу подмачивают.
4
Но всё это только до той самой поры, пока со стороны «банка» не начались запугивания, а тем более откровенное хулиганство, вроде расписывания стен и дверей. В последнем случае требование уплатить сумму денег, сопровождаемые угрозами относительно лишения имущества или любого иного характера, есть не что иное, как деяние, имеющее в себе признаки такого преступления как вымогательство. Особенно в том случае, когда требования уплаты денежной суммы носят явно неправомерный характер, а Вы уже пояснили, что не считаете себя никому ничего должным. При наличии доказательств угроз такого рода можете смело обращаться в полицию. Если же эти угрозы исходят от явившихся субъектов без фамилий, то этих персон при первой же возможности можно спокойно запирать в квартире (скорее всего они сами ничего не сделают и сильно брыкаться просто не посмеют, если только Вы не будете их провоцировать и выкажите знание «законов жанра») и вызывать наряд полиции для задержания вымогателей. Опять-таки, весьма при этом желательно иметь свидетелей или звуко- или видеозапись.
Но как быть в том случае, когда Вы не в состоянии закрепить доказательства правонарушения?
Ну, тут ответ довольно прост. В частные интересы чаще всего не входит уголовное преследование звонящих и приходящих. Мало того, в Ваши интересы также вообще не входит какое-либо объяснение с этими людьми. Надо помнить, что интерес существует у них, а не у Вас. И из этого и надо исходить.
Помните: Вы не должны предоставлять доказательства отсутствия долга, пока и поскольку Вам не предоставили подлинные доказательства его наличия. При этом при всём одна только распечатка из файла с банковской аппаратуры, конечно, достаточным или достоверным доказательством не является. Напечатать на бумаге может кто угодно и что угодно. И на все требования, содержащие слова «Вам необходимо…» можно спокойно отвечать, что Вы такой необходимости не понимаете и не имеете её пока что, а если это необходимо Вашему собеседнику, то пусть он и суетится. Можно, разумеется, поиграть и в более тонкую игру на тему «А что, давайте обменяемся информацией: Вы — мне, я, может быть, — Вам», но такая игра всё-таки требует определённых навыков и квалификации (кстати, как только такие навыки и квалификация Вами будут обнаружены, Ваши нахрапистые собеседники, скорее всего, отвалят подалее, ну, если только это не совсем уж «дети природы»), а потому играть так могут только те, кто эти навыки и квалификацию имеют.
Вообще же надо иметь в виду, что сами по себе такие подходы — штука чисто психологическая. Тот, кто решается на верную и жёсткую юридическую атаку, никогда не станет предупреждать своего противника о подготовке такой атаки. Предупреждать в данном случае — проигрышно. В чисто практическом смысле. И нормальные профессионалы так никогда не поступают. Поверьте мне просто на слово: профессионал, организующий атаку, будет скрывать и истинный объект атаки, и её направление, и её тактику до тех пор, пока они не должны быть необходимым образом раскрыты для реализации плана. И уж точно: он не будет разыгрывать из себя городского сумасшедшего с требованием дать миллион.
Обратите внимание, что Остап Бендер вовсе не был намерен стребовать с гражданина Корейко искомый миллион через суд. Ему как раз важнее было получить этот миллион на блюдечке с голубой каёмочкой от самого подпольного миллионера. И гражданин Остап Бендер, как бы он ни чтил Уголовный кодекс, но, между прочим, занимался элементарным вымогательством путём банального шантажа. Поэтому роль Паниковского в случае с подпольным миллионером была тактически оправданной, а вот в легальной банковской практике — нет.
И, наконец, последнее: обсуждаемые способы «работы с должниками» не имеют никакого отношения ни к нормальному предпринимательству, ни к нормальной банковской практике. Это легко понять, если сопоставить всё, описанное выше. Предпринимательство всегда заключается прежде всего в том, что люди, исходя из собственных эгоистических побуждений, прежде всего находят общий язык с другими людьми, за которыми также признаётся право на такой же точно эгоизм. Впрочем, это только до тех пор, пока капиталист не почуял, что большая прибыль, прибыль, прибыль может выскользнуть из рук, однако, это вряд ли относится к небольшим клиентам. Более высоких представлений о воле и добре в данном случае не требуется, как не требуется вообще всё, что впрямую не связано с теми самыми 300% прибыли...
Но банк, который в современной ситуации ведёт себя в обществе как слон в посудной лавке, ставит себя в крайне сложное положение. В положение отверженного. Между прочим, это уже очень неплохо начали понимать банки в России. Достаточно только упомянуть ставший известным на весь интернет скандалёз с таким традиционно жёстким в отношении своих должников банком как «Альфа-банк». Походив по ссылочкам можно прослушать и весь разговор, который произошёл, между прочим, между реальной должницей и банковским служащим. Другое дело, что ничтожный долг там был, скорее всего, результатом простого недоразумения и явные издержки по его получению просто превышали его самого, как говорится, визгу много, а шерсти мало. То есть тут оказались важны совершенно иные факторы.
Отмечу, между прочим, что с точки зрения, скажем, украинского пользователя разговор этот был ещё так себе, вовсе даже и не хамским, так как в результате телевизионного осатанения черноротость как раз на Украине порою просто зашкаливает. Причём отсутствие тормозов и самоцензурирования считается именно проявлением свободы.
(С моей точки зрения, любой мужчина, вне зависимости от ранга и общественного положения, который посмел назвать публично женщину проституткой, не важно даже как он это сделал с основаниями или без, заслуживает того, чтобы никогда более не быть выпускаемым в прямой эфир и никогда более ни при каких обстоятельствах не быть допускаемым в общество, полагающее себя приличным. На Украине же о подобном «шляхетстве» могут рассуждать, но придерживаться его правил не считают нужным нигде и никогда, а любое замечание на эту тему объявляют покушением на их свободу. Впрочем, это — вопрос темперамента и культуры, не более того. В конце концов, как люди желают жить — так пусть и живут).
Отмечу также то, что было уже сказано: если говорить о реальном предпринимательстве и реальном стремлении получать выгоду, вполне эгоистическую и вполне естественную для предпринимателя вообще, а тем более для банка, то подобное вымогательство на широком поле псевдодолжников, ни в коем случае не достигает такой цели. Цель тут достигается совершенно иными, куда как более тихими и спокойными методами, довольно кропотливой работой внутри структуры банка и постоянным влиянием на политику. Но до последнего надо дорасти. Пока что, как видно, дорастают только до того, чтобы получать письма вроде приведённого в самом начале. Кстати, как Вы догадываетесь, это письмо именно украинскому банку и именно от украинца. Ну, вот так принято выражёвываться там. У нас хамят, если желают нахамить, куда как более утончённо.
Кстати, дорогие россияне и россиянки, имейте в виду, что, — не хочу никого обижать! — но я с подобным в России сталкивался уже, чаще всего это исходит и от крымчан, и от севастопольцев, и от дончан. Извините, но людям с Украины уйти легче, чем изгнать привычки из себя. Я неоднократно видел уже в российских судах чисто процессуальные документы, исходящие из Крыма и Донецка, например, в которых в знак неуважения намеренно искажается фамилия или пишется она с прописной буквы. Делающий это даже не понимает, что это может быть как-то и выглядит в Крыму (кстати, как и обращение без определяемого слова: «Эй, уважаемый!»), а в остальной части России такое выглядит просто откровенной глупостью и быдловатостью. Между прочим, в Крыму обращение к судам, как к баронам, «Ваша честь!» в гражданских процессах ещё гуляло совсем недавно как лесной пожар, хотя такое обращение вообще-то допустимо только в уголовных процессах. Некоторые из прибывших новых судей на подобное обращение реагировали неожиданно для местных болезненно.
