В классе Клюшкиной женский день Восьмое марта праздновался широко. Мальчики готовили подарки. Они скидывались деньгами и выбирали то, что можно подарить девочкам. Например, блокнот подарить или набор шариковых ручек. Бродили толпой по магазинам “Школьник” и “Багульник”, выбирали.
- Всем девочкам выйти из класса, - говорила Дзинтра Артуровна перед счастливым моментом одаривания, - проветривать будем. Дышать нечем.
Девочки знали - их выгнали, чтобы мальчики в одиночестве разложили по партам свои блокноты. Сюрприз такой.
- А Кате Калугиной блокнот подарят не за тридцать семь копеек, а за рупь десять, - сообщала шепотом в коридоре девочкам толстая Картошкина.
У Картошкиной имелся брат - учащийся их же класса. И он рассказывал сестре секретики про подарки.
Все, конечно, ахали: за целый рупь десять!
Но ахать было особенно нечего - Катя Калугина девочка самая красивая. И честно заслуживала блокнота за рупь десять.
- Как Кате Калугиной повезло, - вздыхали некоторые девочки, - такой дорогой блокнот. И Сидоров еще за ней гоняется. Повезло.
- Дура она неумная, Калугина ваша, - отвечала двоечница Козицына, - и не лечится. Только нос задирает, а сама полный нуль из себя. Смотреть противно. Катюша - попа словно груша.
Все по очереди подглядывали в замочную скважину. В кабинете Сидоров дрался с Хомяковым за право возложить блокнот на парту Калугиной. И уверенно побеждал. Он был здоровый лоб и страшно влюбленный. Любовь придавала ему дополнительных сил в борьбе.
Сама Калугина прогуливалась по этажам с мальчиками из восьмого класса - наслаждалась своей исключительностью.
- А Козицыной-то ваще никто подарка дарить не хотел, - снова поделилась Картошкина, - двойки, говорят, пусть свои сначала исправит. Больше всех Сидоров против нее голосовал. Козицына просто позорит честь класса. Из-за нее нам всем краснеть приходится. И давайте ей вообще бойкот объявим. Так прямо и говорил!
Влюбленный Сидоров тоже являлся отпетым двоечником. Но ему прощалось - он был мальчик и требований общество к нему предъявляло не сильно много. Можно сказать - почти не предъявляло. И даже уважало просто так.
Козицына сплюнула на пол.
- Сдался мне этот вшивый блокнот, - сказала она, - у меня блокнотов завались. Девать некуда. Мне тетка вчера из самого Ленинграда сто разных блокнотов привезла. Специальных - с запахом. Нюхаешь блокнот, а от него мылом несет. Земляничным. У нас таких и не продается.
Потом дверь открывалась: проветрено и заходите, девочки, на поздравления с международным днем.
Очкастый Фролов с выражением прочитал стихотворение про бабушкины натруженные руки. Он жил с бабушкой. И был привязан к ней всей душой. Картошкин показывал цирковой номер - жонглировал теннисными мячами.
- Так любой дурак может, - комментировала Козицына с последней парты, - тремя мячами-то. Вот если бы сразу пятью мячами жонглировал - тогда бы я еще, может, поглядела.
А девочки, просмотрев культурную программу, начинали искренне благодарить мальчиков за подарки.
- А ручки-то не пишут! Сами такими ручками пишите!
- А у меня в блокноте плохое слово написано! Дзинтра Артуровна, можно мне тогда блокнотом с Козицыной поменяться?
- Сдался мне ваш вшивый блокнот! Еще и с плохим словом. Вот мне тетка из Ленинграда таких блокнотов навезла!
- Ах, не нравится блокнот! Так и отдай мне! Я тебе его на парту положил - мне и верни.
- Тогда отдавай расческу с двадцать третьего!
- Да вы вообще еще не женщины!
- И расчески за десять копеек подарили на День Защитника! Не позорились бы лучше. Мы-то вам целые блокноты.
- Тебе, Фролов, вообще ничего дарить не собирались. Всех от тебя давно тошнит!
- А тебе, Козицына, бойкот сегодня объявлять будем!
Дзинтра Артуровна похлопала на класс в ладоши. Бабушка Лина так хлопала на распоясавшихся поросят: тише-тише, ребята.
- Прежде всего, - сказала Дзинтра, - это праздник всех бабушек и мам. А потому подарите мамам поделки своими руками. Нарисуйте им красочные открытки. Фролов, прочитай своей бабушке стих про руки. Картошкин, покажи фокусы с шариками. Козицына принеси в дневнике положительную, наконец, оценку!
Фролов согласно кивал: не примазывайтесь, мол, к празднику всех бабушек.
С тем и разошлись.
А дома у Клюшкиных атмосфера праздника тоже явственно ощущалась - мама генералила. “Не родятся наши деееети, не подаааарят нам цветыыыы”, - пел ей лохматый певец по радио. Мама Клюшкиной энергично мыла мол и вздыхала.
“А и правда, - подумала Клюшкина, - не подарят. Хоть и родились эти дети. И что за дети такие народились? Безобразие, а не дети”.
Лидка, к примеру, собиралась преподнести маме тапок-игольницу. Она смастерила этих игольниц миллион. И уже одарила поделкой бабушку Лину, тетку Розу, саму Клюшкину и всех задушевных своих подруг.
Клюшкина игольницу делать не хотела - много их на одну семью получается. Не стих же читать? Чай, не Новый год. А шарами жонглировать она не умела - ни тремя, ни даже двумя.
И тогда Клюшкина решительно разбила копилку - олимпиадного медведя. Медведя было немного жаль - он прожил с Клюшкиной значительную часть жизни.
И пошла в магазин. За цветами. В очереди толпились одни мужчины. Толкались и просили завернуть посвежее. Особым спросом пользовались розы, но на эти цветы у Клюшкиной не хватало олимпиадных денег. А потому она взяла три красные гвоздики. Они прекрасно пахли Первомаем. И еще теплой нежностью. Несла гвоздики в газете на груди. Боялась, что замерзнут.
Цветы не замерзли. Но у одной прекрасной гвоздики отвалилась вдруг голова. Эта красная голова была хитрым методом посажена на спичку. И Клюшкина очень расстроилась. И даже хотела - грешным делом - склеить на скорую руку игольницу из поролона. “Не подаааряяяят наааам цветыыы…”
Но маме цветы очень понравились. Все три - даже тот, что имел неожиданную травму кудрявой головы.
А вечером пришел веселый папа. И принес еще красных гвоздик.
С Восьмым марта, дамы! Синего неба вам. И весеннего настроения. И пусть общество не предъявляет к вам всяких завышенных требований, а будет равноправным гендерно. И, по возможности, добрым еще будет.