Виннипег, а там все говорят на фарси. Но и это не самое странное
В российском прокате идет картина «Универсальный язык» канадского режиссера Мэттью Ранкина, получившая в 2024 году приз зрительских симпатий на Каннском кинофестивале.
Главный герой увольняется с работы, возвращается в родной Виннипег и обнаруживает, что там теперь все говорят на фарси (Ранкин работал над этим фильмом вместе с командой иранских сценаристов — Илой Фирузабади и Пирузом Немати). Но это не самое сюрреалистическое происшествие, которое ожидает персонажа. Об этой неожиданной и оригинальной картине.
У фильма канадца Мэттью Рэнкина «Универсальный язык» есть второе название, но прочитать его смогут только те, кто владеет фарси: «Любовная песнь для индюшки». И это вовсе не самый странный факт о картине, поразившей критиков и синефилов в прошлом году в Каннах.
Запыхавшийся учитель влетает в класс. Его раздражение растет с каждой минутой. Ведь один из учеников нарисовал на лице брови и усы в подражание Граучо Марксу, а другой потерял очки и не может прочитать, что написано на доске. А там лишь одна фраза по-французски: «Мы навсегда потеряны в этом мире». Махнув рукой, учитель отправляет детей в шкаф — но, похоже, это портал между мирами, как в «Хрониках Нарнии». Только в этой заснеженной, узнаваемо канадской реальности мы смотрим иранское кино, персонажи которого разговаривают исключительно на фарси.
Oscilloscope Laboratories
Не спешите удивляться, это только начало. Пару минут спустя вы окажетесь на бессодержательной экскурсии чудаковатого джентльмена в нелепом костюме и ярко-розовых наушниках — он показывает группе усталых туристов историческую парковку, забытый еще в 1978 году на автобусной остановке чемодан, а потом дом, в котором жили ничем не замечательные, но очень хорошие люди.
Вы увидите, как две сестры-школьницы попытаются выпросить в хозяйственном магазине топор, чтобы вырубить изо льда застрявшую там купюру. Встретите мужчину, наряженного в рождественскую елку. Познакомитесь с индюшкой, выигравшей несколько конкурсов красоты.
Зритель «Универсального языка» долго будет блуждать по дезориентирующему лабиринту абсурдистских сценок и одинаковых пейзажей — не вздумайте перепутать бежевый квартал с коричневым, иначе потеряетесь навсегда! Придется привыкнуть к неожиданным объявлениям: «Не кричать рядом с цветами» или «Не гулять просто так, займитесь делом». Что-то соображать в происходящем публика начнет, когда на сцене — отнюдь не сразу — появится первый настоящий канадец (большинство ролей играют иранцы, снят фильм полностью в Манитобе), некто Мэттью. Он увольняется с очевидно скучной и бессмысленной работы в Монреале и садится на автобус в Виннипег, где его ждет мать. По дороге выпивает снотворное и, прикорнув у окошка, засыпает.
Эту роль играет Мэттью Рэнкин, создатель «Универсального языка». Картину, таким образом, можно без труда трактовать в качестве его сна, хотя режиссер предпочитает термин «автобиографическая галлюцинация».
Взяв у самого себя интервью перед премьерой в Каннах, он не стесняется в метафорах: собственную картину сравнивает с гавайской пиццей и утконосом. Нетрудно сделать вывод — перед нами кино на любителя. Зато нигде и никогда больше вы такого не посмотрите, и это немало. На том же Каннском фестивале «Универсальный язык» получил приз зрительских симпатий.
Когда-то Рэнкин влюбился в иранское кино 1980–1990-х. Аббас Киаростами и Джафар Панахи с их ранними поэтическими фильмами, посвященными детским приключениям (потому эти картины и проходили ниже цензурных радаров), вдохновили его на радикальный жизненный шаг: канадец отправился в Иран, решив научиться там искусству режиссуры. Из этого не вышло ничего, кроме дружбы со многими независимыми кинематографистами — и, собственно, этого фильма.
Например, сюжет с замерзшими деньгами, которые пытаются вытащить две девочки, очевидно, отсылает к знаменитому дебюту Панахи «Белый шарик», сцены с гневным учителем в классе — к «Где дом друга?» Киаростами. Однако иранские режиссеры брались за невинные детские сюжеты вынужденно, для них это было формой эзопова языка. Рэнкин же использует их, как и всю иранскую тематику, для сюрреалистической, вроде бы бессодержательной стилевой игры, суть которой поймают лишь искушенные синефилы.
Название фильма то ли иронично, то ли лукаво. Кинематограф вовсе не универсальный язык, и удивительный мир иранского кино нуждается в специальных комментариях и пояснениях для зрителя, не погруженного в контекст. Смесь двух языков — фарси и французского, как и двух реальностей, порождает остранняющий эффект, по заветам русских формалистов. И напоминает, кроме вышеназванных образцов, то о позднем Луисе Бунюэле («Скромное обаяние буржуазии», «Фантом свободы»), то о зрелом Уэсе Андерсоне, чья маниакальная страсть к аккуратной симметрии копируется — или высмеивается, понять сложно — в геометрических композициях операторки Изабелль Стащенко.
Если пытаться прочитать «Универсальный язык» как рефлексию о природе кинематографа, особой глубины в ней найти не удастся. Ну да, этот вид искусства позволяет имитировать нарративные структуры, прибегая к парадоксу и нонсенсу, и чудом переносить как публику, так и персонажей из одной культурно-географической среды в другую. Эту мысль сложно назвать новой. А с абсурдизмом как методом сегодня более продуктивно и изобретательно работают мейнстримные сериалы, вроде «Разделения».
Но даже если вас не рассмешит хрупкий юмор Рэнкина, а внешне бессвязное чередование эпизодов приведет в законное недоумение, не торопитесь выбегать из зала. Этот фильм необходимо досмотреть до конца. Третий акт неожиданно примирит вас с нарастающей неразберихой и ухитрится соединить разрозненные элементы в цельную композицию. Лирический (его не назвать иначе) герой Рэнкина не случайно едет к матери, попадая в редкий день — 29 февраля, — на ее день рождения. Оказывается, мы все это время были не на экскурсии по киноманским пристрастиям режиссера, а листали его трогательный интимный дневник. Речь в нем шла об универсальном языке одиночества и любви, на котором говорит нешуточно трогательный финал.
Одинокий, непрактичный и неуместный, как забытый кем-то на остановке чемодан, «Универсальный язык» нуждается во внимании зрителя: чтобы тот его отогрел, рассмотрел, обстоятельно в нем покопался и отыскал что-то полезное для себя. Как показывает приз в Каннах, такая чуткая публика существует. Осталось собрать ее у экранов.
