— Саша, спаси, мама умирает! — раздался в трубке отчаянный голос моей сестры Ани. Я застыла в коридоре офиса, выронив почти сумку.
— Что значит «умирает»?! Что случилось?
— Врачи сказали, срочно нужна операция на сердце, иначе всё… — Аня всхлипнула. — Приезжай, бери деньги, проси у кого угодно в долг, иначе маму не спасут.
Я услышала шум голосов, плач. Слёзы выступили у меня на глазах. Мама… хоть у нас отношения и напряжённые, но это же близкий человек!
— Ладно, постараюсь, — прошептала я. — Я скоро буду.
Моя семья славилась тем, что я — младшая из трёх детей — постоянно была «спонсором». Старшие брат и сестра рано обзавелись семьями, растратив средства. Мама жаловалась на «болячки», отец отстранился и вообще непонятно где. Как только я начала более-менее зарабатывать, тут же пришлось помогать: то на ремонт, то на лечение.
Вспоминала прошлые истории: мама падала в обморок, врачи говорили: «У неё лёгкие нарушения, нужен отдых». Но семья трубила, что вот-вот она помрёт, требовала срочно денег на дорогостоящее «авторское» лекарство. Я брала кредиты, работала на двух работах… В итоге, когда я оставалась без копейки, мама внезапно «выздоравливала».
Становилось всё очевиднее, что меня используют. Но признаваться в этом самой себе было слишком больно. Ведь мы — семья, разве нет?
Через два часа я примчалась в условленную больницу. Забегаю в приёмное отделение, спрашиваю о маме. Мне сказали: «Такой пациентки сейчас нет».
— Наверно, уже перевели в кардиологию, — подумала я. Поднялась на нужный этаж. Медсестра удивлённо приподняла брови:
— Нет, такой фамилии нет. Может, она записана на консультацию?
Я металась по коридорам, пока наконец не увидела Аню. Она сидела на лавочке, болтая с братом. Увидев меня, вскочила:
— Саша, ты пришла? Привет…
— Где мама? — спросила я в панике. — Как она?
Аня замялась, за неё ответил брат:
— Слушай, операция перенеслась. Но всё равно надо заплатить врачу, чтобы потом без очереди. А сейчас маму отпустили домой.
— Как «домой»? Вы же говорили, срочно…
Аня отвела глаза:
— Ну, всякое бывает. Врачи решили пока отложить. Ты принесла деньги?
Я сжала кулаки:
— Нет у меня при себе денег. Сколько нужно?
— Ну, тысяч четыреста, — ответил брат. — На операцию, на «благодарность» хирургу и на реабилитацию.
— Четыреста?! Да у меня таких сбережений нет.
Аня всплеснула руками:
— Значит, берёшь кредит. Ты хочешь, чтобы мама умерла?!
У меня внутри защемило. Но в этот раз что-то не давало сорваться и бежать за кредитом. Слишком подозрительно.
— Покажите справки, результаты обследования, направление на операцию.
Они с братом переглянулись. Потом брат буркнул:
— У нас с собой ничего нет. Есть выписка дома. Саша, давай без вопросов, у нас всё серьёзно.
— Ладно, тогда я поеду к маме, отдам лично.
Аня похлопала ресницами:
— Смысл? Мама отдыхает, ей нельзя волноваться. Лучше ты нам прямо сейчас переведи.
Теперь я окончательно почувствовала обман. Лицо брата было напряжённым, Аня не отводила взгляд.
— Нет, без документов я ничего не переведу. Хочу удостовериться, что мама действительно в опасности.
— Саша, да как ты смеешь?! — зашипела Аня. — Значит, тебе не жалко мать?!
Я развернулась и пошла к выходу. За спиной слышала ругань, угрозы. Но я твёрдо решила: «С меня хватит».
Уже в такси я позвонила Кириллу, своему жениху. Сквозь слёзы рассказала, что опять эти лживые истории и шантаж.
— Милая, не плачь, — успокоил он меня. — Ты сделала правильно, что не повелась. Может, стоит узнать реальное состояние здоровья мамы?
— Да, — всхлипнула я. — Хочу съездить к ней домой, проверить, что там.
— Я поеду с тобой.
Кирилл всегда поддерживал меня. Он сам родом из нормальной семьи, где люди помогают друг другу искренне, поэтому долго не мог поверить, что у меня всё наоборот. Но видя, через что я прохожу, начал подсказывать: «Не давай себя обманывать».
Мы приехали в родной двор, где мама жила с отцом (который, правда, вечно пропадал по гаражам) и сестрой. Заходим в дом — и видим маму совершенно здоровую, сидящую на диване и болтающую по телефону. При виде меня она сделала страдальческое лицо:
— Сашенька, девочка моя, я еле-еле добралась от больницы… Меня чуть не угробили эти врачи!
Я оглядела её:
— А где перевязки, таблетки? Где назначение?
— Да вот же, — она потрогала пачку каких-то «медицинских» бумажек на столе.
Я взяла одну, начала читать — а там пометка о каком-то исследовании, датированном двухлетней давностью.
— Мама, это старая справка, и вообще тут нет ничего про операцию.
— Ну врачи же сказали, что мне нельзя нервничать. Ты что, не веришь собственной матери?!
— Я хочу узнать правду.
Тут мама распалилась, стала стонать, хвататься за сердце. Но Кирилл аккуратно проверил пульс:
— Ваш пульс вполне нормальный, дышите ровно. Может, вызвать «Скорую», если всё так плохо?
— Не надо! — мама выдернула руку. — Зачем пугать меня скорой?
В коридоре показалась Аня, с хмурым лицом:
— Пришла, проверяет тут. Мы без тебя разберёмся!
Я понимала, что сейчас сцена закончится обвинениями в мой адрес. Мама уже начала хныкать: «Какой ты жестокий ребёнок, не хочешь помочь…»
Но я только сказала:
— Мама, если у тебя серьёзное заболевание, я оплачу независимое обследование в хорошей клинике. Сама всё организую.
— Да ну, у нас всё схвачено, свои врачи…
— Предоставь мне реальные заключения, и я помогу с деньгами. Если нет, — я сделала паузу, — извини, но я больше не дам ни рубля.
Мама театрально закатила глаза, а Аня зашипела:
— Проваливай, мы и без тебя справимся!
Я развернулась и вышла с Кириллом. По дороге домой рыдала: хоть и понимала, что это «спектакль», но всё равно было очень больно. Это ведь мама…
На следующий день я отвлекалась на работу, когда в обед позвонила подруга, которая случайно работает в поликлинике, где якобы «лечится» моя мама. Я давно просила её узнать, действительно ли мама ходила на приём.
— Саш, слушай, проверила по знакомым: твоя мама не лежит ни в каком кардиологическом отделении и никогда не обращалась за направлением на операцию. Максимум у неё была гипертония, и она год назад прошла плановый осмотр. Никакой угрозы жизни нет.
Я вздохнула тяжело:
— Значит, в очередной раз меня пытались кинуть на деньги.
В душе боролись чувства. То, что я давно подозревала, теперь подтвердилось. Никакой срочной операции не было, всё — обман и манипуляция.
Вечером я созвонилась с Кириллом. Он сказал:
— Любимая, тебе придётся сделать выбор: или ты дальше кормишь этих людей, или начинаешь новую жизнь.
— Я не могу бросить мать, даже если она…
— Я понимаю. Но ведь она сама всё усложняет, постоянно врет, выкачивает из тебя деньги. Если бы была реальная болезнь, ты бы помогла. Но они тебя используют.
Я молчала, потом тихо сказала:
— Знаешь, ты прав. Надо как-то защитить себя.
Кирилл предложил: «Переезжай ко мне, смени номер телефона. А если мама и правда заболеет, найдёт способ сообщить».
Я переживала, но понимала, что так жить больше нельзя. Про кредит в четыреста тысяч не могло быть и речи — я уже выплатила несколько прошлых займов, взятых из-за их «болезней» и «проблем».
В субботу я в последний раз приехала к маминому дому. Пришла одна, Кирилл ждал в машине. За столом собралась вся семья: мама, Аня, брат, отец. Видимо, ждали «финансирование».
Я поставила на стол пакет с фруктами:
— Вот, витаминов купила.
Мама притворно закашлялась:
— Спасибо, дочка. Но где главное — деньги?
— Денег не дам, пока не увижу официальные документы.
— Ах ты, бессердечная! — вспылил брат. — Не забыла, кто тебя растил и ноги тебе мыл?!
— Ни разу вы мне ноги не мыли, это во-первых, — спокойно сказала я. — Во-вторых, я ценила, что мама меня растила. Но всё, что она дала, я давно вернула финансово — уже сполна, и с лихвой.
Они переглянулись с ненавистью в глазах. Мама начала вопить:
— Ты на стороне чужака (кивок в сторону окна, видимо, намекая на Кирилла) против нас, своей крови!
— Извините, мама, но вы сами оттолкнули меня. Мне надоело быть кошельком на ножках. С сегодняшнего дня я больше не стану вам платить без причин.
— Уходи, предательница! — кричала сестра. — И не смей потом возвращаться!
— Хорошо, — я кивнула. — Если вам действительно нужна будет помощь по здоровью, предоставьте диагноз. И я помогу, но только напрямую клинике. Никаких передач денег из рук в руки.
— Иди к чёрту!
Я развернулась и вышла, слыша в спину брань. Сердце колотилось, но в голове прояснилось. Всё, точка.
Я переехала к Кириллу. На душе было тревожно, как будто я совершила «предательство» по отношению к семье. Но Кирилл успокаивал:
— Ты ничего не должна людям, которые тебя обманывали и высасывали деньги.
Я сменила номер телефона, удалила из социальных сетей родственников. Первое время Аня писала мне на почту, грозилась подать на меня в суд за «неоказание помощи больной матери», но адвокат, к которому я обратилась, пояснил, что всё это пустое.
Чувство вины изредка накатывало, но я училась его отталкивать, понимая: настоящие родные так не поступают.
Прошло несколько месяцев. Я начала дышать свободнее, сумела накопить денег на мелкие удовольствия. И вдруг однажды вечерним звонком меня удивил отец (он выследил мой номер через общих знакомых):
— Саша, мама в больнице. Всё всерьёз. Нужно срочно оплатить операцию.
Я оцепенела, сердце кольнуло. Спустя секунду спросила:
— Папа, пришли выписку, диагноз, данные больницы.
— Зачем? Мать умирает, нет времени!
— Без подтверждения я ничего платить не буду.
Повисла долгая пауза, а потом он сказал:
— Ладно, мы найдём другие пути. До свидания.
Так и бросил трубку. И я поняла: опять обман.
Я вышла из ванной, где звонил отец, и увидела Кирилла, который, заметив моё печальное лицо, мягко улыбнулся:
— Опять та же песня?
— Да… Похоже, ничего не меняется.
— Ничего. Зато у нас с тобой всё меняется к лучшему, — сказал Кирилл и обнял меня. — Не переживай, они не смогут тебя снова загнать в ловушку.
И я почувствовала, как тёплая волна спокойствия омывает душу. Кирилл прав: я больше не буду платить за вымышленные болезни. Если однажды мама и правда заболеет, я помогу, но только в прозрачных условиях.
Сейчас я свободна от постоянного страха и шантажа. Мы с Кириллом планируем свадьбу, копим на небольшой домик. Глядя на наше будущее, я понимаю: правильно сделала, что отсеяла токсичную родню. Семья — это не та, что требует бесконечных денег, а те, кто действительно любит и ценит тебя.
И пусть периодически ощущается горечь оттого, что мои собственные родители и сёстры видели во мне лишь кошелёк, я всё равно позволяю себе быть счастливой. Я заслужила это право — жить для себя и своих близких людей, а не для чужих манипуляций.