Его имя впервые появилось в афише Большого зала в апреле 1937-го: в первом отчетном концерте только созданной школы при Ленинградской консерватории выступил семилетний Лялик Берман – именно так он указан в программке. К этому времени «стаж» музыкальных занятий мальчика составлял пять лет – едва ни с пеленок!
В отличие от многих вундеркиндов Лазарь Берман станет выдающимся музыкантом с мировой славой. О его виртуозности шутили: «А нет ли у Бермана третьей руки или 20 пальцев»? Сам он самокритично уверял: «Себя я никогда не буду считать сложившимся вполне» ….
К 95-летию со дня рождения пианиста вспоминаем о его судьбе и филармонических программах.
Берман Лазарь Наумович (1930-2005) – пианист, педагог.
Лазарь Берман прожил 75 лет, из которых 73 года играл на рояле. Его мать, выпускница Петербургской консерватории, сразу же после рождения ребенка задалась целью вырастить вундеркинда. Заниматься с сыном она начала, когда тому едва исполнилось два года! Сохранился отзыв Самария Савшинского на игру маленького пианиста при поступлении в группу одаренных детей:
«Сегодня в Ленинградской государственной консерватории начались публичные испытания... группы юных музыкантов. Самый юный исполнитель среди экзаменующихся – Ляля Берман, 4 лет и 9 месяцев. Ребенок свободно исполняет произведения Баха, Чайковского и других композиторов».
Самым младшим Лазарь или, как указано в афише, «Лялик» Берман был и среди участников отчетного концерта учеников школы при Ленинградской консерватории 1937-го года в Большом зале филармонии: семилетний пианист сыграл не только Моцарта и Шопена, но и мазурку собственного сочинения. Уже в 1939 году семья Бермана переезжает в Москву, девятилетний Лазарь поступает в класс Александра Гольденвейзера – у него он учится сначала в ЦМШ, затем в консерватории и аспирантуре. И с первых «московских» лет начинает выступать: играет с оркестром, дает сольные вечера виртуозной музыки.
О необычайной виртуозности пианиста будут писать рецензенты на протяжении всей его исполнительской карьеры. Зарубежная публика сначала слышит Бермана по радио: во время войны, когда страны союзников «обменивались» радиопередачами, запись юного пианиста транслировали в Британии. В послевоенные годы музыканта отправляют на конкурсы: I премию он получает только в Берлине на Международном фестивале молодежи и студентов (1955), из Брюсселя вернется лишь с V премией (1956), из Будапешта – с III (1956), получив (единственный из лауреатов) приглашение остаться с концертами. С гастролей по Венгрии, Чехословакии, ГДР Берман привозит восторженные рецензии. В 1958 году он играет сольный концерт в Лондоне, а уже с 1959-го его международная карьера прервется на целых семнадцать лет – до середины 1970-х пианиста не выпускают за рубеж из-за женитьбы на подданной Франции, хотя этот первый брак окажется очень коротким.
Невидимая третья рука
С 1976 года Лазарь Берман вновь гастролирует по всему миру, дебютирует в США: критики пишут о нем, как о «феномене русской пианистической школы» и шутят насчет «невидимой третьей руки», с помощью которой Берман с легкостью играет виртуозные произведения. Пианист выступает с ведущими дирижерами мира, среди которых Юджин Орманди, Клаудио Аббадо, Герберт Караян, Курт Мазур, записывается на западных лейблах (Deutsche Grammophon, CBS, EMI), за запись Трансцендентных этюдов Листа получает Премию имени Ференца Листа в Будапеште. В 1980-м Бермана вновь на четыре года лишают возможности концертировать за рубежом, на сей раз из-за привезенной из поездки книги «Русские» американского журналиста, проработавшего много лет корреспондентом «Нью-Йорк таймс» в Москве.
В 1990 году Берман получает приглашение на работу в консерватории Осло. В Россию он больше не вернется. После окончания полугодового контракта музыкант селится с семьей во Флоренции, где преподает, работает он также и в Веймарской высшей школе музыки (до 2000-го), концертирует с сыном – скрипачом Павлом Берманом. Последний концерт пианист даст в 2003 году в Берлине.
В Ленинградской филармонии Лазарь Берман сыграл всего несколько клавирабендов – один в Малом зале имени Глинки (1955) и три, уже в зрелом возрасте, в Большом зале (1983, 1985, 1987). С оркестрами – ЗКР и АСО – он выступал чаще, но тоже с внушительным перерывом: семь концертов пианиста состоялись с 1955-го по 1963 год, еще шесть – в 1980–1987. Берман играл под управлением Курта Зандерлинга и Неэме Ярви, Николая Аносова и Геннадия Рождественского, Арвида Янсонса и Александра Дмитриева, выступал он и в абонементе «Дебюты молодых дирижеров», когда за пультом стояли начинающие Леонид Корчмар и Владимир Альтшулер, а под управлением автора исполнил Концерт Хачатуряна. Программы музыканта практически не повторялись: Берман солировал в концертах Рахманинова (№ 3), Листа (оба), Брамса, Чайковского, Прокофьева (все – № 1), в соль-мажорном концерте Равеля и концерте Скрябина, играл Рапсодию в стиле блюз Гершвина.
В последний раз пианист приезжал уже не в Ленинградскую, а в Петербургскую филармонию: 9 декабря 1995 года он исполнил в Большом зале с Заслуженным коллективом под управлением немецкого дирижера Джорджа Александра Альбрехта Концерт Грига. Кажется, в этом был некий детский вызов: вы ждете от меня виртуозного Листа, а я сейчас хочу григовской лирики.
Воспоминания Бермана
Всё же название мемуаров Лазаря Бермана «Годы странствий. Воспоминания музыканта», изданных сначала на немецком, а затем, уже после смерти пианиста, на русском языке (М.: Классика-XXI, 2006), отсылает к циклу Листа. На страницах книги речь идет не только о географических странствиях – из Ленинграда в Москву, затем в эвакуацию в Пермь, снова в столицу, потом гастроли по стране, концерты в залах и провинциальных клубах, и даже в школах и детских садах, а параллельно по миру – в Европе, США, Японии. Важнее для Бермана странствия души – неуверенной (в этом он винил авторитарную маму), неспокойной (каждый концерт давался с невероятным нервным напряжением), бесконечно любящей семью и друзей, ранимой, но не держащей обид. Пожалуй, единственный человек, которого Берман не щадит в воспоминаниях, это он сам: себя он винит в неудачных выступлениях на конкурсах, себя корит за человеческие проступки. Но жизнь свою принимает такой, какой она была. А за три четверти века случалось многое. Берман признается в когда-то безоговорочной вере в идеалы Советского государства: вступив в пионеры, он решил, что больше не будет отпускать поклоны публике, ведь пионер не должен кланяться, в консерватории становится комсоргом фортепианного факультета, горько оплакивает смерть Сталина, но проститься приходит с Прокофьевым (композитор умер в тот же день, 5 марта 1953-го). КГБ предлагает ему «сотрудничество» (попросту стать осведомителем), он вежливо, без демонстрации, отказывается, а когда ему перекрывают выезд на зарубежные гастроли, находит и в этом свои плюсы – возможность совершенствоваться, больше играть в поездках по стране.
Вспоминает Берман и дирижеров, с которыми довелось выступать, – западных и отечественных – Кондрашина, Гаука (у него полгода занимался дирижированием), Рождественского. Пишет и о тех, с которыми так и не встретился на сцене. Первым среди них был Евгений Мравинский. О нем пианист говорит с особым благоговением, а Заслуженный коллектив называет лучшим европейским оркестром. Много в книге и забавных историй, много добрых слов о коллегах-музыкантах, много искренности, наивности и совсем нет пафоса. Этот огромный человек, похожий на медведя, предстает перед читателями большим ребенком. Похоже, что публика и воспринимала его таким. Во всяком случае, когда перед афишами Лазаря Бермана на Михайловской улице останавливались меломаны, бывало нет-нет, да и услышишь: «Смотрите, Лялик приехал, давно его не было!»
И. Р.
