Однажды я услышал интересную фразу: «Если предстоит конфликт — конфликтуйте». И произнес ее не кто-то случайный, а известный психолог, педагог, конфликтолог Андрей Кёниг. Об этом мы поговорили в интервью, отрывок из которого я предлагаю вам прочитать в этой статье.
— Андрей, многие эксперты говорят, что надо избегать конфликтов, а ты — наоборот. Почему?
— Конфликты — это не ошибка коммуникации, а самостоятельное явление. И его нельзя исключить из жизни, потому что есть ситуации, где ничего другое не работает. Например, у тебя к кому-то претензия: вот здесь начинается моя территория, а твоя заканчивается. Конфликт — единственная форма взаимоотношений, которая позволяет уладить этот вопрос. Никакие договоренности не работают. Если человек понимает, что наступил на твою территорию, а ты допустил, то завтра он сделает это снова.
Это из серии переноса деревенских заборов. Единственное, что останавливает процесс, это когда ты говоришь: «Эй, стоп! Это моя земля, ну-ка быстро убрал забор назад!». Когда вы открыто возражаете и готовы защищаться, в этот момент начинается конфликт. Но он может вспыхнуть и быстро закончиться, потому что ваш оппонент скажет: «Ой, прости, я не знал… Отодвину, мне несложно».
Это история хулиганов на улице, территориальных претензий, семейных и рабочих разборок: это мой стол, мой стул. Как в сказке «Три медведя». Кто ложился в мою постель и смял ее… Везде одна и та же история.
Переход в конфликты останавливает процессы, фиксирует равновесие. Если их убрать из жизни человека, то у него не будет инструментов останавливать такие вещи.
Что происходит с тем, кто не может отразить вторжение на свою территорию? У него заканчивается территория. Если бы это было не так, ни одной стране в мире не нужна была бы армия. Не для того, чтобы сражаться, а четко обозначать готовность отстаивать свои интересы.
Мы с партнерами провели исследование в нескольких школах в разных регионах России. Исходили из того, что конфликт нельзя убрать. Посмотрели на взаимоотношения ученик-ученик, ученик-учитель, учитель-родитель. Изучили сколько в школе конфликтов и каково отношение к ним.
Первое: если мы снимаем запрет на конфликты в школе, то их происходит в среднем на 10–15% больше.
Второе: они становятся социальными, то есть без физической агрессии, их интенсивность снижается.
Третье: исходя из предположений, что они возникают сразу, успеваемость на 10–15% возрастает, потому что конфликты связаны с функцией развития.
Огромное количество педагогов ссылалось на то, что освоение системы знаний — это внутренний конфликт. Глядя на это исследование, я понял, что если конфликт своевременный, то, во-первых, он, выполнив свою функцию, закончится очень быстро. Во-вторых, простимулирует все стороны к тому, чтобы немножко подрасти, и, в-третьих, приобретет социально приемлемую форму. То есть, когда мы можем аргументированно конфликтовать, нам не нужен мордобой.
— Значит, когда мы таим в себе конфликт, он все равно выльется, но более агрессивно, а если вовремя выплеснуть его, то угаснет в социальной форме?
— Безусловно. И у него есть два способа проявиться: он выльется неадекватно сильно или перейдет внутрь тебя, и ты начнешь сжирать себя, предъявлять себе претензии, и никаких хороших последствий для здоровья не будет.
В любом устоявшемся коллективе уровень конфликтности — это константа, которая зависит от количества конфликтов в единицу времени, от частоты их возникновения и интенсивности. Чем больше конфликтов, тем ниже их интенсивность. Чем их меньше, тем выше интенсивность каждого из них.
Поэтому, если мы хотим, чтобы конфликты были мирные и никто не пострадал, нужно конфликтовать чаще, естественнее. Как говорят конфликтологи, по первому уровню, то есть, аргументированно. И если так происходит, то у нас здоровая система.
— Когда говорят, что у кого-то в семье нет конфликтов, я понимаю, рано или поздно там может дойти до рукоприкладства. Возможно, люди что-то другое называют конфликтом? Раз в неделю тарелки бьют и говорят, что это дружеский спор. Надо разобраться с терминологией. Что ты подразумеваешь под словом конфликт?
— Когда мы с моим коллегой Славой Захаровым формулировали определение, то нам хотелось, чтобы, с одной стороны, оно пересекалось с тем, что называют конфликтом и остальные исследователи вопроса. А с другой, чтобы там была фишка, которая четко определяет это явление.
У нас получилось, что конфликт — это противодействие двух или более сторон, выгодное всем сторонам противостояния. Если хотя бы одной стороне это не нужно, она просто разворачивается и уходит, и конфликта не случается.
Например, кто-то наступил вам на ногу, а у вас хорошее настроение. У такого конфликта нет шансов. Вы хлопните по плечу и скажете: «Дружище, сползи, пожалуйста, с моей ноги. А то ботинок грязный, а я к девушке на свидание иду».
В другой ситуации вы повернетесь и подумаете: «Еще и на ногу наступил, ну, сейчас я тебе объясню, как надо себя вести», — в этот момент появился мотив оставаться в такой коммуникации. Не развернуться и уйти, а что-то этому человеку доказать. Как только так произошло: у одного есть выгода оставаться и у второго — это конфликт. Из этого действительно технически надо искать выход, потому что, когда обеим сторонам выгодно, они могут дойти до рукоприкладства. Но до тех пор, пока они не зацепились — это не конфликт. У нас даже есть отдельный термин «неконфликт». Именно так, в одно слово, без пробела. Это ситуация, когда у тебя с человеком конфликт, а он не в курсе.
Здесь вся история живет в голове у одного человека, и ему кажется, что это противостояние. Например, зять с тещей 20 лет ругается. А она в курсе? Она, может быть, рассказывает, как любит его, а он думает, что у них не выясненные отношения. Часто люди живут в этом много лет, тратят силы, выплескиваются эмоции на детей, на жену.
— Для меня причина конфликта — это разница в картине мира, чувство правоты. То есть, одна и та же ситуация, которую две стороны рассказывают по-разному. Не кажется ли тебе, что решение конфликта — это прояснение картин мира?
— И да, и нет. У любого человека есть способность поддерживать свое мнение и ставить себя на место другого. Это эмпатия, или вторая позиция восприятия, про которую мы говорим в НЛП.
Когда эта функция работает, войти в конфликт невозможно. Если я вижу своими глазами и глазами оппонента, то обе позиции — мои. Потому что его точку зрения я на себя уже примерил, принял и не могу предъявить ему претензию.
Если вы зададите человеку вопрос: «Что бы ты сделал на моем месте?», а он попытается ответить, то конфликт закончится. В этот момент он мысленно поставил себя на ваше место и теперь ему трудно самому себе предъявить претензию.
Но что происходит в реальности?
Конфликт — это такая форма коммуникации, в которой взгляд на ситуацию глазами другого человека временно запрещается. Так работает психика.
То есть, я внезапно фокусируюсь только на себе, и все, что происходит вокруг, интерпретирую со своей позиции. Внутренний механизм эмпатии в этот момент выключается. Конфликт начинается, мы жестко сжимаемся до защиты собственной эгоистической позиции.
Именно поэтому слишком эгоистичные люди испытывают сложности с выходом из конфликта. А если, наоборот, мне трудно сфокусироваться на собственном эгоизме, я все время думаю о других, и я что-то не так сделал, то скатываюсь в чувство вины.
Поэтому, если говорить о прояснении позиций, это во многом зависит от способности человека встать на позицию другого. Но есть люди, у которых травмирована эмпатия. Они изначально легче входят в конфликт, меньше придают им значения, более категоричны. Им искренне кажется, что нет никакой другой позиции. У таких людей просто в опыте нет возможности видеть чужими глазами.
Есть категория психических проблем, когда мы не можем поставить себя на место другого человека. Например, детские и подростковые травмы. Такие люди становятся очень тяжелыми, почти несносными для окружающих. Потому что они все время предлагают нам какие-то противостояния. Для них жизнь — борьба. Иногда это окрашено в азарт, тогда это вообще сложный человек, потому что ему нравится конфликтовать. А бывает, он не понимает, что со всеми конфликтует. Ему это кажется нормальным, он не чувствует, что другому может быть больно.
И здесь проходит тонкая грань — если каждая сторона сможет примерить на себя другую позицию, то конфликт точно закончится.
В этом основная проблема — если две стороны конфликтуют, то очень сложно заставить их примерить позиции друг друга, потому что сам конфликт заблокировал эту возможность.
Поэтому, как правило, их разводят в разные стороны. Кто-то третий порознь с каждым ведет разговоры. Тогда мы приучаемся не думать лично о сопернике, а просто вести беседу на тему, которая связана с ним.
А потом медиатор ставит ситуацию: а как бы ты поступил, если бы оказался на его месте? И потом, когда стороны снова встречаются, выясняется, что им не о чем спорить, потому что они друг друга понимают. Но в медиации важно говорить отдельно с каждым, иначе эмоции у сторон могут зашкаливать.
— Да, у меня была ситуация, когда я пытался достучаться до партнера по бизнесу, но он меня не слышал. В какой-то момент я понял, что надо конфликтовать, и мы разругались в хлам. Но утром следующего дня он спокойно признал, что я был прав и нужно действовать, как я говорил. Этот жесткий спор помог нам не лишиться большой суммы. Хотя я заслужил репутацию конфликтного человека.
— Это так и работает. На выходе из конфликта у сторон есть два варианта развития событий.
Первый — разойтись как в море корабли, остаться при своем мнении, обвинить друг друга. Разорвать отношения в бизнесе или в семье, сделать это наперекор, как говорится, «назло маме отморозим уши».
Второй — одна из сторон услышит другую за счет интенсивности конфликта. Тогда мы внезапно получаем возможность новой близости, понять и допустить точку зрения друг друга.
Именно на эту задачу работает конфликт, потому что при низкой интенсивности мы не достучимся.
Друзья, о том, как читать людей, добиваться своего в переговорах, наладить отношения с близкими, коллегами, мы говорим на моем бесплатном мастер-классе «Психотрюки: как влиять, убеждать и побеждать в любой ситуации».
Регистрируйтесь и приходите онлайн, чтобы стать увереннее в себе.