Реджинальд шагнул из мерцающего барьера, лицо искажено смесью недоумения и разочарования. В сжатой руке он держал… детскую корону, сделанную из игральных карт, небрежно покрашенных облупившейся золотой краской. Вместо сияния, ослеплявшего внутри барьера, корона отливала тусклым блеском дешевизны, казалась жалкой пародией на символ власти. Он взглянул на Иду и Кинга, в глазах плескалась боль, смешанная с растерянностью.
— Это…, — начал он, но голос сорвался. Реджинальд сглотнул. Кинг, не дав ему договорить, выхватил корону. Его глаза загорелись восторгом, плюшевая мордочка расплылась в улыбке. Он тут же водрузил корону на голову – криво, нелепо, но с безмерным ликованием. Расправив плечи, он мелко задрожал от возбуждения и начал вышагивать, словно настоящий монарх.
— Ха-ха-ха! Я чувствую! — взревел Кинг голосом, полным ликующего безумия, — Мои силы! Они возвращаются ко мне! Я снова великий, могучий, непобедимый! Трепещите, жалкие смертные! Ваш король вернулся!
Пока Реджинальд пробирался сквозь завал в барьере, несколько предметов выпали наружу, к ногам Иды и Кинга. Среди них была небольшая фигурка монстра – помесь волка и летучей мыши с огромными ушами, злыми желтыми глазами и фиолетовой чешуей. Старая и потертая, она все равно выглядела зловеще.
Кинг, заметив фигурку, прервал свой победный танец, — Ага! А вот и ты, мой верный слуга! — провозгласил он, хватая фигурку.
- Ты будешь моим генералом! Моей правой лапой! Я нарекаю тебя Маленсом, Пожирателем Миров! Ты поведешь мои легионы к победе! —
Он сжал фигурку в лапе, а другой театрально указал куда-то вдаль, словно уже видел шествие своих несуществующих армий.
— Вместе мы покорим все Кипящие Острова! И не только их! Вся Вселенная будет у наших ног! — гремел он, подняв пушистый кулак к небу.
Маленс же оставался безучастным. Его злые глаза смотрели в никуда, словно он был всего лишь бездушной игрушкой в лапах маленького, но чрезвычайно самовлюбленного короля. Впрочем, так оно и было.
Наблюдая за этим театром, в голове Реджинальда копошились мысли, — «Это всё? Это то, за чем мы сюда пришли? После всего этого, после этого безумия, после всех этих страданий… это просто… детская поделка?». Его взгляд блуждал по их лицам в поисках ответа, в его глазах плескались разочарование и надежда, что где-то в глубине этой груды мусора может скрываться настоящая корона. Все это было похоже на жестокую шутку. Он был готов к триумфу, к тому, что справедливость восторжествует. Он отважился помочь королю, который ее явно недостоин и все это ради глупой бумажной короны?
Реджинальд стоял перед Идой, глядя на Кинга. Корона сидела на пушистой голове криво, нелепо, но восторг в глазах Кинга был таким пронзительным, что у Реджинальда защемило сердце.
— Эта корона… она ведь ничего не значит, да? — голос Реджинальда был тих, пропитан горечью, — у Кинга нет никаких сил, она не волшебная… Это очередная ваша кража у такого же, как я, да? — он резко повернулся к Иде, в голосе – явное обвинение.
Кинг, утопая в собственной радости, не обращал на них внимания. Он вертел головой, разглядывая себя в отражении обломков доспехов, что-то ворковал, поправляя корону. Плюшевая мордочка сияла, плечи расправлены – настоящий король. Ида, заметив разочарование Реджинальда, подошла ближе. Ее лицо смягчилось. Она жестом попросила его успокоиться.
— Эй, посмотри на него, — сказала она, указывая на Кинга. Ее глаза заблестели, на губах появилась легкая улыбка, — Мы с ним – семья. Ты прав, она ничего не дает. Не волшебная. Но она дает ему счастье. А ради этого я горы сверну, понял? — Она подмигнула Реджинальду, ее пальцы подчеркивали каждое слово, — Мы с ним – странные. Изгои. Для нас важнее быть вместе, чем быть принятыми другими. Ты ведь это должен понимать. — В ее словах не было фальши, только искренность и теплая забота. Разочарование Реджинальда начало таять, уступая место пониманию. Он посмотрел на счастливого Кинга, на сияющие добротой глаза Иды и кивнул. Впервые за долгое время на душе у него стало спокойно.
— Ну вот и славно, — улыбка Иды стала шире. Она гордо выпрямилась, уперев руки в боки, — Мы у тебя в долгу. Но теперь надо выбираться отсюда, пока Рэф нас не схватил. — В ее глазах блеснул азарт.
Внезапно, позади Иды, словно из ниоткуда, начала разрастаться тень. Она быстро темнела, густела, словно живая сущность, поглощающая свет. Резкий, ледяной ужас пронзил Реджинальда до костей. Он не успел и глазом моргнуть, как тень приняла форму надзирателя Рэфа. Его маска, освещенное мерцающим светом из трещин в каменных стенах, казалась теперь не символом власти, а смерти, в ней была только пустота и холод. Фиолетовые руки были сжаты в кулаки, а капюшон его плаща опустился, скрывая лицо.
— Слишком поздно! — прошипел Рэф, его голос был хриплым, как скрежет металла о камень. Он поднял правую руку, и она превратилась в блестящую, острый серп. Движение было быстрым, резким, не оставляющим шансов на сопротивление. С ужасающим свистом коса рассекла воздух, срезая Иде голову. Отрубленная голова с разинутым ртом и застывшим в ужасе взглядом, отлетела в сторону, приземлившись прямо в дрожащие руки Реджинальда.
В этот момент время, казалось, замерло. Реджинальд чувствовал только ледяной ужас, прижимающий его к земле. Он держал в руках отрубленную голову Иды, ее лицо было белым, как мел, глаза расширены от неожиданной смерти. Теплая кровь стекала по его пальцам, окутывая его липким ужасом. Воздух стал густым, пропитанным запахом крови и смерти. Тишина, наступившая после ужасающего крика, казалась еще более ужасающей. Кинг, застывший в ужасе, молча смотрел на отрубленную голову, его маленькое тельце дрожало от непередаваемого страха. В глазах Реджинальда отражалась только бездна ужаса и неизбежной гибели.
Реджинальд заорал – дикий, звериный вопль, полный первобытного ужаса, эхом отразился от каменных стен. Каждая клеточка его тела кричала, сердце колотилось, готовое вырваться из груди. Он отшатнулся, споткнулся, чуть не упав, тело сотрясала неконтролируемая дрожь.
Внезапно голова Иды, лежащая у ног Реджинальда, дернулась. Уголки губ дрогнули, словно у человека, которому отсидели ногу. Слабый стон разрезал тишину, — Кхх… хрр… ненавижу, когда такое случается, — прохрипела голова, и лицо исказилось гримасой боли. Новый приступ ужаса, смешанного с тошнотой, захлестнул Реджинальда, — Ч-что?! — выдохнул он, язык заплетался. Говорящая мертвая голова казалась еще более нереальной, чем сама смерть. Ида, будто не замечая его ужаса, спокойно произнесла, — Эй-эй, успокойся, это нормально с возрастом.
Реджинальд вцепился в волосы, подавив новый вопль отчаяния, — Что?! Р-разве?! — он хотел спросить, Как это возможно, Что все это значит, но слова застряли в горле.
В это время Кинг, несмотря на происходящее, упрямо сохранял королевский вид. На его плюшевой мордашке застыла гримаса высокомерного недовольства, — Ты думаешь, отрубив голову этой надоедливой сове, ты меня остановишь? Что за неуважение?! Я, Кинг, Король Всех Демонов, повелеваю тебе убраться! Не мешай праздновать коронацию! Еще один шаг, и мои верные демоны превратят тебя в пыль!
Надзирателю, казалось, надоел этот балаган. Неторопливым движением он выхватил корону с головы Кинга, — Эй! Положи на место, жалкий червь! Я Король Всех Демонов, тебе приказано вернуть мою корону! — завизжал Кинг, прыгая вокруг Рэфа и пытался цапнуть его за руку, — Немедленно! Или я прикажу своим легионам тьмы разорвать тебя на куски!
Рэф смерил его презрительным взглядом, — Легионам тьмы? Ты и мухи не обидишь, плюшевое недоразумение. — Он легко отмахнулся от Кинга, как от назойливой мошки.
— Я тебе покажу недоразумение! — взревел Кинг, бросаясь на Рэфа с кулачками, — Маленс, в атаку! Защищай своего короля! — Фигурка монстра в его лапе оставалась неподвижной.
— Ида. Совиная Леди. Ты всегда убегала от меня, от магистражей, – произнес Рэф, игнорируя атаки Кинга и медленно приближаясь к Реджинальду. Его голос был ровным и холодным, — Но я знал, что стоит мне забрать игрушку твоего питомца, как ты сама прибежишь в мои когти.
Кинг, теперь без короны и еще более разъяренный, прыгал вокруг Рэфа, пытаясь допрыгнуть до его руки и вернуть свой титул, но его усилий было недостаточно. Он был слишком мал и слаб, чтобы противостоять надзирателю. Бессилие и ярость наполнили его маленькое сердечко.
Рэф, не обращая внимания на отчаянные попытки Кинга вернуть свою корону, сжал кулак. Картонная корона, бывшая символом его власти и гордости, мгновенно смялась, превратившись в бесформенную кучку бумаги. Звук хрустящего картона раздался в зловещей тишине, как предвестник ещё большей беды.
Кинг издал душераздирающий вопль. Он упал на пол, беспомощно размахивая лапками. Из его глаз покатились крупные слезы, а всё его маленькое тельце содрогалось от рыданий. Его безутешное горе было настолько сильным, что Реджинальду, несмотря на собственный ужас, стало его жалко.
Ида, наблюдая за этой сценой, сочувственно посмотрела на Кинга. Она бы хотела что-то сделать, утешить его, защитить от этого чудовища, но её отрубленная голова была беспомощна. Она чувствовала, как шевелится ее тело, но координировать его движения, а тем более, двигать им без головы было невероятно сложно. Это было как пытаться управлять марионеткой, с которой оборвали все нити.
— Ну и что ты хочешь? — произнесла Ида, ее голос был спокойным и немного насмешливым, но в нем проскальзывали нотки горечи, — Я не нарушала твоих законов при тебе.
Рэф остановился и посмотрел на голову, его маска была безразличной. Он медленно подошел к Реджинальду, с каждым шагом приближая и без того ужасающую картину.
— Я хочу… — Рэф наклонился над отрубленной головой Иды, его маска чумного доктора нависала над ней, как приговор. Тень, отбрасываемая маской, казалась не просто темной, а какой-то поглощающей, словно провалом в небытие. Его голос был низким, тягучим, и в нём слышалась не жестокость, а что-то более зловещее — безразличие.
Внезапно, позади Рэфа, словно тени, возникли его прислужники. Их было двое, но не тени, а вполне реальные существа, пусть и пугающе похожие на него. Они были ниже ростом, с более худыми фигурами, но их движения выдавали такую же холодную, расчётливую силу. На них были доспехи, стилизованные под средневековые, но без намёка на благородство — просто гладкий металл, тускло поблёскивающий в свете. На их плечах были белые накидки, но они казались грязными и потрёпанными, а золотые эмблемы, вышитые на них, не сияли, а скорее тускло горели, напоминая о ложных обещаниях. На головах были надеты высокие, конусообразные металлические маски, словно перевернутые колокола, в узких прорезях которых виднелась их фиолетовая кожа возле глаз. Большое количество складок и впалые глаза выдавали усталость. Зрачки их были обычными, но их взгляд был настолько пустым и отстраненным, что пугал больше, чем любой демон. Они смотрели не на них, а сквозь них, словно видя что-то, непостижимое для обычного человека.
Они двигались быстро, с тихой, смертоносной эффективностью. Один из них, как клещами, вцепился в руку Реджинальда, с такой силой, что мальчик закричал, не от боли, а от ужаса. Рэф не приказал, но прислужник знал — заставить замолчать крик испуганного мальчика. Второй, схватив Кинга, не позволил ему и шелохнуться. Плюшевая тушка дергалась, но его вопли застревали в горле от животного ужаса, который сковал его крошечное тельце. Он был слишком мал, слишком слаб, и его страх был настолько явным, что казался почти осязаемым.
Сам Рэф, не отрывая взгляда от отрубленной головы Иды, резко дёрнул её за волосы. Пряди затрещали, и Ида, издав хрип, словно жалуясь, содрогнулась. Он словно наслаждался ее агонией и бессилием.
— Ты, Совиная Леди, — Рэф заговорил, его голос звучал почти мягко, но от этого становился ещё более жутким. — Самая несносная ведьма, которой дольше всех удавалось ускользать от закона, уходить из-под носа у меня. Ты, самая сильная ведьма на Кипящих островах, а я, — он сделал паузу, и в этот момент не было никакой уверенности, что он произнесет правду — самый главный надзиратель, главный этой башни, один из самых значимых в нашей империи и я…
Резким, неестественным движением он изменил форму своей свободной руки, и вместо жуткого лезвия, в ней возник букет цветов. Не каких-то нежных садовых, а тёмно-алых роз с шипами, похожих на капли застывшей крови.
— И я хочу признаться тебе в своей… одержимости, — прозвучало это, как приговор. Он держал букет из редких, колючих цветов перед головой Иды, словно демонстрируя трофей, который, наконец, оказался у него в руках. — Ты ускользала от меня так долго, что я уже почти потерял надежду, что поймаю тебя… Но теперь, — он провел пальцем по ее щеке, наслаждаясь ее беспомощностью, — это моя благодарность тебе напоследок. Моя самая ценная добыча. Да и, — он сделал паузу, наслаждаясь ее поражением, — сейчас ты не можешь сбежать…
Ида, чьё лицо казалось бледным и измученным, произнесла в ответ еле слышным голосом, — Я… да, ты прав, — её губы едва шевелились, а глаза, казалось, потухли, — но мне есть, что тебе сказать… Пожалуйста, наклонись ко мне ближе…
Приспешники, словно хор механических кукол, начали подбадривать своего главаря. Один пробормотал с бессмысленным энтузиазмом, — «Великолепный улов, господин! Она достойная противница!», второй отозвался с бессмысленной преданностью, — «Идеальный трофей! Она доказала свое мастерство побега!» Их голоса, лишённые эмоций, звучали, как эхо его собственных мыслей, лишь усиливая ощущение зловещей атмосферы.
Исполняя желание своей пленницы, Рэф наклонился, немного приподняв голову Иды за волосы, словно демонстрируя ее, как ценное приобретение. Он жаждал ее признания, ее восхищения, словно был уверен, что ее поражение лишь увеличит ее ценность.
Продолжение следует...
