— Аросева! Ты же знаешь, что калитка закрыта! Я несу ключи! — ворчал сторож, который старался успеть за мной.
Но я не могла ждать. Не могла. Я сиганула через забор, но соскользнула неудачно и разодрала руку. Но и этого я не заметила. Снег шел, размывая улицу, хлопья оседали на ресницах, запутывались в волосах. Я шла на звук, когда увидела ее. Моя мулаточка лежала на белоснежном покрывале снега. Ее глаза закатились, а из рта шла белая пена…
— Галя! Галя, дыши! Скорую! Вы вызвали скорую? — я упала в сугроб рядом с ней, но она не шевелилась. Она не шевелилась. Темная кожа стала отливать серым цветом, а пена шла и шла. Я старалась ее вытирать. — Не смей умирать! ТЫ должна мне! Я столько контрольных написала за тебя! Галочка! Не бросай меня!
Я держала ее на руках, стараясь привести в сознание. Я не могла поверить, что можно вот так быстро умереть, что можно просто покинуть мир и оставить меня одну! Снег шел все сильнее и сильнее, хлопья падали на мои горячие щеки и таяли, скатываясь каплям слез… Слезы падали на лицо моей птички, но она не шевелилась. Она сдалась.
Больше я ничего не помню… Меня увезли в больницу вместе с ней. Я почти час сидела в сугробе, сжимая ее тело… После больницы моя жизнь довольно сильно изменилась. Я возненавидела всех! Директрису, сторожа, который еле ковылял, этот ужасный забор. И этот снег! Я терпеть не могу снег! И эти дети… они стали еще больше таращиться на меня. Кто-то смущенно кивал, а многие просто обходили стороной.
Меня отправили на консультацию к психологу. И сидя на одном из сеансов тощий дядька в очках спросил: «Было больно?» Я отвернулась к окну, за которым опять шел этот гребаный снег.
— Вам было хоть раз больно так, что вы не могли понять, откуда боль… Что болит? Болит ли это сердце, голова, рука, нога? Эта боль змеей сковывает тело, вызывая взрыв адреналина. Я сидела в снегу, не чувствуя холода, не слыша криков, не видя света. Я смотрела в ее безжизненные глаза и ощущала странное чувство… Нет. Вопрос неправильный. Спросите лучше, насколько мне было больно?
— Хорошо, Мирослава, насколько Вам было больно? — дядька снял очки и стал мусолить дужку.
— Мне было больно жить! Мне было больно дышать. Кислород, как колючий снег, изнутри резал горло, нос и тяжелой гирей падал в легкие. Я чувствовала, как кровь царапает вены изнутри. Я чувствовала, как сердцу тяжело колотиться. Каждый удар моего сердца болью отдавался в моем теле… Каждый мой орган стонал от боли! И единственное, о чем я мечтала — умереть! Мне нужно было обнять мою птичку. А у меня остался только шрам на руке… Как напоминание. Но мне этого было мало! Я сделала татуировку поверх шрама. Чтобы помнить, чтобы никогда не забывать, что я тоже могу сдохнуть, как собака под забором, корчась от боли и холода!
***
Мирослава
Мне было плохо. Я лежала в ванне, горячая вода покрывала каждый сантиметр моей кожи. Я не знаю, почему поехала с ним. Может, нужно было убежать и уехать? Может, нужно было настоять и обезопасить свою семью? Они не заслуживают того, чтобы заниматься моими проблемами. Но с другой стороны, я была рада, что Кира не увидела мою записку, я была благодарна Никите, что он выслушал. Я не могу больше это носить в себе. Я не могу. Мне всего 18 лет, я еще так молода, чтобы решать проблемы. Я хочу ходить в институт, отпрашиваться в клуб и в последний день сдавать сессию. Боже, я хочу простоты… Пена скользила по моей руке, обнажая птичек. Боль ушла…
Никита обнял меня и посадил на перила. Его серые глаза были такими холодными, словно гранит. Он прижался ко мне своей мощной грудью, хороня в своих объятиях. Он уткнулся носом в мои волосы и громко выдохнул. Мне было так жаль, что не могу видеть его глаз. Я знала, что он спрятался. Он — человек, он не может не испытывать эмоций. И ему тоже было больно.
Я не говорила ему ничего только потому, что знала, что много значу для него, а значит, это причинит ему боль. А я не хочу, чтобы ему было больно! Только в его объятиях мне не страшно. Никита стал целовать мою шею, едва касаясь кожи. Его быстрые поцелуи укрощали мое тревожное сердце, ритм замедлялся, а легкие старались начать дышать. Странно знакомый звук резанул слух, я почувствовала, как мой джинсовый комбинезон падает. Да! Точно, это то, что мне нужно! Никита поддел низ моей футболки пальцем, и она полетела на пол. Мне стало жизненно необходимо прислониться, ощутить его кожу, вдохнуть, ощутить его СВОИМ… Моим… Он мой! Я стала жадно расстегивать его рубашку, проклиная того, кто придумал все эти мелкие пуговицы. Он приподнял меня за попу и стал стягивать ставший бесполезным комбез, я обхватила его ногами за талию и с удовольствием стала смотреть на наше отражение в стекле тонированного окна. Его плечи шевелились, заставляя крылья оживать, а каждый мускул, перекатываясь под кожей, делал рисунок перьев объемным. Орел, еще одна птичка… Еще одна птичка… Моя птичка…
С того момента, как я открыла душу перед Никитой, я его не видела. Он писал мне, по вечерам мы говорили по телефону, обсуждая совершенно посторонние темы. Он запретил мне появляться в городе, сказал, чтобы я ни о чем не переживала, что все будет хорошо. Я не уверена, но я пообещала, поэтому мне ничего не остается, как продолжать хранить спокойствие.
Я превратилась в наркоманку, по вечерам у меня начиналась ломка, которая выворачивала каждую мою косточку. Мне просто нужно было увидеть его. Мой живот начинал пульсировать даже при одной мысли о нем. Я помню его запах, его резкий рельеф мышц, его упругая попка, узкие бедра… Я вспоминаю каждый сантиметр его тела. Я помню его щетину, мне нравится его щетина, помню мягкие волоски на груди… А грудь? О черт! Его грудь… Боже! Только не с утра… Мои руки стали скользить по телу, направляясь к пульсирующей плоти. Мы обе нуждалась в нем, еще ни разу в жизни я не зависела так от мужчины. Я сдаюсь! Мне нужна разрядка, мне нужно…
— Мир, ты чего с самого утра лежишь в ванне? — рыжая голова Киры появилась в приоткрытой двери.
— Я вчера вечером плавала, а теперь все мышцы стонут! — я почти сказала правду. Я всю неделю плавала, стараясь успокоиться. Почему я не закрыла дверь?
— Хорошо, спускайся, завтрак на столе. Оденься, у нас гости! — голос Киры почему-то был грустным, она сразу исчезла, как только сказала, что завтрак готов. Я оделась, скрутила волосы в хвост и пошла вниз.
— Полина, успокойся! — я застыла от одного ее имени. Что она тут делает? Я замерла на лестнице, на полпути в кухню.
— Он никогда не уезжал из дома настолько, он даже денег мне не оставил! — визжала она.
— Черт, Поль, на, тебе должно хватить! — голос Макса донесся до меня, он с чем-то возился. — Держи! Он в командировке. Все хорошо.
— Ну, ладно! Чао! — прощебетала она и поцокала по коридору к дверям, через мгновение послышался шум двигателя. Я зажала рот руками и выскользнула во двор, бросившись к пирсу. Остановившись, я достала телефон, судорожно набирая его номер…
«Аппарат абонента выключен, либо находится вне зоны обслуживания. Попробуйте позвонить позже»
Я снова и снова набирала его номер, но противный женский голос упорно твердил, что он недоступен. Я выдохнула и нагнулась к воде, чтобы умыть лицо.
— Когда? — когда я подняла голову, то увидела Макса, который сидел на корточках рядом со мной.
— Что?
— Когда ты видела его в последний раз? Говори! — Максим внимательно рассматривал меня, словно пытался понять, что я чувствую. Я только сейчас заметила, что у него нереально красивые голубые глаза. Он прищурился и поднял бровь, словно увидел в моем взгляде что-то интересное.
— Вчера утром, он сказал, что позвонит вечером, но не позвонил. Он сказал, что все будет хорошо! Сказал, что со всем разберется! Черт! Он, что собирается один? Он, что? Он там один? Макс? Максим? Что случилось?
— Ты знаешь, где он?
— Да… Я догадываюсь… Он мог уехать…— Ясно! — Макс резко встал и быстро побежал в дом, разговаривая по телефону по пути, я бросилась за ним. — Влад, я знаю, где он. Оставайся, мы с парнями сами съездим!
— Нет! — Влад встал и резко посмотрел на меня. — Я уеду, а ты будешь сидеть с Кирой, и скажешь, что нас срочно вызвали в офис!
Не дожидаясь моего кивка, они выскочили на улицу, перемахнув через балкон в кабинете. Макс остановился на секунду.
— Я не знаю, что я должен сказать, должен ли я тебя подбодрить? Но я скажу только то, что я его найду! И не говори пока Кире, иначе придется ответить на много вопросов. Давай, сначала найдем его? — и он тоже перепрыгнул через ограду и скрылся.
Нет, это сон. Это просто не может быть правдой! Это все бред. Он же не мог просто бросить меня? Нет, он знает, что одному нельзя идти к этим барыгам. Он специально усыплял мою бдительность? Он специально не поехал сразу… Черт!
«Тебе лучше заткнуться и принять то, что я даю тебе… Прими это и смирись… Станет легче…»
***
Никита
Я чувствовал боль. Она снова вернулась ко мне. В голове крутились слова Миры. Мне было не просто больно. Меня нужно было спросить, насколько мне больно. Человек — существо примитивное. Мы все обобщаем, стараемся упростить, сравниваем вещи, которые никак не совместимы. Боль? Разве можно сравнить зубную боль с болью, которую ты испытываешь, держа в руках умирающего друга? Нет!
Услышав историю о маленькой девочке, которая отрабатывала долг за свою любимую подругу, я понял, что не могу бросить ее разбираться с этим дерьмом самостоятельно. Нет, сделаю все, чтобы просыпаясь по утрам, она улыбалась и чувствовала себя счастливой. Я хочу, чтобы она спокойно жила дальше, чтобы она могла и дальше рисовать все, что ее радует. Хочу, чтобы счастье поселилось в ее сердце, чтобы боль ушла…
А для этого мне нужно открыть дверь в свое темное прошлое. И не просто открыть, а распахнуть так, чтобы все тени и зловония хлынули на меня. Нельзя испачкаться в дерьмо чуть-чуть. Я принял решение, которое измажет меня с головы до ног. Но она того стоит. Она же совсем ребенок.
— Орел! Привет! Я знал, что ты приедешь! — Дич вышел из машины, на его лице сияла улыбка триумфа.
— Дич, ты знаешь условие!
— Да, я знаю. Я все сделаю. Дикий тоже согласен! Когда?
— Завтра!
— Хорошо. В 23:00 на заводе…
Я уехал, оставляя за собой клубы пыли. У меня был только один человек, который сможет мне помочь. Я достал из-под сиденья простой телефон, хранящий контакты моего прошлого.
— Привет, Гера! Мне нужно встретиться. Хорошо, сейчас буду! — я знал, что он не откажет, что поможет. Он не сможет оставить меня. Я ехал, петляя по серым узким улицам маленького городка. Эту серость даже не красили ни зелень деревьев, ни яркие наряды людей. Этот город — тень, укрывающая все тайны. Но теперь, одеяло откинуто и все поползло наружу…
— Здорово, мужик! Какими судьбами? — Гера стоял на парковке своего бара.
— Привет! Мне нужна помощь.
— Ну, я уже понял, что ты приехал не выпить разбавленного пива! — рассмеялся он, протягивая мне свою огромную руку. — Идем в бар! Нам там никто не помешает. Сегодня санитарный день!
Мы вошли в темное помещение. Внутри все было точно таким же, как и много лет назад. Черные стены, деревянные стол и стулья, огромная барная стойка, пересекающая бар по диагонали. В воздухе чувствовался непроветриваемый запах сигаретного дыма, пота и блевотины. Я поежился и вошел внутрь, осматриваясь по сторонам. За барной стойкой стояли парни, расставляющие на стеклянные полки бутылки крепкого алкоголя. По залу ходила женщина, оттирающая грязные столики. Под ногами хрустела ореховая скорлупа, а из угла тихо звучала музыка.
— Идем в кабинет? Не будем мешать людям отмывать бар? — Гера открыл скрытую дверь за барной стойкой.
— Ты молодец! Шагнул вперед! — я осматривал стену, увешанную мониторами, на которые транслировалось изображение с камер.
— Ну, за столько лет в нашем городе сменилась власть. Когда ты уехал, у руля встал Дикий. А ты сам знаешь, что его ничего не интересует, кроме денег. Поэтому о собственной безопасности приходится думать самостоятельно. Вот, осваиваю современные технологии. Только спецов у нас мало. А еще меньше тех, кто умеет молчать и стучать.
— Хочешь, с этим я могу тебе помочь. Есть у меня один человечек, он с радостью выручит тебя!
— Хорошо! — Гера протянул мне стакан с виски. — Пей, хороший. Привезли в подарок. А теперь, давай к делу, ты же явно не в гости приехал?
— Нет. У хорошего человека есть проблемы.
— Дай угадаю? Такая рыжая?
— Хм… Откуда знаешь? — я сел в кресло, с интересом разглядывая постаревшего Геру.
Ну, он, скорее Герман Николаевич. Еще пацаном мы познакомились в спортзале, он был тем, кто мотивировал нас тягать железо. В свои 45 он выглядел лучше, чем Терминатор в лучшие его годы. Кстати, кличка Терминатор до сих пор ходит за ним. Гера был лысым качком, на черепе которого была выбита татуировка дракона. Если не знать этого доброго человека, то можно наложить в штаны.
— Я знаю ее. У Дикого есть шестерка — Денис, его так и зовут Шоха. Он занимается толканием наркоты, он ищет молоденьких девок, которые по ночам тусуются в клубах, продавая дурь. Как правило, он ищет несовершеннолетних, с ними ментам не хочется связываться, а потом он стал таскать телок из детского дома, с ними вообще все просто, купил телефон, колечко… И они уже готовы горы свернуть. У этих телок нет ни родителей, ни тех, кто может защитить. С ним стала таскаться мулатка, не помню, как ее звали, но называли ее Птица. Вот эта птичка два года приносила ему доход. А потом она откинулась от передоза. После этого Шоха залег на дно, а через пару месяцев привел запуганного ребенка с рыжими волосами. Она накидывалась у бара и начинала работать. Продавала, но сама не употребляла.
— Ты видел это?
— Да, видел. Я много раз прогонял ее, разговаривал с ней, но она упорно говорила, что должна это делать. Ее закрывали в обезьянник, но она возвращалась снова и снова… Напивалась у бара и шла торговать. Ей доверяли, ее милое лицо просто западало в душу. Шоха крепко вцепился в нее. Она была золотой жилой. Ментам было ее жалко, поэтому они ее попугают и отпускали. Потом она перестала сюда ходить, стала тусоваться в баре рядом с ЗАВОДОМ. А неделю назад ко мне приходит Дикий и показывает твою фотку. Он интересовался, зачем ты явился в город. Я посмотрел на фото, на заднем плане стоял рыжий ребенок.
— Да. Она отрабатывала долг за Птицу. Я вышел на Дича, предложил денег, чтобы закрыть ее долг…
— Но ему нужен реванш? — перебил меня Гера и рассмеялся. Он встал и пошел вглубь кабинета, где висела груша. Гера стал колотить по ней, разрушая тишину. Он наносил точные удары. Молодец. Я потягивал виски, пуская кольца дыма в потолок. Гера бил грушу, стараясь успокоиться.
— Ты согласился? — спросил он, резко остановившись.
— Да.
— Да, ты не мог не согласиться. Ты просто не мог. Черт!
— Гер, я не мог! Она — ребенок. Я первый раз увидел ее в полицейском участке. На ее лице был отпечаток нашего гребаного города. Тусклые глаза, усмешка вместо улыбки и бегающий взгляд. Она два года торговала дурью, наблюдая, как загибаются молодые. Она проходила через это изо дня в день! Я не могу спасти каждого, но ее должен!
— Слава Богу! — выдохнул Гера и закурил.
— Да, я понимаю, что не могу спасти каждого бестолкового подростка, который толкает в вену грязную иглу, не могу наставить на путь истинный тех, кто дышит «снегом». Я не могу убедить их, что жить круче, что дымка опьянения — мимолетна, а медленная и мучительная смерть длится вечно. Но я могу помочь ЕЙ. Она два года убивала людей, она все понимала. Она знала, что своими руками подписывает им приговор! Она жила в персональном аду, Гера! А когда намеревалась вырваться, то приходила в себя на больничной койке в травматологии, а у скрипучей кровати сидел «друг». Он ласково перебирал ее волосы, нашептывая на ухо: «Тебе лучше заткнуться и принять то, что я даю тебе… Прими это и смирись… Станет легче…». И она вновь накидывалась, чтобы заглушить стыд, страх и, замазав синяки на лице, шла торговать дальше. И не было никому до неё никакого дела. Я не могу бросить ее.
Продолжение следует…
Контент взят из интернета
Автор книги Медведева Евсения