- Что грустишь, дочка? - рядом со мной старушка присела. Прилично и чисто одетая. Видно, что достаток у бабки водится.
- Не знаю, - обычно я не люблю, когда ко мне на улице вот так вот посторонние люди подходят и вопросы дурацкие задают, но бабка как-то смогла не вызвать неприязни,- думаю.
- О чем же? - старушка улыбалась, отчего морщинки собирались вокруг глаз, смотрящих на мир с какой-то особенной теплотой и добротой.
- Обо всем. И ни о чем, - ответила я на улыбку, - и жизни думаю, о смерти... как-то несправедливо все...
- Да как же несправедливо-то? - рассмеялась бабка и добавила, - Оракул же бдит
- Да с этим Оракулом тоже все не понятно, - вздохнула я, - странная у него какая-то справедливость. Несправедливая...
Бабка рассмеялась довольно, будто бы я ей что-то хорошее сказала.
- Хорошая ты, дочка. Негоже тебе разменной монетой в чужих играх быть.
- О чем вы? - нахмурилась я, что-то бабка заговариваться стала. А с виду такая разумная была.
- Смотришь ты, да не видишь, - покачала головой старуха, встала со скамеечки, вздохнула огорченно и погладила меня по волосам, - учись видеть, дочка. Не глазами, а сердцем.
И бодренько так, очень-очень бодренько, зашагала прочь.
- Бабушка, - подскочила я со скамейки и вслед за ней кинулась. Но бабка уже смешалась с толпой и исчезла. Будто бы ее и не было. Странно...
- Малла, - окликнула меня Салина с другой стороны. Она несла на плече туго набитый чем-то мешок, - ну, что? Насмотрелась? Пойдем купим то, что ты выбрала?
- Нет, - виновато улыбнулась я, - не нужно, Салина. Я уже купила... вот, - достала из-за пазухи отрез Великого мастера Устана.
- Ох, ты же! - ахнула Салина, - где ты такую роскошь взяла? Это же из мастерской Устана, да? Малла, ты знаешь, сколько отрез такой стоит?
- Два с половиной грота, - улыбнулась я, - все, что у меня было.
- И даже больше! Ох, Малла, у меня когда-то рубашка была из такой материи... только нет ведь его больше, говорят. Хадоа несколько лет назад уничтожили мастерскую-то... повезло тебе...
- Нам повезло, - рассмеялась я, - нам всем троим на комплектики хватит. Я Вилину помочь попрошу, роскошное бельишко получится.
Господина Гвенара все еще не было. Утром, когда мы приехали, вокруг было пусто, но сейчас весь двор конюшни был заставлен лошадьми с повозками, оставляя свободным только узкое пространство посередине для того, чтобы можно было заехать и выехать.
Рыска дремала, лежа на повозке, а рядом стояла привязанная лысая овца, про которую я благополучно забыла. Она жевала траву из охапки, Рыска, наверное положила, и равнодушно смотрел на меня. Ягнята тонко блеяли и скакали возле матери, иногда сшибаясь лбами. То один ребенок, то другой нырял под пузо овцы и смачно чавкал, посасывая молоко.
И вот что мне с ними делать?
- Это что за чудо такое? - удивился господин Гририх. Мы даже еще не успели посмотреть,что купила Салина, а только поохали над отрезом от Великого мастера.
- Овцы, - вздохнула я, а Салина с Рыской старались не рассмеяться, очень уж выражение лица у господина Гририха смешное было. Я бы сама похихикала, - это я их купила...
Погрузили мы овец стреноженных в повозку, да домой поехали. Пока по городу ехали, по сторонам я глазела. Все же очень похоже на наши средневековые города. Вон сапог висит, значит там сапожник работает. А тут клещи кузнечные... кажется. Там цветов букетик вывеске деревянной, травник, наверное. И почти на каждом доме такая вывеска висела. Это получается здесь район мастеровых и ремесленников, что ли?
Так и оказалось. В центре, где площадь ярмарочная, купцы жили. У тех что побогаче на первом этаже лавочка была, а на втором семья. Те что победнее, держали прилавки, вроде тех, где мы с Саилной бус купили, и я ткань отхватила. А жили сами в домах на несколько семей. По краю площади торговали самым плохоньким товаром. И купчишки там работали приходящие. У них дома где-то в городе, и они каждое утро приходят на площадь торговать.
Центральная площадь делила город на две примерно одинаковые части: в одной живут аристократы, у которых дома с огромными участками, засаженными садами. А еще там есть городской парк с настоящим фонтаном. Это мне Салина рассказала. И вторая, где ютится все остальное население. Здесь ни садов, ни парков, ни фонтанов нет. Здесь, вообще, деревьев мало, а дома стояли так плотно, что даже наша повозка иногда с трудом проезжала.
Наконец мы выехали из города. На воротах стоял все тот же стражник. Но если утром он был бодр, весел и улыбчив, то сейчас просто махнул рукой, мол, валите скорее. Устал, наверное.
- Салина, Рыска, - мы отъехали буквально двадцать шагов, как господин Гририх впервые подал голос,- ну что? Получилось?
- Да, - радостно взвизгнула Салина и вдруг кинулась обниматься с господином Гририхом. И даже Рыска кивала и счастливо улыбалась, - все получилось, господин Гририх. Это невероятно! Малла, - Салина переключилась на меня, и стиснула в объятиях так. Что я не могла дышать, - Малла, спасибо тебе.
- Салина, - прохрипела я остатками воздуха, - отпусти. Задушишь!
Салина отпустила меня, но меня тут же обняла Рыска. А потом господин Гририх. Что тут, кошмар подери, происходит?!
- Малла, - рассмеялся господин Гририх. Тут я, вообще, перестала что либо понимать. Никогда не видела, чтобы он смеялся. - Ты что такая удивленная?
- Потому что я ничего не понимаю! - как-то истерично выдала я. Аж с подвизгиванием. Сама не ожидала.
- Малла, - Салина снова вцепилась в меня и сжала в объятиях. Я ей что, медведь плюшевый?! - Ты же видела, люди с нам разговаривают, общаются, никто слова плохого не скажет...
- И что? Можно подумать ты впервые видишь говорящих людей, - буркнула я, отталкивая сестру и выпутываясь из ее рук.
- Мы же вдовы, - как-то печально сказала Рыска, - раньше с нами никто не общался, Малла. А ты сегодня видела, как люди ко мне сами подходили, чтобы совета спросить? И не ругались, когда я на их животных смотрела и даже трогала. Понимаешь? Они больше не считают меня изгоем, не презирают, не ненавидят. Они относятся ко мне, как к равной, хотя знают, что я вдова.
- Верно, - Салина наконец успокоилась и перестала тащить меня к себе, - ты же видела, я с купцами разговаривала. И договора сама заключала. Понимаешь? Сама. А потом, - она схватила мешок и вытряхнула оттуда три пары кожаных туфелек, - вот. Я их купила у хорошего мастера. И меня не только не выгнали, Малла, со мной разговаривали, мне советовали, меня считали достойной...
- А раньше? Раньше, разве не так было? - я даже на туфельки внимания не обратила. Слишком странно было то, что говорили сестры.
- Нет, - мотнула головой Салина, - все сделки раньше господни Гририх заключал. Я просто рядом стояла и подсказывала. И Рыска тоже. Ее бы побили, если бы она корову тронула и не купила ее потом. И на рынке... ты же видела эти ряды, где мы все покупали раньше... дальше нас не пускали, Малла. А уж про великих мастеров... ты бы не смогла купить свой отрез. Тебе бы такое никто не предложил бы даже.
Я слушала, слышала и не понимала. Слишком все было неправильным и не укладывалось в моей голове. Как будто бы я пытаюсь подушку в шкаф, в ящик засунуть. Она вроде бы должна влезть, потому что я ее в вакуумный пакет положила и воздух пылесосом выдула. Но никак не получалось: в пакете дырочка оказалась, и подушка росла прямо на глазах, вылезая из ящика.
- Это правда? - жалобно спросила я у господина Гририха. Все же, если сестры и могли меня разыграть, то вряд ли наш председатель таким заниматься будет.
Но господни Гририх кивнул, улыбаясь.
- И ты это все изменила, Малла! Не знаю как, но это ты, дочка...
- Но... я же только... сарафаны... хотела... - прошептала я.
- Сарафаны это хорошо, - Салина огладила голубую ткань на подоле, - но самое главное, что ты как-то смогла объяснить людям, что мы достойны уважения.
Она подняла на меня взгляд, и я увидела, что Салина плачет. Я обняла ее, чувствуя, со спины Рыскина объятия. И она тоже всхлипывала мне в ухо.
Ничего не понимаю. Я же ничего такого не делала. Я же хотела только от платья-мешка избавиться... хотя да... говорила я что-то про уважения и достоинство, но только потому, что к слову пришлось. Ни о чем таком я тогда не думала. Мне хотелось всего лишь порадовать вдовушек наших, у которых я так опрометчиво отобрала возможность со строителями развлечься. И колхоз не развалить...
Но как я, кошмар меня подери, это сделала? Может все дело в платьях-мешках? Может быть это было просто предубеждение против вдов? А когда мы сарафаны надели, просто исчезло предубеждение? Ведь не могла я же все это одна провернуть?
- Господин Гририх, - подняла я голову, все еще обнимая всхлипывающих сестер, - а может это не я? Вы уверены, что это я сделала?!
- Уверен, - снова улыбнулся председатель.
- Но как?!
- А вот это не знаю, - развел он руками, - не знаю.
- Но... может...
- Малла, - господин Гририх потеребил мочку уха, - мне кажется, господин Орбрен сможет тебе объяснить гораздо больше. Тебе лучше поговорить с ним.
Ну. уж нет! Чтоб я к этому негодяю пошла что-тот спрашивать?! Да ни за что! И вообще, меньше знаешь, крепче спишь.
Но моя память настойчиво подкидывала мне видение: напряженный взгляд ярко-фиолетовых глаз там, на площади, когда я сжимала Оракул в руках. Он совершенно точно знает гораздо больше, чем Салина, Рыска или даже господин Гририх. Он изначально знал гораздо больше всех нас. Даже тогда, когда я еще только начала говорить.
- Смотришь ты, да не видишь. Учись видеть, дочка. Не глазами, а сердцем.
Я даже вздрогнула. Мне показалось, что сегодняшняя бабка сказала это вслух прямо сейчас.
- Малла, смотри, - Салина с Рыской скинули деревянные башмаки, и теперь на их ножках красовались совершенно очаровательные кожаные туфельки-лодочки без каблуков.
- Красиво, да?! А это твои, - кивнула Рыска на третью пару, - примерь.
И вот смотрю я на туфли эти... на Салину с Рыской... на Господина Гририха... и сердце у меня так щемит от того, что вижу. Они ведь у меня в этом мире самые близкие. Ближе никого нет. Даже господин Гририх мне как родной.
Господин Гририх... его ведь в поселение это тоже не просто так отправили, а потому что посчитали бесполезным. Конечно, что это за воин, который еще накануне первого боя такую травму глупую получил. Не от врага, а от лошади обозной пострадал. Сорвалась эта дура и сквозь строй ломанулась. Все отбежали, а господин Гририх не успел. Растерялся. И хребет ему кобыла эта переломила. И даже сейчас господин Гририх не может ходить долго. Нога отказывает. И все потому, что нерв у него в спине защемило. Вот прямо там, где копчик... и самое главное, травма-то ерундовая, только вот эту жилку немного передвинуть и освободиться нерв-то. И боли больше у него не будет. У меня руки сами потянулись, и я пальчиком господину Гририху пониже спины ткнула, что есть силы, чтобы жилку-то с места сдвинуть.
- Малла?!- подскочил господин Гририх, - ты что?!
А я глазами захлопала. Сижу ничего понять не могу. Что за наваждение?! И, правда, зачем я председателю нашему в задницу пальцем тыкаю?! Что за бред мне привиделся? Я даже головой потрясла...
- Простите. Сама не знаю, что на меня нашло, - пролепетала и покраснела так, что ушам горячо стало. А как тут не покраснеть, если все трое на тебя осуждающе смотрят? А ты на самом деле сотворила непотребство какое-то... я даже у себя в мире мужчин за попу не трогала... а уж здесь это, вообще, за гранью.
И чтоб смущение скрыть и внимание всех от произошедшего отвлечь, скинула колодки свои с ног и туфельки красивые натянула.
- Спасибо, Рыска, - обняла сестру, - мне очень нравятся.
Друзья, на Дзене можно прочитать и другие мои книги: