Предыдущая глава
Катя стояла у окна, раздумывая, идти ли ей сегодня к Николаю Даниловичу или нет. Странное чувство было внутри. Ещё вчера ей было любопытно узнать, что же такого произошло в его семье, что он одновременно и ослеп, и остался без крова над головой.
Сомнения одолевали. Понимала, что старику выговориться хочется. Возможно, что ему чуточку легче станет на душе. Но полезно ли это для самой Кати? С каждым днём её любовь к своему малышу росла, и Катя переживала, чтобы теперь её беременность протекала спокойно. Ведь её начало, погруженная в свои беды и горести, она пропустила.
-Иди, Катюшка, твой тебя зовёт, - крикнула Зинаида Тимофеевна с другого конца длинного коридора и, когда Катя приблизилась к ней, тихонько добавила - балуешь ты его. В декрет уйдёшь, что мы делать с ним будем? Он же только тебя одну и признаёт. Как самочувствие-то?
-Ничего, потихоньку, - Катя интуитивно приложила руки к своему заметно округлившемуся животу, - растём.
-Если помощь нужна какая, только скажи. Кроватку тебе достанем, распашонки. Я у знакомых поспрашиваю, у себя поищу.
-Да мне неудобно ... Я сама справлюсь.
-Ты мне это "сама" своё брось! Просить о помощи никогда не стыдно, тем более тебе. Мы собаки, что ли, злые? Всё понимаем. Сами мамками были. Но нам хоть свекровки да матери помогали наши. А ты совсем одна.
Зинаида Тимофеевна хмурилась, голос грубым был. Но Катя-то знала, что сердце у этой грозной с виду женщины доброе. И вообще тут коллектив оказался хорошим. И жизнь уже не казалась такой беспросветной. Катя не могла себе даже представить, что ждёт её в будущем. Да и не хотела. Жила сегодняшним днём. К чему гадать о том, что будет?
Николай Данилович в комнате сидел один, придвинув табурет к окну. Не видел ничего, но любил так сидеть, и со стороны не сразу подумаешь, что он совсем слепой.
-Я, как обычно, с работы возвращался, как увидел возле дома скорую и милицию. Наш район был оцеплен, и так просто туда не прорваться. У меня сердце заколотилось от дурного предчувствия, - безо всякого приветствия продолжил Николай Данилович свой вчерашний рассказ.
Катя осторожно присела на краешек его аккуратно застеленной кровати. Сам всегда стелил, никого не просил и не ждал. На ощупь. И долго-долго складки потом расправлял.
-Я задержался. На работе совещание было, потом в комитет партии срочно вызвали. Весна была, май месяц. Возвращался я уставшим, но, посмотрев по сторонам и вдохнув душистый аромат сирени, пошёл домой бодрее. Василинка моя обещала шарлотку с яблоками запечь, годовщина со дня свадьбы у нас с ней была. Говорят, ведь если в мае сыграешь свадьбу, то и жизнь семейная маятной получится. Мы с Василисой всё посмеивались, не верили в приметы.
С трудом говорил Николай Данилович. Всё оттягивал самый страшный момент. И Катя замерла.
-Приблизился я к дому-то и стою, глазею. Гадаю, что случилось, как вдруг из подъезда выносят носилки, крытые белой простынёй, и в наручниках Максимку выводят. Я взгляд-то на носилки перевёл, а из-под простыни рука безжизненно как свесится. На тонком девичьем запястье часы золотые я увидал. Вместе с Василисой мы такие часики дарили Лёле на восемнадцатилетие. Вот тут-то у меня сердце и оборвалось. Растолкав толпу любопытных, я прорвался вперёд. К санитарам кинулся, простыню сдёрнул. Лёля такая беззащитная лежала, маленькая ... Как ангелок.
Голос Николая Даниловича осип от волнения. Слова, фразы - давались с трудом. Старик скрестил пальцы и с силой сжал руки в замок.
-Я дальнейшее смутно помню. Когда меня в чувство привели, машина с моей дочерью уже в морг уехала. Максима увезли в следственный изолятор. Василису накачали успокоительным, и она находилась в нашей спальне под присмотром соседки, которая, увидев меня, всё и рассказала. Как было. Всё произошло буквально в считанные часы. Гарик подловил мою Лёлю после занятий в институте, предложил к нему в гости зайти. Мол, один он, и, зная, что у Лёли страстная любовь к классической музыке, предложил прослушать ей пару пластинок, откуда-то у него взявшихся. Я уже рассказывал тебе, что девочка моя наивной была, доброй. Не могла даже поверить, что в голове у человека может что-то гадкое возникнуть, злое. Да и жил Гарик над нашей квартирой, потому и не побоялась Лёля к нему пойти.
Николай Данилович закрыл лицо руками.
-Надругался он над моим ангелом. Растоптал всё, во что моя девочка верила. Она увидела, что мужчина может превратиться в грязное и грубое животное, и ничего красивого, нежного и романтичного в этом нет. Одна тупая и раздирающая боль. Лёля вернулась домой и заперлась в ванной. Максим опоздал буквально на десять минут. Её можно было бы спасти. Василиса в это время кулинарила на кухне, поглядывая на часы и в окно. Меня ждала, шампанское даже на центр стола водрузила. Хлопнувшему входной дверью Максу, крикнула, что у неё с папой юбилей и чтобы они с Лёлей тоже присоединялись поскорее к торжеству. Только вместо ответа нашего сына, она услышала его сдавленный крик. Сжимая в руках прощальную записку сестры, Макс, бешено вращая глазами, влетел в кухню и вырвал из рук матери нож, которым она резала мясо для запекания. Гарик стоял, ухмыляясь, на своём лестничном пролёте и с довольным лицом курил. Подвоха от взлетевшего по ступенькам Макса он не ждал, спиной стоял и с расстановкой разговаривал о чём-то со своим дружком. Мой сын убил это животное. Жёстко, беспощадно. Исступлённо вонзая нож в его гадкую плоть. На суде он потом несколько раз повторял, что сделал бы это снова и ни в чём он не раскаивается. Максим мстил за свою сестру. Приговор, который ему вынесли, добил мою Василинку. Спустя несколько месяцев после смерти дочери я хоронил свою жену. Беды, свалившиеся на нашу семью, были нескончаемы. Поначалу я писал сыну письма, пытался добиться с ним свиданий. Тщётно. Максим словно бетонной стеной отгородился от внешнего мира, а потом за какую-то драку с той зоны, куда его определили по суду, Макса переправили в другую, которая ещё строже была и намного дальше. С работы меня попросили. Я запил. А что ещё мне было терять? В таком состоянии, в каком я был на меня и вышли мошенники, которые занимались недвижимостью. Они находили одиноких стариков и обманным путём выселяли их из собственных квартир. Вот и я попался к ним на удочку. Ну а дальше я стал скатываться всё ниже. Бомжевал, продолжал спиваться. В одной из потасовок между бездомными я и потерял зрение. Избили меня тогда знатно. Еле выжил. А лучше бы, наверное, и не выжил, чем так. Я чужой был среди них, и они меня не приняли. После больницы попал в этот интернат для инвалидов. Вот и вся моя история.
Николай Данилович повернул голову в сторону Кати, прислушался.
-Ты ревёшь, что ли, Катюшка? - тихо спросил он - нельзя же тебе. Прости, что разбередил тебе душу. Старый я дурак.
Катя утёрла слёзы, катившиеся по лицу кулаком.
-А хотите погулять? Николай Данилович? - вдруг спросила она - за окном такой снег валит, что невозможно усидеть на месте. Я в детстве именно такую зиму любила.
Старик с радостью согласился. Так давно он уже на свежий воздух не выходил. Катя сбегала ему за тёплыми штанами, куртку старенькую нашла, шапку. Сама помогла одеться, обуть стоптанные ботинки с чужой ноги. Они спустились на лифте на первый этаж и сделали шаг к выходу, как зычный голос заместителя директора крикнул в их спины:
-Ковригина! Ты куда Николая Даниловича повела? К директору, быстро! Приехали за ним.
Дорогие читатели! Не будьте, пожалуйста, скупы на лайк) Если вам понравилась глава, конечно же. Отблагодарите своего автора, который старается чтобы вам было интересно. Для вас мелочь, а для автора и его канала большой стимул двигаться дальше)