Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь пыльное окно, освещали небольшую комнату старой хрущёвки. Сергей Петрович сидел в своём потёртом кресле, то и дело прикладывая ладонь к груди – снова кольнуло. В последнее время эти приступы участились, но он упрямо гнал от себя мысли о больнице. Только не это. Только не становиться обузой для сына.
Звонок в дверь раздался неожиданно. Сергей Петрович с трудом поднялся, придерживаясь за спинку кресла. На пороге стоял Алексей – его сын, весь такой "успешный", в дорогом костюме и начищенных туфлях.
– Здравствуй, пап, – Алексей переминался с ноги на ногу, явно чувствуя себя неловко. – Я звонил вчера, но ты трубку не брал.
– А, телефон... Разрядился, наверное, – соврал Сергей Петрович, пропуская сына в квартиру.
Алексей огляделся. Ничего не изменилось с его последнего визита: те же выцветшие обои, старая мебель, которую отец наотрез отказывался менять, фотографии на стене – ещё чёрно-белые, с пожелтевшими краями. Только пыли, кажется, стало больше.
– Что-то ты бледный... – Алексей внимательно посмотрел на отца. – Нехорошо выглядишь.
– Нормально я выгляжу, – огрызнулся Сергей Петрович, тяжело опускаясь в кресло. – Чего приехал-то?
– Соседка твоя позвонила. Говорит, слышала, как ты ночью скорую вызывал.
Сергей Петрович скривился. Вот ведь старая карга, не могла промолчать! И чего суёт нос не в своё дело?
– Ерунда это всё. Давление немного подскочило, с кем не бывает?
– Пап, – Алексей присел на краешек дивана, – давай я тебя к хорошему кардиологу свожу? У меня есть знакомый врач...
– Вот только не надо! – Сергей Петрович резко выпрямился, и тут же поморщился от боли в груди. – Не нужны мне твои "знакомые врачи"!
Алексей молча достал из внутреннего кармана пиджака белый конверт.
– Здесь на обследование и лекарства. Пожалуйста, возьми.
Сергей Петрович уставился на конверт, как на что-то омерзительное. Все эти годы он справлялся сам. Сам поднимал сына, сам чинил крышу на даче, сам менял трубы в ванной. И теперь, значит, должен признать, что не может обойтись без чужой помощи?
– Мне не нужна ваша подачка! – он раздражённо бросил конверт на стол. Купюры выскользнули наружу, рассыпавшись веером.
Алексей замер. В комнате повисла тяжёлая тишина, нарушаемая только тиканьем старых часов на стене – тех самых, которые когда-то они вместе выбирали на "Птичьем рынке".
– Это не подачка, пап, – наконец тихо произнёс Алексей. – Это забота. Неужели ты не понимаешь? Я же не чужой человек...
– Вот именно поэтому и не возьму! – отрезал Сергей Петрович. – Не хочу быть обузой.
– Обузой? – Алексей горько усмехнулся. – Знаешь, что обидно? Что ты готов скорее умереть от своего упрямства, чем принять помощь от родного сына.
Сергей Петрович отвернулся к окну. За стеклом качались ветки старого тополя – того самого, который они с женой посадили, когда только въехали в эту квартиру. Сколько лет прошло? Тридцать пять? Сорок?
– Ты как мать, – неожиданно произнёс он. – Она тоже всё пыталась меня "спасать". А я... – он осёкся, словно споткнувшись о собственные слова.
Алексей ждал продолжения, но отец молчал, всё так же глядя в окно. Наконец он поднялся.
– Ладно, пап. Я оставлю конверт здесь, – он положил деньги на край стола. – Сам решишь, что с ним делать. Но знаешь... – он помедлил у двери. – Мама бы хотела, чтобы ты был жив. И я хочу того же.
Входная дверь тихо закрылась. Сергей Петрович ещё долго сидел в кресле, глядя на белеющий на столе конверт. В груди снова кольнуло, но теперь это была не только физическая боль.
***
Алексей сидел в машине, припаркованной возле отцовского дома, и крутил в руках два билета на футбол. "Спартак" – "Динамо", центральные места. Как в детстве, когда отец впервые взял его на стадион. Помнится, тогда он, десятилетний пацан, чуть не оглох от рёва трибун. А отец, молодой ещё, подбрасывал его на плечах после каждого гола...
Телефон на приборной панели тихо завибрировал – жена.
– Лёш, ты где? – в голосе Наташи слышалось беспокойство. – Совещание через час.
– Знаю, – он потёр переносицу. – Наташ, я сегодня не приду. Передай Михалычу, что я заболел.
– Опять к отцу? – она помолчала. – Знаешь, может, стоит его правда в больницу определить? Хорошую, частную...
– Ты его не знаешь, – Алексей невесело усмехнулся. – Он скорее умрёт, чем позволит себя "определить". Нет, тут нужно иначе.
Поднимаясь по обшарпанной лестнице, он вспоминал их последнюю встречу. Конверт с деньгами так и остался лежать на столе – он видел его через окно, когда проезжал мимо на следующий день. Значит, отец даже не притронулся к нему. Упрямый старик.
На этот раз дверь открылась не сразу. Алексей уже собирался звонить второй раз, когда услышал шаркающие шаги.
– Кого ещё принесло? – голос отца звучал устало и раздражённо.
– Это я, пап.
Дверь приоткрылась. Сергей Петрович выглядел ещё хуже, чем в прошлый раз. Под глазами залегли тёмные тени, а правой рукой он незаметно придерживался за косяк.
– Опять с нравоучениями пришёл? – он прищурился. – Или деньжат подкинуть?
– Вообще-то, – Алексей достал билеты, – я тут случайно достал два билета на футбол. "Спартак" играет. Помнишь, как мы раньше ходили?
Что-то промелькнуло в глазах отца – словно тень той далёкой радости, когда они вместе орали на трибунах, обнимались после голов, ели горячие пирожки в перерыве.
– Ты опять хочешь меня на что-то убедить? – он хмыкнул, но в голосе уже не было прежней злости.
– Просто футбол, пап. Никаких больниц, никаких разговоров о здоровье. Только мы, трибуны и хороший матч.
Сергей Петрович помолчал, разглядывая билеты. На секунду Алексею показалось, что сейчас он захлопнет дверь. Но отец вдруг тяжело вздохнул:
– Ладно, поехали. Только если сам всё организуешь. И это... – он замялся. – Дай мне переодеться хоть.
В машине они молчали. Алексей включил радио – как раз передавали спортивные новости. Краем глаза он видел, как отец беззвучно шевелит губами, слушая прогнозы на матч. Совсем как раньше.
Стадион встретил их привычным гулом толпы. Пока поднимались на трибуну, отец дважды останавливался перевести дух, но помощь сына отвергал – "Сам дойду, не маленький".
– А помнишь, – неожиданно произнёс Сергей Петрович, когда они уже заняли свои места, – как ты здесь впервые побывал? Тебе было...
– Десять, – подхватил Алексей. – И я орал так, что на следующий день охрип.
– Да уж, – отец усмехнулся. – А мать потом меня неделю пилила – куда ребёнка потащил, простудишь...
Они переглянулись и вдруг рассмеялись – впервые за долгое время. Смех получился какой-то неловкий, словно оба разучились это делать, но искренний.
Матч выдался что надо. "Спартак" забил на первых минутах, трибуны взревели, и Алексей увидел, как отец невольно подался вперёд, сжимая кулаки. А когда в конце второго тайма "Динамо" сравняло счёт, Сергей Петрович даже привстал, что-то крича судье.
Домой возвращались в сумерках. Москва зажигала вечерние огни, в окнах загорался тёплый свет. Отец всю дорогу молчал, глядя в окно, но это было какое-то другое молчание – не тяжёлое, как раньше, а задумчивое.
Около подъезда он вдруг остановился:
– Слушай... – он явно подбирал слова. – У меня там на балконе... В общем, помнишь, мы раньше всегда весной цветы сажали?
Алексей помнил. Каждую весну они с отцом возились с рассадой, а мать причитала, что они превратили балкон в оранжерею.
– Может... – Сергей Петрович прочистил горло. – Может, заедешь на выходных? Поможешь старику с рассадой?
– Конечно, пап, – Алексей почувствовал, как к горлу подступил комок. – Обязательно заеду.
Поднимаясь по лестнице в свой офис, Алексей вдруг поймал себя на том, что улыбается. Что-то начало меняться. Медленно, почти незаметно – но лёд тронулся.
***
На балконе пахло свежей землёй и весной. Алексей осторожно пересаживал ростки помидоров, стараясь не повредить нежные стебли. Отец устроился рядом в старом плетёном кресле, изредка давая указания:
– Поглубже сажай, вот так... И землю вокруг прижми хорошенько.
Со дня футбольного матча прошло две недели. Алексей стал заезжать чаще – то рассаду привезёт, то просто проведать. Отец больше не запирался, хотя всё ещё держал дистанцию. Но что-то неуловимо изменилось в его голосе, взгляде, движениях.
– Пап, а где у тебя старая лейка? Помню, была такая, зелёная...
– В кладовке глянь, на верхней полке должна быть.
Кладовка встретила Алексея запахом нафталина и старых газет. Он потянулся к верхней полке и задел какую-то коробку. Та накренилась, и на пол посыпались бумаги, конверты, фотографии...
– Нашёл? – донёсся с балкона голос отца.
– Сейчас, пап! Тут кое-что упало...
Алексей начал торопливо собирать рассыпавшиеся бумаги. Вдруг взгляд зацепился за знакомый почерк – крупный, с характерным наклоном. Почерк отца, только... моложе?
Это было письмо. Пожелтевший от времени лист, исписанный чернилами:
"Дорогая Анечка! Знаю, что ты будешь смеяться над моей сентиментальностью, но я должен это написать. Сегодня видел у метро уличного музыканта – старика со скрипкой. Он играл так... знаешь, как будто это последнее, что у него осталось. И я вдруг подумал: вот она, моя несбывшаяся мечта. Помнишь, я рассказывал тебе, как в детстве хотел научиться играть? Отец тогда сказал – нечего время тратить, работать надо. А я всё думаю: может, стоило тогда настоять на своём? Не ради денег или славы – просто чтобы играть. Чтобы музыка жила внутри...
Прости за эти глупости. Наверное, устал очень. На заводе сейчас тяжело, ты же знаешь. Но ничего, мы справимся. Лёшка растёт, в садик ходит... Я хочу, чтобы у него всё было по-другому. Чтобы он не боялся мечтать. Чтобы..."
Дальше текст обрывался.
– Что ты там копаешься? – голос отца прозвучал совсем рядом. Алексей обернулся – Сергей Петрович стоял в дверях кладовки, опираясь о косяк. Увидев в руках сына письмо, он вдруг побледнел.
– Положи, – хрипло сказал он. – Это старьё, ни к чему...
– Пап... – Алексей поднял глаза от письма. – Почему ты никогда не рассказывал? Про скрипку, про музыку...
– А что рассказывать? – Сергей Петрович дёрнул плечом, но в голосе появилась какая-то надтреснутость. – Мало ли что в молодости хотелось? Жизнь – она ведь по-другому складывается...
– "Чтобы он не боялся мечтать", – тихо процитировал Алексей. – Это ты про меня написал?
Отец медленно опустился на старый табурет. Несколько минут в кладовке стояла тишина, только где-то далеко внизу сигналили машины.
– Знаешь, – наконец произнёс Сергей Петрович, глядя куда-то мимо сына, – когда тебе было лет пять, ты как-то спросил: "Папа, а ты счастливый?" А я тогда не знал, что ответить. Вроде всё есть – работа, квартира, семья... А счастья – его как будто и нет. И я себе пообещал: у тебя всё будет иначе. Ты будешь сильным, самостоятельным...
– Но я не хотел быть просто сильным, пап, – Алексей присел рядом. – Я хотел, чтобы ты гордился мной. Чтобы мы могли просто... быть рядом. Без этой вечной брони, без "я сам", без...
Он осёкся. Отец сидел, низко опустив голову, и его плечи едва заметно подрагивали.
– Ты всегда думал, что я должен быть сильным, – тихо произнёс Алексей. – И что не нужно жаловаться. Я это понял, но сейчас, может быть, нам нужно научиться быть рядом, не только когда всё хорошо, но и когда трудно.
Сергей Петрович поднял глаза – покрасневшие, но сухие.
– Ты прав, – его голос звучал глухо. – Я не могу всегда быть крепким. Я иногда не могу... но ты мне нужен. Ты тоже можешь на меня полагаться.
Он протянул руку и неловко коснулся плеча сына. А потом вдруг притянул его к себе – порывисто, отчаянно, как не обнимал уже много лет.
За окном накрапывал мелкий весенний дождь. В воздухе пахло пылью, нафталином и почему-то надеждой. Старые письма лежали на полу – свидетели времени, которое наконец-то начало оттаивать.
***
Начало июня выдалось на удивление тёплым. Помидоры на балконе уже вымахали почти по пояс, а петунии, высаженные вдоль перил, свисали пёстрым каскадом. Алексей поправил самодельную систему капельного полива – отцовское изобретение, которым тот страшно гордился.
– Представляешь, – донёсся из комнаты голос Сергея Петровича, – доктор говорит, анализы намного лучше стали. Давление почти в норме...
– Ещё бы, – Алексей улыбнулся, входя в комнату. – Ты же теперь каждое утро на велотренажёре крутишь.
Тренажёр появился месяц назад – после того, как отец всё-таки согласился пройти обследование. "Только к твоему знакомому врачу не пойду", – заявил он тогда. – "Сам найду". И ведь правда нашёл – пожилого кардиолога старой школы, который чем-то неуловимо напоминал его самого.
Сергей Петрович сидел в своём кресле, но теперь оно было не просто местом для угрюмого созерцания жизни. На подлокотнике лежала раскрытая книга – "Самоучитель игры на скрипке".
– Знаешь, – он провёл пальцем по странице, – я тут подумал... Может, и правда никогда не поздно? Видел объявление в районном центре – набирают группу для пенсионеров. Музыкальный кружок...
Он замолчал, словно смутившись. Алексей присел на диван, разглядывая отца. Морщины никуда не делись, седина тоже, но что-то неуловимо изменилось в его лице. Может, появился тот самый блеск в глазах, которого так долго не хватало?
– А что, – Алексей подхватил мысль, – отличная идея. Я как раз хотел сказать... Мы с Наташей квартиру нашли. Тут недалеко, три остановки на автобусе.
– Переезжаете? – В голосе отца мелькнуло что-то похожее на тревогу.
– Ага. Район тихий, зелёный. И от тебя близко – сможешь к внуку ходить...
– К какому ещё внуку? – Сергей Петрович резко выпрямился в кресле.
– Ну... – Алексей улыбнулся. – Месяцев через семь узнаешь.
Отец застыл, осмысливая новость. Потом его лицо начало медленно меняться – словно весеннее солнце выглянуло из-за туч.
– Погоди-ка... Ты что же это... То есть вы с Наташей...
Он вдруг встал, прошёлся по комнате, постоял у окна. Обернулся – глаза влажно блестели:
– А я ведь знаешь, что подумал? Может, этот... музыкальный кружок... Внуку колыбельные играть научусь. А?
Алексей почувствовал, как к горлу подступает ком. Он смотрел на отца и видел не сурового, замкнутого человека, каким тот был ещё недавно, а того молодого мужчину из письма – с мечтами, надеждами, с живым сердцем.
– Слушай, сынок, – Сергей Петрович вдруг замялся. – А тот конверт... помнишь? Я ведь его сохранил. Думал всё – верну, когда время придёт. А теперь вот думаю – может, лучше на скрипку потратить? Или там... кроватку для малыша... А?
Вместо ответа Алексей просто встал и обнял отца. Они стояли так долго-долго, и в этом объятии было всё, что не могли сказать словами: и прощение, и благодарность, и надежда.
– Я всегда думал, что смогу всё сам, – пробормотал Сергей Петрович куда-то в плечо сыну. – А оказывается, для этого нужны не только силы, но и поддержка. Спасибо тебе, сын.
За окном шумел летний город. На балконе качались под ветром цветы – те самые петунии, что они посадили вместе. С соседнего балкона доносилась музыка – кто-то негромко наигрывал на гитаре простую мелодию.
А в старой квартире, среди книг, фотографий и воспоминаний, двое мужчин наконец-то учились главному – быть не просто отцом и сыном, а по-настоящему родными людьми. Людьми, которые умеют отдавать и принимать любовь, не считая это слабостью. И где-то там, в глубине души, они оба знали – это только начало.
Если рассказ Вам понравился, поставьте ему лай и подпишитесь на канал, чтобы не пропустить новые интересные рассказы.
-----------------