В современном понимании орда - это образование с признаками государственности с исходящим из нее войском. Но былинами она представлена совершенно иначе - это определенная земля. Например, князь Владимир отправляет «Илью Муромца в Камену Орду, Добрыню Никитича в Золотую Орду, Михайло Потыка в землю Подольскую» или еще «проходил молодец из Орды в Орду, зашел молодец к королю в Литву», «ходил Дунаюшко да из орды в орду, из орды в орду, да из земли в землю».
Также про Ивана Годиновича: «ездил по всем землям, по всем ордам». То есть, орда фигурирует в былинах в качестве географическом, а не воинском. По летописям над Русью постоянно довлеет угроза с востока, оттуда с завидным постоянством набегают религиозно чуждые полчища. Народные причитания по адресу татарвы и орды, казалось бы, удачно подкрепляют церковно-книжную «идеологию».
Но «поганая татарва» с востока в былинных повествованиях, как-то мало напоминает степных кочевников. Почему-то в народном представлении татары связаны с синими морями, передвигаются водными путями по рекам и не на конях, а на кораблях. Сам Батый-собака объявляется под Киевом-градом на кораблях, спускает «якоря булатные», налаживает «сходенки дубовые», «выходит на крут-красен бережок». Или из земли бусурманской на новых кораблях приплыли «поганы татарове», взяли они княжну и «привели на пристань корабельную и привезли к Батышу на червлен корабль».
Можно, конечно все это списать на досадные оговорки, но количество подобных «оговорок» заставляет подумать об обратном. В одной песне красную девицу сватают на чужую сторону за злодея татарина и оказывается она не где-нибудь в восточных краях, что выглядело бы естественным, а на Дунай-реке. Еще в одной былине встречаем, что некая княжна Марья Юрьевна попала в неволю к татарам, где один из них сулит ей в дар «три кораблика со всеми матросами». Красавица противится, а когда татары напиваются вдрызг - убегает. Согласимся, эпизод с напившимися мусульманами также не лишен любопытства.
В следующей былине три русских корабля выходят в море, но, попав в бурю, оказываются «в земле татарской», что с географической точки зрения нелепо. Один из былинных богатырей Михайло Потык за службу награждается «в темной Орде» не табунами или чем-то подобным, а тремя кораблями. Затем отбывает обратно на Русь, только не по бескрайним степям, а «по славному по синему морюшку».
Знаменитый Садко по сюжету отправляется в Золотую Орду, на что определенно указывает текст, но больше всего примечателен, опять-таки никак не связанный со степями, маршрут следования: по Волхову в Ладыжское, затем в Неву-реку и прямиком за сине море, то есть в Европу. Не менее любопытно и то, что Змей Горыныч о трех головах, коему противостоит Добрыня, налетает с западной сторонушки. А вот Илья Муромец, бьющийся с татарскими полчищами, ожидает помощи от своего дядюшки Самсона Самойловича, который с богатырями поспевает с восточной стороны.
Ситуацию еще больше запутывает и другое обстоятельство, мимо которого пройти нельзя: поганую татарву народные песни упорно ассоциируют с Литвой. Например, три разбойника-татарина из неверной земли делят добычу золото, серебро и красную девицу, та горько плачет: «заплели у меня косу да на Святой Руси, расплетут у меня косу да в проклятой Литве». Или другое: прошла молва, что богатыри в Киеве состарились, дошел слух «в прокляту Литву, в Орду поганую», откуда на Русь собирается «силушка великая». Есть и не менее красноречивые строки: «подымалась тут-то Литва поганая, как подымалось поганое Идолище (традиционный символ татар в былинах), а на тот же на Киев-град». О защите Ильей Муромцем мужиков говорится: «и наехала проклята погана Литва, одолели тут поганые Татарове, тех мужиков Бекетовских».
Еще в одном месте от Ильи Муромца с дружинной «Литва поганая в побег пошла, тут они скрутили татарина поганого», давшего им заповедь платить дани-выходы. В другой песне набег на Русь замышляется на пиру у литовского короля, устроенного им для своих: «для пановьев для улановьев для поганых татаровьев». Любопытно, что именно в тех краях присматривает невесту Иван Грозный, пожелавший жениться «в проклятой Литве, орде поганой» на Марье Небрюковне. Его путь в названную землю указан географически безупречно: «через реки быстрые, через грязи Смоленские, через леса Брынские здравствует Государь в той Золотой Орде», а обратно с ним, то есть из поганой Литвы, возвращаются триста татар. Причем сказания не одобряют выбор иноверки. Напомню, под Литвой тогда подразумевался запад с господствующей там латинской верой.
Не может не удивлять, что по преданиям так поступает не только царь Иван Грозный, но даже причисленный к лику святых Владимир Красное солнышко. Благоверный князь посылает богатырей добыть ему невесту, Апраксию именно из Литвы. По одной былинной вариации эту миссию выполняет Дунай Иванович, который силой увозит дочь литовского короля, убив его слуг, которые названы следующим образом: «убив тот татар до одного, не оставив тот татар на семена». Киевский хранитель православной веры трепетно относится к своему тестю, коего былина зачастую величает Этмануилом Этмануиловичем, королем Золотой Орды. Владимир страшится появления его «грозных послов».
Когда Василиса Микулишна едет вызволять мужа Ставра из киевской темницы, то она наряжается посланником короля. Известие о приближении литовского посла производит переполох, все «кидалися, металися, то улицы метут, ельник ставили; пред воротами ждут посла из Дальней Орды, Золотой земли». В былине о Чуриле, Владимир, завидя приближавшуюся к дворцу дружину, сразу испугался: «едет ко мне король из орды или какой грозен посол». Получив поутру грамоту «от тестя, любимого», Владимир незамедлительно снаряжает богатырей на помощь его войску. В другой раз посылает Добрыню очистить «дороги прямоезжие до моего тестя, любимого, до грозна короля Этмануила Этмануиловича».
Обилие подобных мест не могло оставаться без внимания, требуя соответствующих разъяснений, но реагировали на это по-разному. Например, «скептическая школа» Михаила Каченовского заявляла о полной искаженности былин, напоминавших пустой вымысел; использование их в научных целях не представлялось возможным. Славянофилы, в свою очередь, заботливо поясняли, что «все это вероятно называлось иначе» и такие «несообразности скорее доказывают древность и подлинность произведений». Другие поступали тоньше, предпочитая говорить о переплетениях, о смешении в памяти народа татар и Литвы: «все враждебное обратилось в былине в поганую татарщину веры латинской и бусурманской, как антитезис святорусского православия».
Буслаев сожалел о безграмотности простого люда, не ощущавшего «ни хронологической, ни прагматической связи между важнейшими событиями русской истории». Историческая школа также испытывала неловкость, по сути, прячась в ссылках на многослойность эпоса, впитавшего разное. А вот ее представитель Александр Григорьев предпочел просто выносить неудобные места. К подготовленному им изданию впервые прилагалась нотная тетрадь для исполнения песен. Однако сами записи максимально вычищены от того, что режет глаз.
Практически исчезло название Литвы: если в записях почти полувековой давности (у Рыбникова) оно встречается на каждом шагу, то тут на объемный том их набралось чуть более десятка. Так, Иван Грозный уже не женится в поганой Литве, а направляется за невестой просто за сине море, да за чисто поле. Татары, неволящие девиц, сюжетно никак не связаны с морем и кораблями. Неверные подымаются на святую Русь не с западной или юго-западной стороны, а, как положено, из-за Кубань-реки (с юго-востока).
У князя Владимира вместо литовской родни появляются тридцать три православные дочери: «все они ходили да во Божью Церьковку, все они глядели, да на одну книгу, все они сказали, да во одно слово». В былинных записях конца ХIХ, начала ХХ века лютый Змей Горыныч налетает уже с восточных, а не западных краев. Нужно признать, такие корректировки придали песням более надлежащий с точки зрения официоза вид.