Это было чудо. Они шли, уверенные в победе, похваляясь многочисленностью и блистая наглостью. Но бой толком не состоялся, а следующей ночью они в ужасе бежали, побросав обоз, имущество, теряя лошадей, погибая и мечтая о пощаде. До Крыма добралось менее трети воинства и раненый хан. Так 4 июля 1591 года закончилась последняя татарская осада Москвы.
Текст: Денис Хрусталёв, рисунок Варвары Лавровой
В тот год казалось, что во всем сквозит волшебство – потусторонние силы испытывали Россию. Сначала серия неожиданных смертей и ненастий, потом – внезапная победа без кровопролития. До сих пор многое из событий того времени историки объясняют случайностями.
Все началось ранней весной в Астрахани, покоренной недавно Иваном Грозным. Ранее она входила в ареал татарских ханств, возникших после развала в XV веке Золотой (Большой) Орды, – Казанское, Крымское, Ногайское, Астраханское, Сибирское и пр. Здесь правила своя династия, правда, могуществом она не отличалась, зачастую полагаясь на влияние соседних ногайцев и москвичей. Астрахань русские войска заняли без сопротивления. Однако влияние татар не пропало: они составляли большинство населения степей и равнин. Верховным сюзереном оставался русский царь, но в местные правители могли назначать представителей знати иноверцев. Так случилось в 1586 году, когда на русскую службу перешел крымский царевич Мурад.
В Крыму тогда бушевала гражданская война, за трон боролись потомки хана Девлет Гирея. Сначала правил его сын Мехмед, но в 1584 году он был свергнут своим братом Исламом и вскоре убит. Сыновья Мехмеда – Саадет, Мурад и Сафа – бежали в Ногайскую орду, откуда совершили ряд нападений на Крым, но закрепиться там не смогли. В итоге пришли к воеводам в Астрахань за помощью, а те отправили их к царю. В Москву от братьев поехал Мурад. Царь Федор согласился покровительствовать ему – принял под свою владычную руку. Как русский подданный, Мурад был назначен новым правителем Астраханского ханства, где должен был править под надзором специально приставленных «товарищей»: «Царь же Федор его пожаловал великим жалованием и посла его на царство Астраханское, а с ним послал воевод своих князя Федора Михайловича Троекурова и Ивана Михайловича Пушкина».
Предполагалось, что Мурад соберет ногайцев и наемников с Кавказа, а затем захватит и подчинит Крым. Но Мураду не удалось договориться даже с собственными братьями. Саадет вскоре умер при невыясненных обстоятельствах, а Сафа уехал в Крым, где признал власть своего дяди Гази Гирея, который унаследовал ханство после брата Ислама в 1588 году. Мурад остался один на один с проблемой мести. А Гази был мудр и решил уладить дело миром. Он предложил Мураду вернуться и стать калгой – наследником престола. Искушение было велико. Астраханский хан несколько раз ездил в Москву советоваться. Ему разрешили обменяться послами с Гази, но потом в дело вмешались бесы.
В начале 1591 года среди крымских визитеров в Астрахань оказались колдуны. Они чем-то опоили Мурада с женами и родственниками, а потом «пили из них из сонных кровь», чем «испортили». Отчет о событиях сохранила летопись. Перепуганные русские воеводы бросились искать мусульманского экзорциста, поскольку не разбирались в магиях иноверцев. Нашли какого-то араба – «многознатца». Тот сказал, что нет шансов спасти пострадавших, если не поймать самих вампиров. Спецотряд охотников, прихватив араба, отправился осматривать окрестные юрты и степь. Упырей выявили. Они быстро сознались, согласившись попытаться все исправить – вернуть кровь. Но уточнили, что поможет только та кровь, что не замерзнет – ею нужно будет помазать больных. Затем при содействии араба и воеводских служащих пленники выпустили из себя всю ту кровь, что забрали у Мурада с близкими. Она замерзла. Вурдалаки развели руками: увы, поздно – царевичу «живым не быть». Действительно, вскоре Мурад, несколько его жен и слуг умерли. Узнав о случившемся, Гази Гирей поклялся отомстить неверным, обвинив во всем москвичей. Это стало главным поводом для татарского нашествия в 1591 году. Но не причиной.
ТЕМНАЯ СМУТА
На самом деле трения с русскими возникали уже давно. Те стали слишком активны в Нижнем Поволжье и на Кавказе. Сам Крым был зависим от Османской империи, хотя и изображал самостоятельность. Этим пользовались и в Польше, и в России, перекупая лояльность хана.
Впервые монголо-татары сожгли Москву в 1238 году. Первый же собственно крымский набег на Русь случился в 1507-м, а в 1521 году крымцы появились у русской столицы. С тех пор нападения стали регулярными. Чаще они затрагивали пограничные области, но нередко крымцы пересекали Оку. В последний раз они спалили Москву в 1571 году. Потом было двадцать лет затишья. И вот крымские орды появились снова.
В конце 1590 года в Бахчисарай уехал московский посол Иван Филатьевич Бибиков. Посла приняли холодно, а людей его ограбили. Возможно, торговались за новые подарки из Москвы, а может, интриговали с подачи поляков. К тому же тогда Москва еще вела войну со шведами, которые тоже пытались натравить татар на русских. В итоге хан не отпустил Бибикова и стал собирать армию вторжения.
В Астрахани в это время продолжали разбираться в случившемся. Из Москвы прислали следователя Астафия Михайловича Пушкина, который опять арестовал и подверг пыткам тех степных вурдалаков, надеясь выяснить, кто их подослал. Все было бесполезно, пока вновь не обратились к тому же самому арабу, который подсказал способ пытать вампиров: подвесить за руки и вставить в рот «удила конские», но бить не по телу, а «по стене против их». После этого упыри заговорили и показали на Крым. В итоге воеводы решили лихоимцев сжечь. Особенностями казни также руководил многосведущий араб. Во время аутодафе «слетелися сорок и ворон многое множество». Они долго кружили над Астраханью, «покамест их жгли», а потом – как души упырей отошли – «все исчезли». Пушкин успешно справился с магической интригой и был награжден. Остаток двора Мурада распределили по другим городам. Но татарского нашествия избежать не удалось.
5 мая 1591 года Гази Гирей вызвал Бибикова и сообщил, что, вняв уговорам царя, собрался в поход на Речь Посполитую, то есть литву и поляков. 10 мая он выступил из Бахчисарая и вскоре встал лагерем на Молочных Водах (в районе нынешнего Мелитополя), ожидая подхода ногайцев. Оттуда в конце месяца он с армией ринулся строго на Москву, о чем в столице узнали 10 июня.
Топорная хитрость не могла устранить традиционную предусмотрительность москвичей. Роспись «заречного розряда» – пограничным полкам по линии Тула–Дедилов–Крапивна – царь объявил еще 4 марта. В случае вторжения крупных сил им было предписано соединиться с «береговыми» полками – основным русским войском, расположившимся на линии Серпухов–Калуга–Алексин, сторожевые отряды которого стояли в Коломне и Кашире. Их роспись появилась 21 апреля. К нападению готовились, но в тот раз все сопровождалось невероятным количеством трудностей и бед. Казалось, неведомые демонические силы трудятся над тем, чтобы навредить стране, династии, вере.
Прежде всего само распределение войск сопровождалось скандалами, целой серией местнических споров: из десяти «береговых» воевод четверо сразу подали жалобы. Едва с ними управились, грянула жара. Потребовалось дополнительное усиление противопожарных мер в столице, куда начали собирать множество работников из окрестных областей – посоху – для строительства новых оборонительных укреплений. Готовили «гуляй-город» – передвижные дощатые заслоны, большие щиты на колесах, служившие укрытием для стрелков и мешавшие маневрам вражеских всадников. Столица наполнилась крестьянами из далеких сел, стучали топоры, свозили и рубили лес. Спали, разводя костры. В итоге полыхнуло сразу в нескольких местах.
А тут еще весть о новой сатанинской атаке: небрежением был испорчен и погиб единственный наследник престола – царевич Дмитрий. 15 мая 1591 года в Угличе разыгралась трагедия, заставившая содрогнуться Россию и отразившаяся в многолетней Смуте (см.: «Русский мир.ru» №5 за 2022 год, статья «Гибель царевича Дмитрия». – Прим. ред.). Несчастье сопровождалось бунтом, который подстроили родственники матери царевича – Нагие. С гибелью Дмитрия для них исчезла надежда вернуться к власти, от которой их отстранили в 1584 году. Они долго жили этими чаяниями, сводя к ним миропорядок. Теперь, казалось, все рухнуло. Нагие винили во всем Годуновых – приближенных царя Федора. В безумии они подняли восстание, перебив в Угличе местную администрацию, назначенную, как они полагали, Годуновыми. Одним из мотивов ссоры, кстати, был сбор посохи, на которую Нагие не хотели отпускать своих крестьян.
Обычно считают, что это был стихийный бунт, хотя позднейшие репрессии в отношении его организаторов оказались уж слишком жесткими. Казням подверглись не только инициаторы и придворные, но и многие из простого посадского населения. Возможно, после смерти Дмитрия Нагие полагали сделать ставку на его мать, царицу Марию – последнюю супругу Ивана Грозного, единственную на тот момент коронованную особу помимо царской четы. Позднейшее следствие установило, что сторонники Нагих провоцировали пожары в Москве и других городах. Расчет, скорее всего, был сделан на мистический страх, который должен был сопровождать обвинение Годунова в якобы подстроенной смерти царевича. Сами небеса посылали очищающий огонь на причастных к братоубийству. Предполагалось, что царь как минимум удалит от двора своих ближних бояр, виновников ненастий. А может статься, и сам будет свергнут, и на трон взойдет царица Мария. Эти мечтания быстро пресекли. В Углич отправился стрелецкий отряд, всех Нагих арестовали, а Марию постригли в монастырь. Нанятых ими поджигателей казнили. С огнем едва успели справиться к началу июня, когда поступили сведения о приближении татар.
ВЫЗОВ
Первое время была надежда, что степняки растекутся по южным окраинам в грабежах и кутежах. Войска должны были выжидать, прикрывая основные дороги. Тогда же появились сведения об активизации шведов на северных границах. Потребовалось усиление и на том направлении: 20 июня к Новгороду отправили три полка с воеводами.
Но к 26 июня перебежчики принесли весть, что хан не останавливается и, «не роспуская войны», ведет свою 150-тысячную армию на Москву. Всем рассредоточенным на сотни километров воинствам немедленно отдали приказ собраться у Серпухова, а потом отойти к столице и занять лагерь на реке Котел (Котловка) – от Коломенского вплоть до Данилова монастыря. На Оке остался небольшой арьергард.
Народ волновался и роптал. Было немало тех, кто показывал на Бориса Годунова, намекая на его если не прямую, то ментальную вину: дескать, мыслил недоброе и вообще. Многими он уже воспринимался как безальтернативный глава государства. Иностранцы уже именовали его «правитель». Сегодня нам кажется, что политическое поле того времени было зачищено и у Годунова не было конкурентов. Но современники, кажется, думали иначе, прилагая усилия подорвать его авторитет. И Борис вызов принял.
Он лично возглавил подготовку к обороне столицы. Царь поручил ему «обоз поставити за Москвою рекою, за Деревяным городом промеж Серпуховские и Колужские дороги и наряд в обозе поставити, и запасы и пушкарей к наряду росписати, и устроити обоз и наряд совсем готово, как, прося у всемилостиваго бога помощи, стоять и битца из обозу против крымского царя Казы-Гирея». 3 июля эти позиции заняли подошедшие из Серпухова полки. Армией командовал Федор Иванович Мстиславский, которому Борис был назначен «товарищем». Даже знатность конюшего не позволяла ему быть главнокомандующим. Мстиславский был первым боярином в думе, в его жилах текла великокняжеская кровь, по всем местническим разрядам он был первым в стране после царя. Никто не мог оспорить его лидерство, даже Годунов, которому поручалось лишь помогать. Впрочем, право по крови не гарантировало личные таланты. Мстиславский не был выдающимся полководцем, но иного назначить было просто нельзя по понятиям того времени. Кроме того, у него был солидный опыт руководства воинскими подразделениями – с 1576 года, когда был еще жив его отец Иван Федорович Мстиславский – выдающийся воевода Ивана Грозного. Сам Годунов никогда войсками не командовал и в боях не отличался. Его «сочетание» с Мстиславским было оправданно целями политическими, а не военными. Он должен был разделить ответственность в случае поражения и славу в случае победы. Так царь гарантировал упорство своих приближенных и знати, тестировал лояльность.
Воеводе полка правой руки Никите Романовичу Трубецкому в «товарищи» назначили Степана Васильевича Годунова, а в передовой полк к воеводе Тимофею Романовичу Трубецкому в «товарищи» дали Ивана Васильевича Годунова. Клан Годуновых был заинтересован в победе над крымским ханом. Потрясения последних месяцев не оставляли им шансов, грозили не только их власти, но и жизни. Положение было серьезным.
МОСКОВСКОЕ ЧУДО
Накануне царь Федор Иоаннович лично инспектировал лагерь русской армии: «Приехав государь в полки, воевод своих и дворян и детей боярских пожаловал, и здоровье спрашивал, и полков государь смотрел, и в обозе государь мест розсматривал, где полков стояти в обозе; и смотря государь полков и розсмотря мест в обозе, где полков стоять, пошел государь к Москве, а бояром и воеводам всем князю Федору Ивановичю Мстиславскому с товарищи велел государь итти со всеми полки на прежние места и станы в луг против Коломенского». Судя по всему, в ходе этого визита царь посетил также наспех сколоченную в тылах обоза походную церковь, посвященную Сергию Радонежскому. Государь перенес туда из Благовещенского собора Кремля Богородичный образ, которому некогда молился перед походом на Казань его отец. Он был двусторонним: прежде всего лик Матери с Младенцем, держащим голубой свиток, – один из основных типов изображения Богородицы, обозначаемый как «Умиление» («Елеуса»). С обратной стороны иконы представлена сцена Успения Богоматери. Такие иконы удобно было размещать вне стен, чтобы их могли обозревать в движении: идущие в атаку вспоминали о смерти и победе во Христе.
Ранее эта икона находилась в Коломне, а в столицу попала после пожара 1547 года, когда многие храмы лишились убранства и их стали насыщать утварью и образами, свезенными из других городов. Сейчас искусствоведы уверенно датируют создание иконы концом XIV века, а авторство приписывают Феофану Греку. Успенский собор Коломны был заложен великим князем Дмитрием Ивановичем в 1379 году, буквально накануне Куликовской битвы, и освящен в 1382-м. Через Коломну шли полки, отправляясь на битву с татарами, и это не только запомнилось, но и было актуализировано при царе Иване Васильевиче, когда русские перешли в наступление на Восток. Великого пращура стали именовать Донским, как и коломенский храм. А прибывшую в Москву икону стали называть «Донской», то есть имеющей отношение к князю Дмитрию Ивановичу Донскому. В XVII веке родилась благочестивая легенда о том, что она была подарена казаками полководцу накануне сражения на Куликовом поле. При Федоре Иоанновиче было достаточно того, что славные предки молились перед ней о защите родины. И в 1591 году она, кажется, снова помогла.
1 июля Гази Гирей с ордой подошел к Туле, но не задержался здесь: сожгли посад и двинулись дальше. 2 июля враг преодолел Оку «пониже Серпухова под Тешиловым» и заночевал в Лопасне. 3 июля орда была на Пахре, а на следующий день подступила к Москве. Стычки татар с русским авангардом начались уже в 6 утра, а через два часа они вышли по Калужской и Серпуховской дорогам к линии основных войск, оградившихся «гуляй-городами». Спустя много лет голландец Исаак Масса передавал рассказы очевидцев, что неприятель двигался «подобно туче, с таким грохотом, что тряслась земля».
Хан не стал атаковать с ходу: расположился лагерем, а вперед на разведку боем отослал сыновей «со многими крымскими людьми травитися против Даниловского манастыря от Курганов и от Воробьева». Это была прежде всего перестрелка. Татарские лучники осыпали русские позиции градом стрел: как писал Масса, «казалось, небо усеяно ими». Им отвечали наемники – «немцы» и «литва» – «огненным» и даже «копейным» боем. Но до рукопашной доходило редко. Русская пехота отступала, выдвигая вперед стрелков и прикрываясь «гуляй-городом». К полудню бои стихли. В поле остались разъезды. Татары отправились на отдых, готовясь к главному сражению, которое, надо полагать, планировалось на следующий день.
За происходящим из Кремля наблюдал царь Федор Иоаннович. Потом молился. Молился он, Борис Годунов, Федор Мстиславский, вся Москва, вся страна во главе с патриархом. И ночью случилось невероятное. Слышны были топот, выстрелы, шум, переполох. А потом восходящее солнце осветило опустевший лагерь интервентов – они бежали. Хан «с великим страхованием и ужасом» умчался «тою же сакмою [дорогой] назад к Серпухову». Татары уходили спешно и «в чрезвычайном беспорядке», «лошадей многих и всякую рухлядь метали и лошадей подсекали», так, что «между Москвою и городом Серпуховым, в 12 милях от него, повалили много мелкого леса и передавили несчетное множество своих лошадей и людей, так что вся дорога была усеяна человеческими трупами и лошадьми», – записал Масса. В тот же день (5 июля) Гази Гирей достиг Серпухова и, преодолев Оку, заночевал в 5 верстах от реки: загадочный ужас гнал армию крымчан так, что за 10 часов они – все тысячи – преодолели расстояние примерно в 90 километров, сметая редколесье и не считаясь с потерями. Никакая погоня за ними не поспела бы.
Татары бросали повозки, имущество («рухлядь»), лошадей и погибали сами. «И поиде со многим срамом из Руския земли», – заключил летописец. По сообщению посла Бибикова, который поджидал результатов предприятия в Бахчисарае, в Крым вернулось около трети выступившего оттуда воинства. Многие князья были изранены. Сам хан въехал в свою столицу ночью на телеге с перевязанной рукой. На одной из коротких стоянок на него успели напасть запорожские казаки, пограбили и покалечили.
СПЕЦОПЕРАЦИЯ ИЛИ СИЛА МОЛИТВЫ?
Ошарашенные происшедшим русские полководцы целый день пытались понять, что делать. Только 6 июля двинулись за беглецами. Долго допрашивали свидетелей и искали подвох. Родилось несколько версий происшедшего. Одну из них – о холопе, который потерял коня, – можно найти в Пискаревском летописце: «некий боярский человек еде лошадей поити и оторвался у него конь, и он ста вопити: «Переймите конь!» И от того стался страх в обозе и во всех городех на Москве, и стрельба многая отовсюду; и осветиша городы все от пушек». У историков к таким рассказам доверия немного. Сложно вообразить, что пушкари приняли за команду вопли какого-то пастуха и лошадиное ржание, которые к тому же породили страх у видавших виды кочевников. Попытки рационального объяснения случившегося привели к версии, что татары прознали о том, что русские решили вернуть войска, отправленные на шведов. Якобы скоро должны были подойти свежие силы из Новгорода. Историк Александр Александрович Зимин даже предположил, что эту «дезу» подкинул степнякам специально засланный лазутчик. И бегство Гази Гирея от Москвы в таком случае предстает акцией спецслужб. Хотя для большинства современников никакой интриги здесь не было: просто молитвы были искренними, и Господь снизошел.
На месте, где стояла походная церковь Святого Сергия Радонежского и куда он принес икону Богоматери, царь Федор Иоаннович приказал построить большой храм и населить вокруг монахов, которые должны будут веками поминать случившееся чудо. Так возник Донской монастырь, который действует в Москве до сих пор и знаменует силу истинных чувств при защите родной страны. Что характерно: именно там сейчас оформился мемориал с захоронениями лидеров Белого движения – Антона Ивановича Деникина и Владимира Оскаровича Каппеля. А рядом – философ Иван Александрович Ильин.
Про Гази Гирея стоит добавить, что никакой 100-тысячной армии у него не было, хотя он сам об этом похвалялся. При такой численности он просто не мог бы так маневрировать и стремительно отступать. Историки полагают, что его войско немногим превышало 30 тысяч. Русская армия под Москвой была сопоставима по численности. В оборонительной позиции победить ее было крайне затруднительно. Хан переоценил свои возможности и мог действительно испугаться разгрома. Впрочем, это не оправдывает беспорядочного бегства.
Вернувшись в Бахчисарай, хан уже в августе 1591 года вызвал Бибикова и в беседе сетовал, что ходил, дескать, к Москве, но ему там были не рады. На это ошарашенный посол парировал, что ходил хан на Москву «через свое слово» и «у Москвы постоял немножко, а если бы постоял побольше, то государь наш умел бы [его] [по]потчевать». Хан стерпел дерзость, а в октябре отпустил Бибикова домой с предложением мира, который был утвержден в 1594-м после согласования с османским султаном. Вплоть до своей смерти в 1607 году Гази Гирей больше никогда не воевал с русскими.
Это фиаско на многие годы упредило крымские набеги. Больше никогда они не достигали Москвы. В самой Руси оно тоже имело важные последствия. Все участники были награждены – вплоть до каждого сына боярского, многие из которых были пожалованы шубами и деньгами. Особенно были отмечены полководцы. Главным героем стал Борис Годунов, который помимо административных успехов теперь мог поставить себе в зачет и военные достижения. Все сюжеты с заговором Нагих и смертью царевича Дмитрия были забыты. Царь Федор мог убедиться, что его придворный круг надежен и эффективен.
Кроме всего прочего, благодаря победе над Крымом в 1591 году возникла Украина – началось возведение крепостей по засечной черте много южнее прежних. В 1593 году появились Валуйки и Старый Оскол, в 1596-м были возведены крепости в Курске и Белгороде, а в 1599-м – построен Царёв-Борисов. Россия победила и наступала на Степь благодаря заступничеству Донской иконы Богоматери.