В Петербурге открылась выставка рисунков и акварелей 1941 – 1942 годов

Пронзительны скромные листки бумаги с изображениями людей и города-фронта, в котором они жили. Сила документа умножена на силу духа художников, понимавших, что если не они, то никто не сможет сохранить для истории и потомков образы того времени. Наверное, в этом разгадка энергетики рисунков художников-блокадников. Как‑то уже в послевоенное время живописец Ярослав Николаев заметил: «Когда теперь пишут блокадный Ленинград, не выходит именно свет. Не то получается, не та теплота, не тот холод. Странный цвет был — и больной, и сильный, и удивительно красивый. Может быть, это шло изнутри, от внутреннего состояния…». #INJECT_1# Ощущение холода точно передает рисунок Виктора Слыщенко «Мои соседи. 1942», изображающий двух детей, закутанных, кажется, во всю одежду, которая у них была. И рисунок Алевтины Мордвиновой «Пожар одного из корпусов Военно-медицинской академии зимой 1941 – 1942»: изможденные женщины передают по цепочке ведра с водой, взятой из нев­ской проруби. Оттуда же качает воду пожарная машина, но она явно не справляется. Николай Быльев-Протопопов рисует заснеженный город и его пешеходов в хорошо узнаваемом месте: «Ленинград в марте 1942 года. Исаакиевская площадь у памятника Николаю I». Знаменитый клодтовский монумент надежно укрыт мешками с песком и дос­ками. Любопытны три рисунка Георгия Закутина, в то время ученика школы-интерната при Академии художеств. На одном изображена комната ленинградца с буржуйкой. Два других рисунка посвящены занятиям в школе. Все ученики одеты в зимние пальто, ушанки и валенки. Но старик-­учитель строго смотрит на мальчика, держащего ответ. Видимо, тот не выучил урок. Красоту цвета, о которой говорил Николаев, хорошо передают акварели Евгении Магарил «Солнечный день. 1 июня 1942». Художница изобразила вышедших погулять детей на фоне разноцветных фасадов городских домов. Блокада еще продолжается, но самая страшная зима уже позади. «Рисующий коллега. 14 января 1942» показывает мужчину, присевшего на краешек ­роскошного дивана с резной спинкой, чтобы сделать несколько быстрых набросков. На выставке впервые показаны вместе четыре акварельных автопортрета Магарил. В нояб­ре и даже декабре 1941 года ее лицо светлое, почти безоблачное. В марте 1942‑го — это изможденный лик женщины, в которой невозможно узнать прежнюю художницу. Летом 1944 года румянец вернулся на ее лицо, но тени под глазами выдают следы пережитого. Татьяна Глебова, ученица Павла Филонова, представлена рисунками из нескольких блокадных серий. Аллегоричен «На набережной Мойки» — два больших дерева, ища поддержки, наклонились друг к другу и переплелись ветвями. Обычно выставки в Памятном зале продолжаются по нескольку месяцев. Но старая графика не любит света. Знакомство с «Жителем осажденного Ленинграда» завершится 7 октября.