Елена Караева
Чтобы сомневаться в том, что поступление информации в Европе и ее трактовка регулируется железной, поистине наркомовской рукой, нужно быть очень наивным и совсем неискушенным человеком.
И такой наивный общеевропейский человек был создан.
Потребовалась, конечно, многолетняя работа, бессчетные усилия и очень много денег (в буквальном смысле), чтобы сегодня, когда это властям стран ЕС — как национальным, так и наднациональным — требуется, любое официальное, полуофициальное и слегка официальное заявление или сообщение воспринималось как истина в последней инстанции.
С заданием отлично справляются комментаторы, аналитики, политологи, специалисты по геополитике (можно брать их профессии в кавычки, можно оставить как есть), поскольку все они и сотворили вот этими холеными руками, лежащими на столах телестудий или на клавиатурах гаджетов, сегодняшнее восприятие русских.
Восприятие это простое: "Русские — это бандиты, убийцы, садисты, дикари; и даже если не все бандиты, то уж мерзавцы они точно". Почему?
Потому что русские.
Новый повод — недавняя перегруппировка союзных сил, участвующих в спецоперации. И, разумеется, практически немедленно после этого — организованный в оставленные российским контингентом районы десант западных медиа и последующие гигабайты рассказов о том, что русские "вели себя как звери".
Ну а что можно ожидать от тех, кто, как с наслаждением сообщает европейская пресса, "выковыривает микрочипы из холодильников, стиральных машин и иной бытовой техники, чтобы потом их устанавливать на боевую артиллерию"?
Чем чудовищнее и чем неправдоподобнее, тем — как для аудитории, так и для тех, кто рулит информационными потоками, локальными и глобальными, — "более лучше".
Иногда включаются, если требуется именно что утвердить, а не подтвердить сказанное, тяжеловесы европейской политики.
Это чаще всего председатель Еврокомиссии фон дер Ляйен и/или президент Франции Макрон.
Выбор персоналий неслучаен: первая олицетворяет в поле политического пиара ЕС, второй — позицию и традиции Франции как "колыбели прав человека и места, где родились идеи современного европейского гуманизма". Того самого, что предполагал не только возможность услышать голоса жертв, но и наличие юстиции, основа которой даже в ситуации геополитического кризиса — презумпция невиновности, пока не доказано обратное.
И доказано так, что не осталось ни малейших сомнений ни в том, кто деяние совершил, ни в умысле совершения преступления. Против человечности.
Крики про "Мы поведем русских к военному прокурору и доставим их в военный трибунал" раздаются отчего-то из столиц стран, когда-то бывших нашими союзниками в войне против нацизма и гитлеризма.
Но поначалу идея этого самого трибунала — того самого, ставшего историческим рубежом и редутом, помогающим и сегодня защищать общечеловеческие ценности, — в этих столицах была практически отвергнута. А тех, кто совершил военные преступления, предлагалось просто казнить. Без всякого следствия. И конечно, без судебного разбирательства.
Однако нарком иностранных дел Молотов, на которого сегодня в современной европейской историографии принято вешать всех собак за так называемый раздел Европы в 1940 году, еще в 1942-м заявил: "Вся полнота ответственности гитлеровского правительства и командования за проводимое германской армией опустошение захваченных советских земель <…> и весь причиняемый этим советскому государству и отдельным гражданам ущерб должны считаться точно и документально установленными".
Сегодня европейцы, точнее, те, кто намерен Россию уничтожить — как цивилизацию, как государство, аннигилировать как страну, стереть, как стирают клавишей Delete написанное, уничтожить как сообщество людей, объединенных столь ненавистной нынешнему Западу системой традиций и ценностей, — в общественном мнении уже превратили русских в стаю сорвавшегося с цепи зверья.
А что делают со зверьем?
Его убивают. Его расстреливают. Ему пускают пулю в затылок. Его терзают, прежде чем убить, чтобы насладиться страданиями. Потому что это же не люди. Ну а животные — ничего, пусть помучаются.
Расчеловечивание — это первый, если не главный шаг к тотальному уничтожению.
Европа в подобном всегда преуспевала. И отнюдь не только в прошлом веке.
Если кто не помнит, то религиозные войны в основе своей имели тот же тезис: те, кто иначе крестятся или исповедуются, — не-люди.
Женщины яркой внешности были тоже не-людьми, а ведьмами. На костер их, нечестивиц!
Отступники от единственно правильного вероучения тоже были не-людьми — еретиками.
В ситуации нынешней войны, которая ведется против России, идеологи и стратеги не придумали ничего нового.
Они сменили повод, чтобы обосновать, почему нас расчеловечивают. Минимум усилий. Максимум эффективности.
И конечно, процесс расчеловечивания стартовал отнюдь и далеко не с началом спецоперации. Именно поэтому всем записным европейским интеллектуалам было абсолютно наплевать, что в Донбассе погибают под обстрелами русские. Что пули несут гибель детям. Что там взрывают дома, где живут старики.
Ведь в глазах этих записных интеллектуалов люди были русскими. То есть они, эти жертвы, были не-людьми. А больше их погибнет, меньше — да какая, собственно, разница?
Расчеловечивание русских как нации и как общности шло параллельно — и об этом тоже нужно помнить — с очеловечиванием убийц, садистов, мучителей, военных преступников.
Сегодня стоит только тронуть любую сферу жизни современного искусства, как оттуда посыпятся "страдающие эсэсовцы", "рефлексирующие гестаповцы", "преданные долгу солдаты вермахта", которые, как выясняется, всегда ненавидели нацистскую "машину ужаса", правда, получая от нее ордена, медали и денежное довольствие. Но муки совести, конечно, испытывали постоянно.
И вот сейчас все это сошлось. Сбилось, собралось в единый и мощный кулак.
Очень современный, очень спаянный, очень оснащенный. Очень скоординированный. Комар носа не подточит, муха не пролетит.
Любое публичное сомнение в том, что русские — сорвавшееся с цепи зверье — оканчивается для высказавшегося тотальной травлей. Степень ненависти испытала на себе не так давно видный французский политик Сеголен Руаяль, которая решилась высказать сомнение в точности сведений, предоставленных Киевом. Ее истерзали во время самого эфира. И после эфира.
И терзать продолжали, пока она не извинилась. Точнее, пока она не попросила прощения. И даже в этой ситуации ей, когда-то министру в правительстве Миттерана, когда-то сопернику Николя Саркози на президентских выборах, это стоило внесения в черный список на одном из телеканалов.
Взывать к гуманизму и пониманию тех, кто намерен тебя изничтожить, как мы это успели понять, занятие пустое.
Значит, придется поменять не только образ мышления. Но и образ действия.
Значит, нам придется на какое-то время оставить те представления, в первую очередь о Европе, которые у нас все еще оставались.
Значит, мы должны понимать, что перед нами давно уже не улыбчивые симпатяги, а те, кто на нас смотрит как на недолюдей. И значит, необходимо это не только признать, не только осознать, но и начать действовать, этим новым пониманием руководствуясь. Даже если речь идет о повседневности. Даже если что-то кажется мелочью.
Потому что нам, русским, сегодня за все хорошее, сделанное нами и что сделано нами быть только может, — полагается смерть.