Старинные путеводители, говоря о замечательных достопримечательностях Москвы, сообщали о колокольных звонах Сретенского монастыря: «Монастырская колокольня славится по Москве весьма искусно подобранными колоколами»[1]. Ризничий Сретенского монастыря иеромонах Иосиф в 1911 году писал о колоколах Святой надвратной колокольни обители: «Колокольня имеет довольно красивую восьмигранную форму, снабжена множеством колоколов, из которых большой, отлитый в 1745 году, весит 195 пудов 10 фунтов (3,2 т) и славится в Москве своим гармоничным звоном»[2]. В ответ на постановление Моссовета от 11 января 1928 года «О сносе колокольни бывшего Сретенского монастыря» приходской совет 31 марта обращался в Главнауку Наркомпроса с просьбой отдать верующим колокола: «На колокольне бывшего Сретенского монастыря помещается более 20 колоколов разного веса, самый большой из этих колоколов весит 195 пудов. Часть этих колоколов очень древняя, и по своему музыкальному подбору они являются очень ценными»[3].
Колокольный звон Сретенской обители славился еще с XVII века, и на то были веские причины. Надвратная колокольня монастыря венчала Сретенский холм, представлявший собой высокий левый берег реки Неглинной. Приближались ли люди к Сретенскому монастырю по Сретенке или со стороны Кремля, они видели: Святая колокольня возвышается над всем. Она доминировала во всех панорамных видах города. Колокольный звон Сретенского монастыря медленно спускался с вершины холма, полновесно заполняя всю долину реки Неглинной и располагавшиеся в ней слободы. И здесь кроется вторая причина, почему этот звон не мог не быть замечательного звучания. Слушали этот звон работники Пушечного двора, обитатели слободы кремлевских звонарей и слободы литейщиков колоколов и пушек, то есть самые требовательные ценители и сами творцы колокольного звона. А уж они должны были позаботиться о качестве колокольного звона Сретенской обители.
Государственный Пушечный двор для литья колоколов и пушек был устроен с конца XV века там, где ранее стояла Пушечная изба. В.Н. Татищев сообщает, что в 1488 году «слил Павлин фрязин Дебосис пушку велику»[4]. В сохранившихся документах двор впервые под своим именем упомянут в 1535 году[5]. В XVI веке работники Пушечного двора селились по соседству в слободе кремлевских звонарей, центр которой был отмечен церковью святого Николая Чудотворца в Звонарях. Когда сооружали Белый город, то речку Неглинную под крепостной стеной заключили в трубу. Перед запрудой образовался Неглименский пруд, а Звонари и Пушечный двор в конце XVI века оказались «на Трубе»[6]. Над прудом на Сретенской горке за стеной Белого города обосновалась слобода работников Пушкарского приказа сначала вокруг церкви святого Сергия Радонежского в Пушкарях. По описи 1638 года, слобода протянулась до церкви Спаса Преображения в Пушкарях на Сретенке, и в ней насчитывалось 372 двора «московских пушкарей и пушкарского чину людей»[7]. Все они ходили на работу через Сретенские ворота Белого города и молились в Сретенском монастыре.
В первой трети XVII века Пушечный двор уже был хорошо организованной мануфактурой, главным техническим руководителем которой был государев пушечный и колокольный мастер Андрей Чохов. Организация московского колокольного производства XVII века исследована и описана Анной Федоровной Бондаренко[8] и Верой Александровной Кондрашиной[9]. С 1598 года ядро производственников составляли «литейные мастера» Андрей Чохов, Семен Дубинин, Русин Евсеев, «колокольные литцы» Иван Афанасьев, Михаил Родионов и двенадцать их учеников[10]. В 1620-х годах в Пушкарской слободе рядом со Сретенской обителью был двор «колокольника Онисима Радушевского»[11]. Это был один из руководителей Пушкарского приказа, носивший звание «пушкарских дел мастера». А.П. Лебедянская и А.Ф. Бондаренко характеризуют его как своего рода «научного сотрудника», ведавшего вопросами теории и практики, составителя и заведующего библиотекой Пушечного двора[12]. «Анисим, Михайлов сын, Радишевский» был еще и печатником. В 1606 году он напечатал Евангелие, а в 1610 году – «Устав церковный», который сам и подготовил. Он составил и издал одну из важнейших книг, бывших в обиходе работников Пушечного двора, – «Воинскую книгу» («Устав ратных пушечных и иных дел, касающихся до воинской науки»). В 1637 году по указу боярина Бориса Ивановича Морозова из библиотеки Пушечного приказа во дворец для обучения царевича Алексея Михайловича взяли 29 иностранных книг по геометрии, арифметике, астрономии и градостроению. Историк С.К. Богоявленский исследовал список этих книг и пришел к выводу, что в него не были включены книги по ремеслам Пушечного двора. Книги о производстве и вооружении (названия некоторых из них приводит Богоявленский) «должны были оставаться в библиотеке приказа, начальники которого и мастеровые различных производств были, очевидно, достаточно образованны, чтобы воспринять и применить к делу западноевропейскую науку»[13].
После Чохова главным пушечным и колокольным мастером Пушечного двора стал уроженец Нюрнберга Ганс (по-русски его называли Иван) Фальк, работавший в 1630-х – 1650-х годах. В эти же годы трудились русские мастера Кирилл Самойлов, Данила Матвеев, Алексей Якимов, Давыд Кондратьев, Михаил Иванов, Никифор Баранов, Иван Иванов, Емельян Данилов, Александр Григорьев. Мастера вырастали из учеников, а те приходили на обучение из Пушкарской слободы[14]. Так складывались творческие династии мастеров. В 1651 году колокольным мастером Пушечного двора признают основателя одной из самых известных династий – Федора Дмитриевича Моторина. Судьба Моториных была связана со Сретенским монастырем.
Страшный пожар 29 мая 1737 года, разрушивший полгорода, погубивший знаменитый Царь-колокол в Кремле прямо в земляной яме, уничтожил и каменную шатровую надвратную колокольню Сретенского монастыря вместе с колоколами. Время ее сооружения предположительно относят к периоду завершения строительства собора Владимирской иконы Божией Матери в 1679 году, опираясь на доношение иеромонаха Иакова в контору Правительствующего Сената от 26 сентября 1737 года[15]. Тем более невозможно ничего сказать о прежде бывшей деревянной колокольне и ее колоколах. О кирпичной надвратной колокольне XVII века минимальную информацию получить можно. В 1738 году Коллегия экономии послала в Сретенский монастырь архитектора Ивана Мичурина для составления описи утрат и сметы на реконструкцию и восстановление строений. 6 марта 1738 года Мичурин доносил, что, когда в колокольне упали и разбились колокола, выгорел пол деревянный, диаметром 6 с половиной аршин (4,63 м)[16]. Размер помещения для колокольного звона убедительно показывает, что колоколов было много.
Чтобы узнать, каким был главный, самый большой, колокол, воспользуемся методом, примененным В.В. Кавельмахером для исследования о кремлевских благовестниках Москвы XVI – первой половины XVII веков[17] Разбившиеся колокола переливали в новые, иногда добавляя вес. Ориентировочно судить о старых колоколах можно по весу перелитых. Финансовые возможности Сретенского монастыря в XVIII веке были весьма ограниченны. Считая, что прибавления весу при переливке не было, колокольный звон в последней четверти XVII века возглавлял благовестник Большой весом около 195 пудов (3,194 т)[18]. Согласно таблице Н.И. Оловянишникова, указывающей размеры колокола по его весу, у Большого нижний диаметр был 2 аршина 9,375 вершка (1,84 м), высота – 2 аршина 10 вершков (1,87 м), вес языка – 8 пудов (131 кг)[19]. Колокольня была возобновлена в 1744–1745 годах при игумене Лаврентии (Уварове), но уже не в шатровом, а в барочном виде. Поскольку смету на ее восстановление составлял Мичурин, то в Музее истории московской архитектурной школы при МАРХИ Ивана Мичурина и считают архитектором барочной колокольни.
Скорейшее возобновление пострадавшего в 1737 году благовестника обители было горячим желанием москвичей. Секретарь Синодального дворцового приказа Иван Черный завещал 50 рублей на перелитие в Сретенском монастыре Большого колокола. К 1740 году удалось собрать еще 25 рублей народных пожертвований, однако назначенный игуменом обители в этом году Петр (Котляревский) вынужден был употребить эти средства на восстановление монастырских строений[20]. Так что переливка Большого колокола в 1745 году была личной заслугой игумена Лаврентия (Уварова). Она была произведена за его личные средства.
До нашего времени чудесно уцелел один из колоколов Сретенского монастыря XVII века, но он никогда не звонил с монастырской колокольни. Он висит на среднем ярусе колокольни Ивана Великого в Кремле и называется Марьинским. Надпись на колоколе гласит: «Лета 7176 (1668) году, марта в 23-й день, вылит сей колокол к церкви преподобной Марии Египетской по душах блаженныя памяти боярина Бориса Ивановича Морозова да по жене его боярыне, весу в нем 79 пудов (1,294 т)»[21]. 16 января 1648 года царь Алексей Михайлович женился на Марии Ильиничне Милославской, а через десять дней Борис (Илья) Иванович, воспитатель царя в детские годы, женился на младшей сестре Марии Анне Ильиничне Милославской, став ближним царским родственником. С 1645 по 1648 год Борис Иванович практически возглавлял московское правительство. Его финансовые реформы вызвали народный бунт. Он был сослан, но уже в октябре 1648 года вернулся в Москву и сохранял политическое влияние до конца 1650-х годов. Умер 1 ноября 1661 года (если считать принятую тогда смену лет 1 сентября, то в 1662 году). Боярыня Анна Ильинична скончалась через шесть лет после мужа осенью 1667 (1668) года. Известная по картине В.И. Сурикова раскольница боярыня Феодосия Прокопьевна Морозова была женой брата Бориса Ивановича – Глеба. Ее деятельность послужила еще одним поводом для отдаления семьи Милославских и их родственников от царя Алексея Михайловича после смерти царицы Марии Ильиничны в 1669 году[22].
Морозовы были известны своей благотворительностью. Родство с царской фамилией было основанием для большой власти, поэтому использовались все случаи, чтобы его показать. Богатые вклады Борис Иванович делал в кремлевские храмы, в Кирилло-Белозерский монастырь. В 1660 году Морозов вложил в Успенский собор Кремля серебряное паникадило весом в 113 пудов (почти две тонны), которое было похищено французами в 1812 году и не сохранилось до наших дней[23]. После смерти мужа Анна Ильинична делала многочисленные пожертвования в монастыри на помин его души. Самым богатым был вклад 1664 года в кремлевский Чудов монастырь, где был похоронен боярин. Это литургический набор: золотые потир, дискос, звездица, две тарели, лжица (ложа) и копие. Вкладная надпись была размещена на поддоне потира и гласила: «Сии золотые сосуды дала вкладом боярыня Анна Ильинична в Чудов монастырь по муже своем по боярине Илье Ивановиче Морозове 172 году мая 20-й день»[24]. Хотя документов не сохранилось, но нет сомнений, что Морозовы делали вклады и в Сретенскую обитель, где был «дом небесной покровительницы» царицы.
Поскольку у Анны Ильиничны и Бориса Ивановича не было детей, то после ее смерти в 1667 году все огромное состояние Морозовых перешло в казну. Изготовление колокола для звонницы церкви преподобной Марии Египетской в 1668 году было царским заказом царицы Марии Ильиничны, выполненным по обету ее сестры. Отсутствие указаний об этом в надписи было нарочитым проявлением скромности царицы в подражание царю Алексею Михайловичу, который повелел в 1667 году мастеру Александру Григорьеву надпись для колокола Саввино-Сторожевского монастыря выполнить тайнописью[25].
У исследователей нет единого мнения о времени появления Марьинского колокола на Ивановской колокольне, хотя источник информации у всех один – хранящаяся в Российском государственном архиве древних актов (РГАДА) «Ведомость из канцелярии главной артиллерии и фортификации от 20 апреля 1749 года», в которой, кроме свода надписей со всех имеющихся на колокольне колоколов, помещена старейшая из дошедших до нашего времени опись колоколов Ивановских колоколен – так называемая «Записная книга 203 года», она же Опись 1695 года[26]. По мнению В.В. Кавельмахера, проследившего судьбы благовестников кремлевских звонниц, получается, что Марьинский колокол был повешен уже в 1669 году. Для Ивановской колокольни «наряду с переливкой с прибавлением веса уже с конца первой четверти XVII века, то есть со времен Михаила Федоровича, получил распространение метод обмена повредившихся колоколов на Пушечном дворе на колокола из числа готовых – по весу. Так на Иване Великом оказались неизвестно откуда взявшиеся колокола Марьинский, Даниловский, Белогостицкий, Шереметевский, Владимирский, Ляпуновский и другие – в количестве 1/5 от общего числа колоколов на звоннице. Все они, как показывают их надписи, были в свое время заказаны на Пушечном дворе вотчинниками и игуменами для своих церквей, но, на их несчастье, в это время с Ивана Великого спускали очередной повредившийся колокол, и имевшие преимущество перед всеми остальными клиентами соборяне, пользуясь своей близостью к царю, спешно вымаливали у него нужный указ и забирали полюбившийся колокол себе. Мы убеждены, что правильно понимаем механизм этого явления, поскольку никаких пожертвований колоколами от частных лиц, а тем более монастырей вкладные книги Успенского собора не содержат»[27]. И.Д. Костина считает, что в Описи 1695 года в среднем ярусе упомянут другой колокол, из-за повреждения замененный на Марьинский до 1749 года[28]. Затруднение этой версии в том, что не объясняется, как в XVIII веке Марьинский колокол оказался свободным. А.Е. Виденеева и И.В. Коновалов также повторяют, что Марьинский колокол впервые перечислен среди 13 колоколов среднего звона Ивана Великого в 1749 году[29].
Отлитый накануне Благовещения 1668 года Марьинский колокол на Пушечном дворе ожидал своей очереди для тщательной очистки чеканкой, однако в марте 1669 года умерла царица Мария Ильинична, и колокол был повешен на колокольню у церкви Марии Египетской без тщательной обработки с небольшими натеками металла в местах надписи и орнамента. Звонница была пристроена сбоку, с северной стороны церкви, перед алтарем собора. В нее из церкви вела дверь. Колокол звонил на Сретенском холме до 1723 года. Синодальный казенный приказ 13 марта 1723 года издал «указ игумену Исаакию с братиею, на их доношение о церкви Марии Египетской, что в Сретенском монастыре, в котором велено священнику Иакову Максимову и дьякону Матвею Яковлеву и причетникам от той церкви отказать, и велено им искать места. Всякую церковную утварь и колокола той церкви с колокольни, переписав, взять в Сретенский монастырь, и без указа той церковной утвари и колоколов ни на какие монастырские потребы не расходовать»[30]. Освободившийся колокол забрали на Ивановскую колокольню вместо повредившегося кремлевского в период с 1723 по 1737 год, а звонницу разобрали. Во время пожара 1737 года колокольни у церкви Марии Египетской уже не существовало.
Марьинский колокол сам сумел много о себе рассказать. Верхняя часть колокола украшена широким рельефным фризом из четырех поясов. Верхний и нижний ряды – это арабески с жемчужником. Второй ряд – литая надпись с плотно прижатыми друг к другу буквами. Третий ряд особенно красив. На нем изображения львиных голов с кольцом в пасти чередуются стилизованными растительными побегами в виде волютообразных завитков с цветами. Столь сложное и пышное убранство колокола мог создать лишь хороший художник-орнаменталист, стиль которого узнаваем и неповторим. Исследователи орнаментов выделили этот стиль на колоколах Федора Моторина. Если его автором был и не сам мастер, то уж точно художник-знаменщик из его команды. И.Д. Костина называет создателем Марьинского колокола мастера Федора Моторина[31].
В 1670-х годах Моторин был ведущим литейщиком Пушечного двора. С 1660-х годов Федор Дмитриевич приобрел шесть участков со строениями на Большой Сретенской и Сергиевской улицах в Пушкарской слободе. С 1686 года Федор Моторин устроил между Колокольниковым и Сергиевским переулками первый в Москве частный колокольный завод, что дало название Колокольникову переулку. После смерти Федора в 1688 году дело продолжили его сыновья Дмитрий и Иван[32]. Иван Федорович Моторин вместе с сыном Михаилом Ивановичем в 1733–1735 годах отливали Царь-колокол на Ивановской площади в Кремле.
По указу Петра I, обыватели обязаны были содержать у себя в домах за свой счет семьи офицеров временно расквартированных в городе полков. Загруженный работой Иван Моторин жаловался в 1733 году в Сенат: «В Правительствующий Сенат покорнейшее доношение. Имею я нижайший дом свой за Стретенскими вороты, в приходе церкви Сергея Чудотворца, что в Пушкарях, на котором моем дворе имеется у меня, нижайшего, литейный колокольный завод немалой, и на оном отправляю всякие колокольные разные дела; а по именному ее императорского величества указу в (1)730 году определен я, нижайший, к перелитию Успенского большого колокола (Царь-колокола), при котором отправлении обретаюсь безотлучно денно и ночно и поныне, к которому отправлению делаю в доме своем чертежи, машины и лекалы и прочие принадлежащие к тому модели; а в доме моем имеется постой с (1)711 году, и поныне непременно и стоят на оном моем дворе разные штат и обер-офицеры с женами, и с детьми, и с служителями, и занимают многие покои, и берут для топления печей дрова и свечи сильно, и от того постою принужден я с домашними своими жить в немалом утеснении, и положенного на меня помянутого колокола великого дела выше писанных чертежей и протчего к тому принадлежащего исправлять невозможно и негде, отчего пришел я во всеконечное разорение; а у протчих купцов, которые имеют суконные, полотняные и протчие на дворах своих фабрики и заводы, постою ставить не велено. Того ради покорно прошу Правительствующий Сенат, дабы оной мой дом за показаны долговременным постоем и для имеющегося в доме моем заводу и нынешнего отправления к реченному большому колоколу всяких отправлений, от постою ныне и впредь уволить и дать мне из Правительствующего Сената указ. О сем доносит колокольный мастер Иван Моторин июня 1733 года»[33]. Однако чиновники тогда были бюрократами не хуже современных. Документы на завод у Моторина были оформлены неправильно, а потому ему отказали: «1733 году, июня 13-го дня, колокольный мастер Иван Моторин сказал, на имеющийся де в доме его построенный завод привилегии у него нет, понеже он о том прошения не имел, а впредь в Коммерц-коллегии просить о том будет»[34].
У этого дела было интересное продолжение. В 1735 году Иван Моторин умер. В 1744 году колокольный завод перешел от Михаила Моторина к Константину Михайловичу Слизову, который и оформил документы как было положено. В 1882 году на Всероссийской художественно-промышленной выставке колокольный завод Финляндского представил свою историю, которую он ведет от завода Моториных в Колокольниковом переулке. По документам завод официально был основан в 1744 году Константином Михайловичем Слизовым[35].
___________________________________________________________________________________
[1] Петров А.Я. Всеобщий путеводитель по Москве и окрестностям. М., 1915. С. 23.
[2] Иосиф, иеромонах. Московский Сретенский монастырь. М., 1911. С. 17. При пересчетах в статье 1 пуд = 16,38 кг, 1 аршин = 71,12 см.
[3] Письмо приходского совета в Главнауку Наркомпроса № 213 от 31.03.1928 / № 4 от 2.04.1928. Архив ЦГРМ. ЦМА Москвы. Ф. Р-1. Оп. 1. Ед. хр. 130.
[4] Татищев В.Н. История российская. Т. 6. М.; Л., 1966. С. 75.
[5] Львовская летопись. Ч. 2 // Полное собрание русских летописей. Т. 20. СПб., 1914. С. 429.
[6] Русская историческая библиотека. Т. 18. СПб., 1876. С. 931.
[7] Архив Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи. Ф. 16 р: Архив А.П. Лебедянской. Д. 16. Л. 3.
[8] Бондаренко А.Ф. Московские колокола. XVII век. М., 1998; Бондаренко А.Ф. История распространения колоколов и колокольного дела в средневековой Руси в XI–XVII вв. Дис. … д-ра ист. наук. М., 2007.
[9] Кондрашина В.А. Обучение колокольному ремеслу на московском Пушечном дворе во второй половине XVII в. // Колокола: История и современность. М., 1993. С. 62–74; Кондрашина В.А. Московская школа колокольного литья в русской культуре второй половины XVII в. Дис. … канд. ист. наук. М., 2000.
[10] Архив ИИ РАН. Ф. 175: И.Х. Гамеля. № 1, доп.
[11] Переписи московских дворов XVII столетия. М., 1896. С. 7.
[12] Лебедянская А.П. Пушкарский приказ. Опыт изучения организации артиллерийского ведомства управления и производства в Московском государстве в XVII веке. М., 1949–1950. С. 120.
[13] Богоявленский С.К. О пушкарском приказе // Сб. статей в честь М.Ж. Любавского. Петроград, 1917. С. 35.
[14] См.: Кондрашина В.А. Обучение колокольному ремеслу; Бондаренко А.Ф. Московские колокола.
[15] Материалы для истории, археологии и статистики г. Москвы, по определению Городской Думы собранные и изданные руководством и трудами Ивана Забелина. Ч. 1. М., 1884. С. 559.
[16] Там же.
[17] Кавельмахер В.В. Большие благовестники Москвы XVI – первой половины XVII в. // Колокола: История и современность. С. 75–118.
[18] Колокола, имеющиеся на колокольне монастыря // Главная опись церковных и ризничных вещей 1908 г. Гл. 22 // Центральный исторический архив Москвы (далее – ЦИАМ). Ф. 1184. Оп. 2. Д. 11. С. 234.
[19] Оловянишников Н.И. История колоколов и колокололитейное искусство. М., 1912. С. 417–420.
[20] Донесение игумена Петра (Котляревского) и копииста Московской консистории Василия Ширяева в Московскую синодальную канцелярию. Июнь 1740 г. ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 234. Д. 2. С. 1.
[21] Костина И.Д. Колокола Московского Кремля. М., 2007. С. 38.
[22] Панченко А.М. Боярыня Морозова – символ и личность // Повесть о боярыне Морозовой. М., 1991. С. 9–11.
[23] Панова Т.Д. Клады Кремля. М., 1996. С. 100.
[24] Там же. С. 94.
[25] Оловянишников Н.И. История колоколов и колокололитейное искусство. С. 67–72.
[26] Центральный государственный архив древних актов. Ф. 18. Д. 145. Ведомость о колоколах на Ивановской колокольне 1749 г.
[27] Кавельмахер В.В. Большие благовестники Москвы. С. 75–118.
[28] Костина И.Д. Колокола Московского Кремля. С. 38.
[29] Виденеева А.Е., Коновалов И.В. О колокольном наборе Московского Кремля в XVIII столетии // История и культура Ростовской земли. 2003. Ростов, 2004. С. 464–465.
[30] Материалы для истории, археологии и статистики г. Москвы, по определению Городской Думы собранные и изданные руководством и трудами Ивана Забелина. Ч. 1. С. 465.
[31] Костина И.Д. Орнаментация русских колоколов XVI – начала XIX вв. из коллекции Государственных музеев Московского Кремля // Колокола: История и современность. Вып. 2. М., 1985. С. 98; Костина И.Д. Колокола Московского Кремля. С. 38.
[32] Бондаренко А.Ф. Московские колокола. XVII век. С. 224–226.
[33] Материалы для истории, археологии и статистики г. Москвы, по определению Городской Думы собранные и изданные руководством и трудами Ивана Забелина. Ч. 1. С. 871.
[34] Там же
[35] Отчет о Всероссийской художественно-промышленной 1882 года в Москве. СПб., 1884. Т. 6. С. 320.