К концу первой четверти в нашем классе стали образовываться пары. Пятнадцать лет - время бушующих гормонов, требующих выхода. Ксюха нашла свою первую любовь в долговязом парнишке из десятого класса, а мой лучший друг Санька внезапно стал уделять внимание Соне. А я, к своему удивлению, перестал смотреть на Полину как на друга.
Начало рассказа "У любви глаза зелёные".
Я старался не показывать своих чувств. Да и не мог я сказать, что вдруг влюбился в первую красавицу школы. Просто от её случайных прикосновений вдруг начинали бегать мурашки и мне становилось жарко. Я списывал всё на те же самые гормоны. Ведь не мог же на самом деле такой хулиган как я потерять голову от девчонки.
Время шло. Ксюха разочаровалась в своей любви и вернулась в нашу компанию, сообщив, что отныне и навсегда она завязала с этими "любовями".
— Придумали тоже, — эмоционально рассказывала девчонка, щёлкая зажигалкой, — любовь. И кто решил-то вообще, что нужна она - любовь эта? Только страдания одни от этих чувств.
— Обидел? — коротко спросил Санька, сжимая кулаки, — ты скажи только, мы его тоже... Это... Обидим...
— Да-да, — поддержали его мы с Никитой, — покажем, как девчонок наших обижать.
— Не, мальчики, — усмехнулась Ксюша, — я его сама обидела. Зануда он. И дураk. С разговорами какими-то странными приставал всё время. Я думала - прuдypuваетcя, а нет - он на самом деле такой. Странненький. И вот, сдуло мою любовь, будто и не было никогда.
— Обидела пацана, — усмехнулся я и взглянул на ещё одну пару нашего класса.
Санька крепко держал Соню за руку, что я даже немного позавидовал. Смог бы я также открыто и беззаботно держать за руку Полину? Вряд ли. Слишком разные мы были, несмотря на то, что учились в одном классе.
А жизнь между тем продолжалась. Мы всё также продолжали жить на всю катушку и заряжали этой энергией весь маленький городок.
Алkoгoль, много алkoгoля. Лёгкие нарkoтиkи. Пoлoвые связu с легkoдoступными барышнями из соседних школ. Танцы до утра. Нецензурные фразы, заменяющие многие слова.
Я упивался этой свободой, стараясь заглушить в глубине души свою симпатию к Полине. Почему я не делал шагов навстречу к ней? Я и сам не знал точного ответа на этот вопрос. Мной руководил липкий страх быть отвергнутым. Стать для неё таким же незаметным, каким был для собственных родителей. И мне казалось, что скрывая свои чувства, я сохраняю ту хрупкую грань нашего дружеского общения.
Мне было проще увести с местного клуба подвыnuвшую другую девчонку, сжимать в своих объятиях, представляя на её месте Полину, чем пригласить подругу на медленный танец.
Другие парни не были такими скромными, поэтому Полина никогда не стояла одна у барной стойки. Весёлая, с открытой улыбкой, красивая до дрожи в коленках - девушка пользовалась популярностью у молодых людей.
Но всё же, мы приходили и уходили всегда всем классом. Провожали девушек, а потом расходились по домам. И я с радостью наблюдал, что Полина всегда возвращалась домой в одиночестве. Ощущение того, что ей до сих пор никто не понравился, придавало чувство полёта. Лишь лёгкое сожаление, что ночью она обнимает плюшевого мишку, а не меня, омрачало моё существование.
И может быть мы также мирно окончили школу, разъехались по разным городам в поисках подходящих университетов, если бы не один случай, встряхнувший наш класс.
После обеда Полина встала из-за стола и пошатнулась. Закрыла рот рукой и ринулась в туалет.
Маринка и Соня проводили её взглядом и тихонько зашептались. А потом, будто сговорившись о чём-то, выбежали из столовой.
— Чего это с ними сегодня? — удивился Санька, — обычно курить идём, а сегодня что?
— Девчонки, что с них взять, — пожал плечами Никита, — пойдёмте без них, подтянутся.
Толпа других школьников уже пряталась за полуразрушенным домом, стоящим рядом со школой. Земля была усыпана плотным слоем "бычков", а в воздухе висел сигаретный дым.
— Мне кажется, наша Полина того... Беременная... — заговорческим тоном шепнула Ксюха, щёлкая зажигалкой.
— В смысле? — напрягся я, — у неё и парня-то нет...
— А ты глаза разуй, — всё таким же тоном шептала девушка, — бледная в последнее время, уставшая будто. В облаках постоянно витает. И тошнота эта ещё... Она ж после столовой в туалет убежала...
— Во дела, — протянул Санька, бросая окурок на землю и затаптывая его носком ботинка, — ладно, разберёмся. Пойдёмте, математичка ждёт.
Когда мы зашли в класс, девчонки уже сидели за своими партами. Я плюхнулся на своё место рядом с Полиной и внимательно посмотрел на девушку.
Ксюха была права. Полина, конечно, выглядела неплохо, но определённые изменения в ней всё-таки имелись. Усталый вид, отсутствие румянца на щеках. Да и тошнота эта после обеда не шла из моей головы.
— После урока надо поговорить, — тихо сказал я, открывая учебник, — наедине желательно.
Полина удивлённо посмотрела на меня и согласно кивнула. До конца урока мы не сказали друг другу ни слова, да и вообще, в классе стояла подозрительная тишина. Настолько подозрительная, что математичка весь урок всматривалась в наши лица, пытаясь понять, что же случилось с самыми главными хулиганами школы.
Мне не удалось поговорить с девушкой после школы. С визгами тормозов у школьных ворот остановилась новенькая иномарка и из неё выскочила красивая ухоженная женщина, схватила Полину за руку и увела прочь.
— Это мама её, — пояснила Ксюха, — видно, что-то и правда случилось, раз её предки домой забирают.
— Кто же тот придурок, что с нашей Полинкой того? — спросил Санька, выпуская кольцо дыма, — и ведь мы ни сном, ни духом. Скрытно всё. Запутано.
Мне же в тот момент стало очень больно внутри. Будто сердце сжали в железные тиски и перекрыли кислород. Я тяжело вздохнул и вновь вытащил сигареты. Может, хоть дым меня успокоит и эта дypaцкая боль меня отпустит?
— Дypak, — думал я, пиная мелкие камешки носком кроссовка, — сказал бы ей, что она тебе очень нравится... Может и не было бы ничего, а? Может быть и не стала бы она с ним. С кем только? Она всегда с нами. Когда успела?
Даже мысленно я не был готов к тому, что у Полины будет ребёнок. И так как я не знал его отца, у меня теплилась надежда, что Полина ему не нужна. И тогда у меня бы появился маленький шанс быть с ней рядом. И пусть я не был готов становиться отцом, я был готов этому научиться.
— Надо просто с ней поговорить, — решительно произнёс я сам себе, — скажу, что думаю и чувствую. А там, будь как будет.
От этого решения стало гораздо легче и я даже улыбнулся. Мир больше не давил на меня, железные тиски отпустили.