(книга «Больше, чем тире»)
Фотолаборатория, жёлтые трусы и «Монополия».
Хочу заранее предупредить моего дорогого читателя и даже немного обнадёжить его, что автор вовсе не намерен во всех интимных подробностях описывать все дни, проведённые им на должности ротного шхерщика. Это скучно, никому не интересно, да и банально. Вся жизнедеятельность ротного шхерщика в основном сводилась к обыкновенной хозяйственной рутине с сопутствующими приятными неуставными мелочами. Но главное, чего удалось добиться шхерщику – это персональная фотостудия. В то время фотоактивность вашего покорного слуги вышла на новую орбиту с высокой интенсивностью фотографирования и с печатью фотографий в максимально сжатые сроки. То есть если сегодня днём курсанты ещё сфотографировались, то уже следующим утром всем желающим раздаются свежие глянцевые отпечатки. Печатал шхерщик фотографии и в одиночестве, и совместно с персонажами его фотосессий, но чаще всего - со своим добрым другом Вовкой Стефаненко, который по иронии судьбы в ту пору был баталером взвода, то есть – коллегой ротного шхерщика. Правда однажды старшина роты Васильцов побрал «тёпленькими» друзей за ночной фотопечатью. Включил верхний свет, засветил фотобумагу, изъял красный фонарь и приказал разбегаться по койкам. Но тем самым он только подстегнул шхерщика быть ещё более аккуратным и осмотрительным. Кстати, красный фонарь он до сих пор так и не вернул, но выход из этой глупой ситуации всё равно был остроумно найден буквально следующим же вечером. Как там поётся в песне «Не валяй дурака, Америка»:
- Много красной у нас материи! Всем рубахи пошьём вам, братва!
Вовчик у приборщика ленкомнаты достал много неучтенного кумача, чтобы обмотать обыкновенную настольную лампу… и фотостудия вновь бесперебойно зафункционировала. Правда, приходилось на какое-то время отключать лампу и проветривать шхеру, потому как стоваттная лампа быстро нагревалась и прожигала материю, грозя устроить маленький пожар с раскардашем. Но на эту напасть уже Серёга Ветров нашёл временную управу – прежде, чем обматывать абажур лампы, эта материя обильно смачивалась обыкновенной водопроводной водой. Правда через полчаса шхера напоминала уже турецкий хамам, источая в душную атмосферу комнаты струйки незатейливого пара. Но это продолжалось совсем недолго всего несколько дней – до первого увольнения, когда в фотомагазине, расположенном около кинотеатра «Октябрь» я не купил новый фотофонарь, но правда не с красным, а с зелёным светофильтром. С ним и глаза не так утомлялись, как от красного света, да и фотобумага тоже не засвечивалась. Конечно же, на все ядохимикаты с проявителями и фиксажами, на фотопленку и фотобумагу требовались деньги. А откуда их взять? В класс был вброшен клич: «Даёшь внедрёж». То есть каждая фотка стоила 10 копеек, а пачка из 20 фоток продавалась всего за рубль, то есть каждая фотка обходилась уже по пять копеек. Народ с удовольствием откликнулся – заплатить за неповторимый миг своей приватной истории всего рубль – это не цена. И тут даже речи не было ни о каком обогащении за счёт своих же собратьев. Тут главное – самоокупаемость и фотоделу не дать загинуть. И взвод не дал загинуть такому доброму начинанию, особенно к этому приложился наш одноклассник Андрей Мурашов. У него в Балтийске кто-то из родителей был связан с фотолабораторией Балтийского флота. А там после очередной ревизии на складах было выявлено превеликое множество просроченных фотохимикатов, плёнок и центнеры фотобумаги. Из каждого увольнения Андрюха привозил мне пятилитровые консервы с фиксажем и проявителем, килограммы пачек фотобумаги и пакетики с виражами (это такие специальные красители для черно-белых фотографий). И с той поры этого фотосокровища, и притом – бесплатного, должно было нам хватить аж до самого выпуска. Кстати, так оно и произошло: наш выпускной фотоальбом был напечатан исключительно благодаря альтруизму Андрея Мурашова! За что ему низкий поклон и уважение на все времена!
Такое положение наших фотодел в класс всех (ну, почти всех) вполне устраивало, и пускай на лекциях шхерщик иногда сладко дремал за заднем ряду, зато у каждого, точнее, ну почти у каждого, на руках уже с самого утра поблёскивал своей неповторимостью исторический фотоснимок – ибо этот миг уже не повторится и не вернётся никогда и ни за что. Как вы уже догадались про «почти всех», на фотодиету был посажен… нет. Не так. Сам себя посадил на различные виды диет тот самый самобижающийся курсант с нижней койки, объявивший немного ранее жесточайший бойкот и массовый игнор ротному шхерщику. Ну вот сам объявил бойкот, сам потом и пожинал плоды своих же санкций. (Ой! Что-то это так остро напоминает сегодняшнее положение на международной арене). Кроме отсутствия личных фотографий и ночных посиделок под чай во мраке шхеры под сонное бормотание транзисторного радиоприёмника, он оградил себя ещё и от удовольствия вкушать всякие домашние яства. Так уж получалось, что по роду деятельности ротному шхерщику даже было положено посреди недели увольняться в город по хозяйственно-бытовым вопросам. Ну и, понятное же дело, он при каждом удобном случае заскакивал к своим бабушкам и дедушкам. А что значит любимому внучку, да ещё курсантообразному забежать к родне? Она же (родня) его так просто живьём не отпустит. Мало того, что накормит до отвала, что аж дышать (не то что ходить) трудно, так ещё и в дальний путь снарядит провизией аж на месяц вперед. В чуланчиках и подвальчиках родни за многие годы скопились несметные стратегические запасы всяческих варений, солений и прочих консерваций, причём больших объёмов и размеров. Так что в скором времени ротная шхера представляла уже собой знатный погребец с батареями трехлитровых банок всяких варений, маринадов и солений, коими пользовались не только обитатели и гости ротной шхеры в неограниченных количествах (включая старшин и их приятелей), но и соседи шхерщика по обеденному столу… ну, правда за исключением одного – ну того самого – самообидчивого, который каждый день всё вводил и вводил ужасные персональные санкции против своего соседа сверху - ротного шхерщика…
А у нас в столовой уже стало доброй традицией на каждом завтраке и каждом ужине к чаю обнаруживать на столе полулитровую банку, пятью минутами ранее до краёв наполненную в шхере очередным бабушкиным вареньем из очередного трехлитрового баллона. Сорта варений всегда поражали воображение собратьев: то вишнёвое, то крыжовниковое, а то и малиновое или клубничное. Разбалованные курсанты уже с унынием воспринимали на столе банку со сливовым, яблочным или смородиновым вареньем… зажировали мы тогда, забурели.
А вот самообижавшийся курсант к этим, чуждым его гонору, домашним яствам не притрагивался, стараясь показать свою жЮткую прЫнципиальность, что порой даже веселило его соседей по столу: «Нам больше достанется!». Потерпев фиаско в плане массового бойкота, тот решил действовать, так сказать творчески и гибридно. Видя такое ненормальное усердие со стороны соседа по койке, шхерщик же намеренно пошёл на обострение, и как-то вечером, специально облачившись в семейные трусы вызывающе жёлтого цвета с бестолковыми цветными кружочками и ромбиками в качестве орнамента, он намеренно засветился перед самым отбоем в кубрике и, к величайшему неудовольствию своего соседа, стал медленно забираться на своё верхнее спальное место…
Результат же заставил себя ждать недолго… совсем недолго.
Незадолго до наступления зимней сессии в системе появился капитан 3 ранга, ранее служивший в седьмой оперативной эскадре Северного флота, что в Североморске. К нам он попал по самопереводу. И вот, в один из вечеров он вдруг почему-то пришёл к нам в класс на самоподготовку в качестве ознакомления с потенциальными офицерами, и начал нам вдохновлённо рассказывать о творчестве Ильи Глазунова и о его знаменитой картине «Сто веков», репродукцию которой он принёс собой. Тот вечер был действительно очень познавательным и интересным, а тот капитан 3 ранга был совсем не похож на остальных офицеров нашей системы – такой весь воодушевлённый перестройкой и вдохновлённый новыми веяниями времени, свежими идеями и искренней верой в грядущее светлое завтра! Отдавая ему должное, мы тоже загорелись подобными настроениями. Вскоре этот офицер стал у нас частым гостем на сампо, рассказывал о своих курсантских годах, о своей службе в Североморске, найдя во мне не только благодарного собеседника, но и компетентного слушателя, ибо я сам, как мурманчанин и северянин, часто бывал в Североморске у своих друзей и знакомых. Так что на фоне общих топографических воспоминаний о столице Северного флота, мы невольно сблизились. Не скажу что – подружились, ибо до сих пор искренне считаю о невозможности дружбы офицера и курсанта в нарушение всех норм приличествующей субординации.
Заметив такое сближение, некоторые курсанты (то ли движимые порывами ревности, а может и действительно искренне интересующиеся и тянувшиеся к более возвышенному и эпическому общению) стали искать внеурочных встреч вне кафедры марксизма-ленинизма с этим с этим гуманитарно-неординарным офицером, который, кстати, отвечал вполне искренней взаимностью, и даже подарил одному из курсантов, как наиболее частому и настырному гостю, русско-китайский и китайско-русский словарь. Нас в той группе было несколько человек, и в отличие от остальных в этом офицере я видел только лишь своего доброго земляка и не более. Никакой корысти. И вот в эту группу таким хитреньким ужиком как-то умудрился просочиться и тот самый идейный товарищ – любитель бойкотов и санкций. К чему это я так вдарился в воспоминания? Да вот как-то вечером в главном учебном корпусе я случайно столкнулся нос к носу с земляком-офицером и тот, учтиво отведя меня в сторону, завёл воспитательную беседу, иногда срываясь на нелегальный шёпот:
- Алексей. От твоих товарищей поступила жалоба, что ты по роте ходишь в неуставных жёлтых трусах!..
Боже! Это было настолько необычно, удивительно и невероятно, что целого старшего офицера с такими передовыми гуманистическими идеями и порывами вдруг взволновал неуставной цвет чьих-то семейников! От такой неожиданности и искреннего удивления я впервые в своей жизни вспылил и стал дерзить своему земляку-офицеру:
- Извините, а это как-то влияет на дисциплину роты? Или на успеваемость? А может на надёжность наших границ?
- Нет! Это влияет на психологическое здоровье коллектива? Прекрати его раздражать…
- Хорошо, я обещаю Вам, что более не буду раздражать коллектив.
Было удивительно слышать, что отныне коллективом считалось отдельное недовольное обидчивое туловище в курсантских погонах, но что сказано, то сказано. Я сдержал своё обещание, и не стал раздражать свой коллектив в отдельном его обижающемся лице, устроив себе спальное место прямо в шхере – на своей плацкарте. А с тем офицером, в силу своего юношеского максимализма, я полностью прекратил общение, всячески избегая его общества и случайных встреч, потому как после той запомнившейся на всю жизнь беседы я посчитал его предателем. Предателем землячества и североморской солидарности.
Но спустя пару недель он однажды опять встретил меня в учебном корпусе и снова голосом, полной нелегальности, сообщил мне, что ему ведомо о том, что я продолжаю интенсивно удаляться от коллектива, «путём неспанья в общем кубрике, а в своей шхере» (извините за костную прямую речь) …
С тех пор я совсем отдалился от той группы интересантов и перестал общаться с тем офицером-земляком. И лишь однажды случайно увидел его в общем офицерском строю уже в чине капитана второго ранга на каком-то важном училищном построении, но тогда я уже учился на четвёртом курсе.
Вот именно после выхода из группы товарищей, однажды мне в руки случайно попался какой-то задрипанный потёртый журнал с выдержками из глав американского писателя Артура Хейли «Аэропорт». Этот роман мне очень понравился и в библиотеке нашего училища я нашёл только единственный экземпляр этой книги, да и то – только в читальном зале. С тех пор я стал пропадать в библиотеке днями на пролёт. И однажды меня в роте потеряли и даже устроили облаву по всему училищу – курсант пропал. Думали, что я подался в самоходы. Сейчас, уже ретроспективой можно предположить (ни в коем случае я не решаюсь утверждать сей факт, но…), что и на это моё систематическое отсутствие в роте было обращено внимание неким сердобольным и наблюдательным курсантом. Кстати, все его треволнения и сильные переживания за судьбу ротного шхерщика были напрасными и тщетными, ибо после небольшого разбирательства с начальником курса с предоставлением оригинала карточки посетителя читального зала библиотеки училища выяснилось, что ротный шхерщик всё это время дисциплинированно находился на территории училища…
Но время шло своим чередом и мы отправились все по отпускам после зимней сессии. Там, от нечего делать я "сваял" большую настольную игру по принципу «Монополии», входившую тогда в моду среди нашего населения!
Сама типографски-отпечатанная игра была в страшном дефиците, но основной принцип её был известен. И вот от нечего делать, я и решился сварганить огромное игровое поле с фирмами, с тюрьмами, банками, месторождениями полезных ископаемых и золотыми приисками. Конечно же, кроме всяких известных в то время фирм типа «Адидас», «Ботас» и "Найк" с "Пумой", на игровом поле были не только "Мерседесы" с "Ауди", "Маздами", "Тойотами", "Опелями" и "Фордами". Основу игрового поля составляли зарубежные военные компании и корпорации, названия которых я с жадностью золотоискателя отыскивал и добывал на страницах популярного тогда журнала «Зарубежное военное обозрение». Игра была снабжена всякими хитростями и примочками типа ограбления, теракта и шулерства. Также была обязательная дорожка в Казино, где можно (нужно) было обогатиться или проиграться вдрызг, кинув на игровое поле всего пару кубиков. Само игровое поле имело основание старых больших и крепких обложек от навигационных талмудов "Высоты и азимуты светил", скреплённых скотчем, и марлей обильно промазанной клеем ПВА, обшитой снаружи плотным сукном от старой шинели, а внутри – обклеенной листами от навигационных карт. Все поля и ячейки тщательно прорисовывались тонкой шариковой ручкой, ретушировались цветными карандашами и акварелью. Так как город Калининград был портовым городом, то и достать всяких ненужных, но модных заграничных журналов у приятелей и знакомых не составляло труда. И поэтому игровое поле самопальной «монопольки» в скором времени приобрело нарядно-броский вид «а-ля Лимпопо» от вырезанных из буржуйского полиграфа всяких элементов тлетворного влияния Запада. Но тогда это считалось весьма продвинутым, «совремённым» и даже перспективным.
Признаться, спустя всего пару лет я был искренне удивлён, когда однажды в курсантском отпуске в одном из магазинов Мурманска я обнаружил (а потом и купил) настольную игру «Вестерн» - очень напоминающую мою, но более продвинутую и экономически выверенную.
Ну а тогда мой самопал произвел небольшой фурор в нашем классе, когда на сампо (а всё равно тогда очередной учебный семестр только начался и никто не учил уроков) мы засиживались до самой вечерней прогулки, играя в эту экономическую стратегию. Единственным недостатком игры было то, что её нельзя было сохранить, как на компьютере. Хотя и у нас была заведена особая тетрадь с записанными ходами и позициями. Но продолжать ранее оставленную игру нам никогда не хотелось и поэтому каждый вечер самоподготовки начинался у нас с самого экономического начала. В конце концов старшинскому начальству очень не понравилось, что на просмотр программы "Время" второй взвод присутствовал не в полном составе, и в результате внезапного налёта старшин на учебный класс второго взвода были изъяты:
- игровое поле самопальной «монопольки» - одна штука;
- денежные купюры (самопальные) из компьютерных перфокарт – на общую сумму полмиллиона тугриков;
- кубики игральные – две штуки,
- фишки, пуговицы, жетоны и прочая игровая фигня – в несчетном количестве;
- тетрадь учёта игроков и должников – одна штука.
Были уестествлены и наказаны: не менее семи человек второго взвода и крупье в лице ротного шхерщика.
Катастрофа?
Ну почти. Наказание в виде двух внеочередных нарядов получили все по-честному, и даже крупье – то бишь ротный шхерщик, тоже по-честному отстоял своё наказание, но что случилось потом? А потом игра из учебного класса второго взвода переместилась в ротную шхеру 32-й роты, которая в одночасье превратилась в мини-казино. Слух о появившейся подпольной финансово-шкодливой игре тут же разнеслась по всему факультету. Сначала в игру резались всеми ночами на пролёт наши ЗКВ и иногда - приглашённые комоды. Потом в шхеру стали приводиться по знакомству и курсанты со старших курсов, при этом вход в казино был платным – за пачку сигарет, за сласти или за банку сметаны, или за пачку печенья или пряников. Натуральный обмен горбачёвского хозрасчёта вовсю бушевал в шхере 32-й роты.
Как я упомянул ранее, денежные знаки внутреннего государственного казначейства ротной шхеры образца 1988-1989 года для игры делались из обыкновенных компьютерных перфокарт, в изобилии водившихся на кафедре вычислительной техники в учебном корпусе второго факультета. Их разрезали на несколько частей, и рисовали на обратной, чистой, стороне желаемый номинал и всякие замысловатые орнаменты. Правда потом за игровым столом появлялись несколько совершенно разных купюр, но одинакового номинала, невольно напоминая всем игрокам сюжет из знаменитого фильма «Свадьба в Малиновке», когда Попандопуло говорил пьяному священнику: «Слушай, забирай всё! Я себе ещё нарисую!» И игроки-старшекурсники рисовали, рисовали на лекциях и других занятиях, страстно желая схлестнуться грядущим вечером в очередной финансовой битве. Но всё закончилось как-то разом в один вечер. Причём нас всех накрыл… Да нет. Не командир роты, и не начальник факультета или дежурный по системе. И даже не пушной северный зверёк песец. Вовсе нет. Нас накрыла обыкновенная девальвация. У всех старшекурсников в тот день была практика на втором факультете и именно - на кафедре ВТ (вычислительной техники). В их распоряжении всего на девяносто минут оказалось несколько килограмм этих перфокарт…
Короче, к вечеру было изготовлено такое количество самопальных купюр, что когда эта денежная эмиссия вывалилась на стол, то все фирмы разом обесценились, азарт пропал, наступила общая девальвация и уныние. Последовавший за этим небольшой бунт среди старшинского населения, привёл к государственному перевороту в ротной шхере. Монополия была разодрана в клочки, ненужные купюры спущены в канализацию, а виновнику и создателю сей непристойной забавы было высказано общее «Фи!»…
Кстати, немного забегая вперёд - поближе к лету - санкции того самого самообижавшегося курсанта были внезапно им же гордо отменены, когда наступил дачно-садовый сезон. Когда кроме варений и солений к обеденному столу ротным шхерщиком приносились уже и клубничка, и свежие огурчики с помидориками, и всякая ароматная травка: зелёный лучок, петрушка и укропчик. Соседние столы нам немного завидовали, совсем немножко, ну совсем не так, как самобойкотриующийся курсант, и мы стали делиться нашим «силосом» (так мы называли свежую травку-приправку) с соседними столами - раз самосанкционирующий курсант отказывается от дарового лакомства. Но в конце концов, здравый смысл и дефицит свежих витаминов взяли верх над амбициями самобичевателя, и он с видом благодетеля, снизошедшего до плебейного застольного планктона, пафосно макал беловатую округлую пупочку свежего перистого лука в солонку, словно делал всем нам великое августейшее снисхождение и благоволие. Тогда всем сидевшим за столом это откровенное унизительное снисхождение бросилось в глаза и очень не понравилось, но жизнь продолжалась и настало время летнего отпуска, когда все оставили родную альма матер, фатер унд кригс марин ваффен, и разъехались по отпускам...
© Алексей Сафронкин 2022
Другие истории из книги «БОЛЬШЕ, ЧЕМ ТИРЕ» Вы найдёте здесь.
Если Вам понравилась история, то не забывайте ставить лайки и делиться ссылкой с друзьями. Подписывайтесь на мой канал, чтобы узнать ещё много интересного.
Описание всех книг канала находится здесь.
Текст в публикации является интеллектуальной собственностью автора (ст.1229 ГК РФ). Любое копирование, перепечатка или размещение в различных соцсетях этого текста разрешены только с личного согласия автора.