Над кем нависла роскошная дама
Читать Часть 1: Отчего чиновники затягивают международные конференции
Читать Часть 2: Последний променад императрицы
Читать Часть 3: Вчера — «леманские барки», сегодня — тримараны и катамараны
Читать Часть 4: Мезоскаф сына имени отца
Но я увлёкся — вполне естественно — воспоминаниями. А между тем мы ещё не ушли с набережной.
Нельзя не подойти к очередному местному уникуму — цветочным часам с самой большой секундной стрелкой в два с половиной метра.
Для этого надо перейти по широкому мосту над медлительной Роной, где-то там впадающей в озеро слабенькой речкой, а отсюда полноводной артерией уносящей свою акву уже во Францию.
Механизм часов укрыт прихотливым цветочным ковром из шести с половиной тысяч растений, однако работает исправно и время показывает верно. Желающего полюбоваться ими или даже просто узнать, который час, они впечатляют не столько своим пятиметровым диаметром, сколько многоцветьем живых растений.
Конечно, вы вряд ли задержитесь подле них настолько, чтобы увидеть их главный секрет. Все эти лилейники, маки и вьюнки, осот и козлобородник, календула и череда, загадочный мезембриантемум, родной одуванчик и ещё масса других цветов рассажены так, что по мере движения часовой стрелки они распускаются и затем закрываются — согласно природным биоритмам.
Ночью и ранним утром цветы обновляются специальными флористами. Заменяют их и по мере смены времён года.
За ходом времени, впрочем, вы можете следить воочию — по движению секундной стрелки. К слову, самой длинной в мире — два с половиной метра.
И так продолжается с середины 50-х годов…
Но если это чудо ландшафтно-часовой продукции упоминается в каждом путеводителе, то часы, которые мы лицезрели (после того, как, впервые увидев, залюбовались) две недели по несколько раз в день, известны далеко не всякому. Хотя и внесены в Книгу рекордов Гиннесса как обладатели самого длинного, более чем 30-метрового маятника.
Эта конструкция была прикреплена к верхней части внутренней стены нашего отеля Cornavin и уходила в самый низ его восьмиэтажного здания.
Своим изяществом и вычурностью, этими серебристыми дугами и золотистыми шестерёнками, какими-то металлическими рейками и планками, пересекающимися в неожиданных местах и внезапно обрывающимися, часы и так бы смотрелись инсталляцией, отмеченной выдумкой и отменным вкусом.
Но они к тому же и функцию свою выполняют, показывают точное время.
Часовой уникум в нашем отеле лишний раз говорит о высочайшем мастерстве и давних традициях местных мастеров этого дела. В производстве дорогих и точнейших хронометров Швейцария — бесспорный мировой лидер, а родоначальником этого искусства считается Мартин Дебуле, родившийся в Женеве в конце XVI века.
Замечу, что неподалёку от Женевы на предприятии «Жеже Лекультр» были изготовлены и самые маленькие в мире наручные часы, видимо, для людей с орлиным зрением. Длина мини-часов составляет 12 миллиметров, ширина — менее половины сантиметра. Зато не тяжёлые, их вес — всего семь граммов.
Вообще, всё, что давала миру Женева, носило отпечаток завершённости, а порой и блеска.
Прекрасный сегодняшний пример — крупнейший в Европе ежегодный (за исключением нынешнего, 2020-го) автосалон. Шик, помноженный на взлёт технической и дизайнерской мысли, сверкает всеми оттенками радуги и даже цветами, радугой не предусмотренными.
Ослепительной полировкой сияют до тысячи свежепридуманных моделей супер-, спорт-, концепт- и гиперкаров. Вишенкой на торте смотрелся первый серийный летающий автомобиль.
В конце второго десятилетия нынешнего века женевский автосмотр, правда, лишился не столь важной, сколь заметной составной всего этого блистания: во избежание даже намёка на ставшее весьма актуальным понятие «харрасмент» большинство автоконцернов отказались от услуг девушек-стендисток модельной (супер-, гипер-) внешности. Привлекающих (или отвлекающих?) внимание бесчисленных красоток заменили на спецов по моторам, аэродинамике и прочим сухим характеристикам.
В итоге интерес посетителей с супермоделей был переключён на модели автомашин.
Если автосалон устремляет нас в завтрашний день, то под этой гигантской золотистой сферой находится место, где отправляют на самую зарю — и не цивилизации, а самого мироздания. Это ЦЕРН — Европейский Центр ядерных исследований, крупнейшая в мире лаборатория физики высоких энергий. До него вас довезёт городской трамвай.
Вы походите вокруг золотящегося в закатных лучах шара, но внутрь, на 100-метровую глубину, попасть вам не дано. И не надо. Вы же не физик?
Огромной длины разгонная труба Большого андронного коллайдера, где на немыслимой, околосветовой скорости сталкиваются некие частицы, чтобы вычленить одну, дотоле лишь предсказанную, — разве вам это будет понятно?
Да, спустя почти полвека после того, как физик Питер Хиггз в результате расчётов предсказал существование такой частицы («бозона»), учёные, наподобие сказочных гномов корпящие в этих подземельях, действительно её обрели.
Удалось установить, что эта изначальная частица имела массу, была «стройматериалом» для создания Вселенной. Иными словами, было определено состояние вещества, моделирующее первые минуты её зарождения. Удивительно ли, что бозон Хиггса физики окрестили «божественной частицей»? Из чего-то ведь надо было «всё это» создать?..
Но мы уж слишком углубились в прошлое.
Вернёмся в прошлое Женевы, не столь далёкое, но очень важное для её становления как важного европейского центра, способного в отдалённом будущем привести к взлётам техники и науки, о которых говорилось выше.
Именно здесь формировалась самая совершенная в мире банковская система, что в XVII веке превратило город в важнейший в Европе финансовый центр.
Многие его жители были потомками тех, кто бежал из Франции, где развернулись гонения на гугенотов — приверженцев кальвинизма.
Дававшие приют преследуемым, женевцы, как и вообще швейцарцы, бывали вознаграждены за своё благородство: иммигранты сохранили связи со своей исторической родиной, и банковское дело стало обретать международный характер.
В начале XVIII века женевские банки открыли свои отделения в Париже, Лондоне, Амстердаме и Генуе, к ним стали обращаться за финансовой помощью короли Франции... Отметим, что готовность давать пристанище гонимым или просто не пришедшимся ко двору на своей родине женевцы сохранили и впоследствии.
В городе есть немало мест, где — наряду с бесчисленными своими единомышленниками, как и он, не особо привечаемыми на родине, — комфортно обосновывался Владимир Ильич.
Между 1895-м и 1917-м он в общей сложности провёл здесь четыре явно не худших своих года.
Конечно же, вслух он Женеву ругательски ругал, называл «проклятой» и даже иногда уезжал — в какой-нибудь Цюрих или Берн. Но вновь и вновь возвращался сюда: в порыве откровенности как-то даже написал, что Женева «особенно хороша общей культурностью и чрезвычайными удобствами жизни».
Здесь, как и в других швейцарских городах, он много времени проводил в библиотеках. На этом делает упор несколько ёрнический «Дерзкий словарь Швейцарии», относительно недавно вышедший в альпийской республике.
О Владимире Ильиче говорится, что он:
«был прилежным, но недисциплинированным клиентом публичных библиотек», что снискал известность тем, что «возвращал выданные ему книги в плохом состоянии, с загнутыми уголками страниц и множеством пометок на русском, что очень раздражало библиотекарей». И в присущем авторам издания стиле заметка завершается фразой: «К счастью, в конце концов он вернулся в Россию, где тоже не замедлил прославиться, но уже по другим причинам»...
Между тем каждый вечер, по свидетельству Крупской, они ходили «в кинематограф или театр», потом гуляли у озера. А поскольку она не любила заниматься домашним хозяйством, заглядывали в ресторанчики. За кружкой доброго и столь любимого им местного пива здесь родились и «Две тактики», и «Шаг вперёд», и «Эмпириокритицизм».
В пивной же (Brasserie Landoldt) проходили собрания и конференции русских марксистов. И хотя пивной зал заменила другая ресторация, некоторые гиды не без ехидства останавливают подшефных у этого здания, сообщая, что «Владимир Ленин тут пропивал и проедал партийные деньги».
Однажды, направляясь на партийную конференцию, Ильич врезался на своём велосипеде в трамвайные пути и так сильно разбился, что вынужден был выступать перед товарищами с повязкой на глазу.
Вспоминая об этом, швейцарская сетевая «Наша Газета» приводит слова местного публициста, который не без яда пишет, что, если бы Ильич оказался жертвой катастрофы на женевской улице, «это спасло бы жизнь сотням миллионов» — они не были бы сосланы, расстреляны, замучены, не погибли бы от голода.
Газета пишет
о «сотнях миллионов».
Не слишком ли?
Но ведь идеи основоположника были взяты на вооружение и китайскими товарищами, да и не только ими.
Напомню, что в те давние времена из женевской типографии вылетали «Искры», способные разжечь мировой или хотя бы локальный социальный пожар. Судьба, а точнее здравый смысл, уберегли швейцарцев от этой юдоли. Более того, к 50-летию Октября ими был сделан широкий жест — на доме, где дольше всего жил Ильич (с Наденькой и её матушкой), была установлена памятная табличка.
Это в довершение к тому, что женевцы ещё раньше увековечили образ нашего вождя в самом центре города. Для этого не пожалели древнюю Молар — увенчанную остроконечной крышей невысокую старинную башню из светлого камня с проездной аркой. Когда-то, в XIV веке, Молар была частью мощной оборонительной стены вокруг города.
В 1921 году на одну из её граней повесили солидных размеров чёрную прямоугольную барельефную доску со словами
«Женева — город изгнанников».
Под слоганом — роскошного вида дама с гербом города в правой руке, нависнув над лежащим мужчиной, простёрла левую руку, словно бы оберегая его от невзгод.
Сходство слегка приподнявшего голову и опирающегося на локоть, одетого по давней моде господина, с Ильичом — 100-процентное.
Да и каждый житель Женевы скажет вам, кто изображён на рельефе.
Отчего вождь в такой позе под опасно надвигающейся и могущей рухнуть на него доминантной дамой, остаётся теперь только гадать.
Будем считать, что таким образом горожане скромно напомнили о собственном гостеприимстве.
О привеченных гугенотах и российских революционерах мы уже упоминали. Но были приняты и гарибальдийцы, и участники польского восстания, и немецкие революционеры, и другие.
Но вот для нынешних так называемых беженцев с Ближнего и Среднего Востока Женева, как и Швейцария в целом, двери открывать не спешит. В рациональности тут ей явно не откажешь. И это при том, что гуманистические традиции пустили здесь глубокие корни.
Один из самых великих сынов Женевы Жан-Жак Руссо именно отсюда выступил со страстной проповедью о необходимости любить и оберегать природу и всё живое.
Другой прославленный женевец, Анри Дюнан, оказавшись в качестве санитара участником кровопролитного сражения в Ломбардии, был так потрясён увиденным, что решил создать нейтральную организацию помощи раненым.
Теперь она известна каждому — это Красный Крест.
Эмблема общества представляет собой обратную расцветку национального флага Швейцарии — красный крест на белом фоне: дань уважения к родине гуманнейшей организации.
А сам Дюнан стал первым Нобелевским лауреатом.
Читать Часть 6
Владимир Житомирский
