Крики переменки ворвались в тишину школьной библиотеки, словно клубы пара занесло морозом с улицы в теплые сени, — и тут же все смолкло, прячась за дверью. Конопатый мальчишка стоял перед столом библиотекаря.
— Вы книжечку прочитали, юноша? — Натан Абрамович картавил, любовно поглаживая серый переплет, — уже хороший выбор, Аркадий Гайдар — «Избранное».
— Ну, да... Прочитал, — чувствуя расплату и пряча влажные ладони в карманы, гундосил школьник. Старый библиотекарь раскрыл потрепанную книгу на странице с заглавием «Совесть», поднял очки на лоб, и вгляделся в веснушчатое лицо третьеклассника.
— Вот, — самый коротенький, например… Что же вы поняли из этого рассказа, молодой человек?
Ученик сделал попытку, замечая рисунок на странице под заглавием.
— Там про девочку…
— Прелестно… И, что же эта девочка? Хорошо она поступила, как вам кажется?
— Поступила... Плохо поступила, — безнадежно промямлил мальчишка, кусая ноготь.
— Изумительно! Почему же вы так думаете? Это очень интересно... Вы, может быть, и вывод сделали?
Такого варианта загнанный в угол врунишка не ожидал, он заученно всхлипнул, и сознался:
— Я не читал, Абрам Натан..…
Библиотекарь опустил очки на место, спрятал формуляр в ящик и протянул книгу мальчишке. Голос старика стих почти до шепота, лысина покрылась испариной, глаза потускнели.
— Ой… Как не стыдно, юноша, врать в таком деле… Идите, читайте и думайте, а книжечку я назад не принял, — так всем в классе и расскажите. Я потом с вашей учительницей поговорю.
Кроме библиотекаря в школе еще один мужчина — суровый трудовик. Над этим не поиздеваешься. А над старым, тихим Натаном — можно, он аккуратист высшей пробы, и этим мальчишки пользовались при случае. Ящички с формулярами, флаги закладок на полках, ровные отряды книг по фамилиям авторов — как солдаты, корешок к корешку, тематические раскладки на стендах, гарнизоны столов, словно по линеечке, стрельчатые растения в горшках по ранжиру, шеренги портретов писателей на стенах — вся библиотечная рать Натана Абрамовича в идеальном порядке, чистоте и гармонии, что так и притягивало к себе разрушительную стихию учеников средних классов. Старшеклассники уже появлялись редко, а младшие ничего брутального себе пока не позволяли — их-то и любил старый библиотекарь больше всех. Заводя разговоры на темы прочитанного, Натан Абрамович тешился надеждой привить юным любовь к чтению и рассуждению о смыслах. Чаще получалось, но иногда кончалось тем, что уличенный в незнании или вранье школьник переставал брать книги вовсе.
Классные руководители просматривали формуляры, интересуясь что читают, и, зная это, сорванцы из средних классов книг набирали помногу, потом ходили сдавать все сразу большими ватагами, надеясь, что в общей кутерьме пронесет, и старик поленится приставать с расспросами. После таких набегов мальчишек, примерно с пятых по седьмые классы, Натан Абрамович просто заболевал. Он часами приводил в порядок расстроенные боевые порядки на полках, расставлял стулья, поправлял цветы, вздыхал и стонал от болей в спине. Хаос просто убивал библиотекаря. Жил он одиноко в своей, идеального порядка, хрущевке, жену потерял давно, а детей и не было.
Единственной отдушиной, звездой и радостью Натана Абрамовича была Женечка. Когда девочка первоклассница впервые вошла в его библиотеку — несчастный старик не мог вымолвить ни слова. Так похожа она была на его незабвенную Милю. И карими огромными глазами, и белым светящимся лицом, а главное — такими же, как у жены, сложенными в кольца на затылке, косами. Они подружились накрепко и надолго. Женечка много читала, любила Пушкина, Гайдара и Маршака, Олешу, Чуковского, Носова, Драгунского и Грина — всё, как он, и еще привела с собой двух девочек, чтобы «лечить» книги. Натан научил их проклеивать калькой надорванные страницы, чинить переплеты и смятые углы, доверял ставить библиотечные штампы и приводить в порядок формуляры. Не по годам умная и рассудительная Женечка радовала старика — декламировала стихи и советовалась, что бы взять из нового для чтения. Он был в самом лучшем расположении духа в те дни, когда удавалось подольше поговорить о книгах, а иногда и поспорить с девочкой. То ли под влиянием его рассказов о жене — детском враче, может из-за игры в книжную «больницу», но уже ближе к выпускному классу Женечка сменила детское желание стать космонавтом, как Терешкова, на вполне осознанную мечту о медицинском будущем. Натан Абрамович чувствовал себя счастливым. Только в последний год девушка как-то отдалилась, стала реже захаживать. Старик очень скучал, и понимал, что таки-да — пришла пора влюбляться, но все равно ждал вестей каждую переменку.
В тот день он как всегда с утра, надев нарукавники, поправил расческой справа налево несколько волосков на лысине, и принялся заниматься своим столом, в сотый раз добиваясь идеального порядка на всех уровнях, и во всех ящиках. На переменке гурьбой потянулись шестиклассники, и когда Натан Абрамович попытался спросить одного о прочитанном, — трое его друзей стали нарочно сдвигать и ронять книги на полках. Разъяренный плешивый старичок, размахивая короткими руками, бросился на выручку своим книжным "отрядам", забыв обо всем. Когда порядок был восстановлен, он вернулся к столу, но тут обнаружилось, что формуляры сдвинуты — ящичек стоит не параллельно столешнице, сданные книги перепутаны. Глаза у библиотекаря затянуло туманом, он, как в бреду, торопливо повычеркивал из формуляров книги всем мальчишкам. Проглатывая обиду и стараясь не закричать, выпроводил всех прочь. Потом вновь принялся за свой стол и ящики.
Он так увлекся, что не услышал, как кто-то вошел. Дверь открылась без обычного взрыва криков из шумного коридора — было уже время урока.
— Я хочу сдать книгу за своего младшего брата, — сказал басом вошедший.
Натан Абрамович вздрогнул, поднял взгляд над очками. Перед ним стоял высоченный, широкоплечий парень в шикарном костюме и небрежно накинутом шарфике голубого цвета, подчеркивающем уверенные, почти наглые глаза. Он морщился, глядя на лысину библиотекаря, протягивая потрепанную книжку Гайдара. Это был ученик выпускного класса, лучший волейболист школы и девичья мечта — голубоглазый брюнет Эдик. Натан Абрамович прокашлялся.
— Шалом, Эдуард. Вы напрасно прогуливаете занятия, тем более что принять я не смогу, вам же известны мои правила…
— Да какая разница вам! — бас взмыл вверх, — Что за правила идиотские в самом деле? Я пришел? Пришел. Вот — книга в целости… Мне экзамен по наивным рассказикам устраивать не будете, надеюсь? Брат и я, мы уходим из школы, мы вообще скоро семьей уезжаем… Или жаловаться пойдете?
Нарукавники безвольно опустились вдоль тела под стол. Старый еврей поник, став еще меньше, чем обычно. Тихо простонал в ответ:
— Во-первых, — я никогда не жаловался, хоть и пугал этим младших, и вам это известно. Если захотелось обидеть, то вам удалось… Во-вторых, своими, как вам угодно было выразиться, экзаменами ваш покорный слуга пытался, и еще пытается пока сделать за родителей часть их работы. И в-третьих, на вас, Эдуард, лежит немалая доля ответственности за то, что брат ваш лжет старшим с малых лет… Не так ли?
В библиотеке они были одни, в зале стало еще тише. Эдик запнулся, начав было возражать, а Натан Абрамович побагровел, и продолжал:
— Хотя… Ваше поколение и ответственность — понятия полярные. А что будет с этими, не читающими ничего кроме заголовков, не знающих, на какой прекрасной земле мы живем, — он вздохнул, набрал воздуха, поднялся и продолжил, — понимаю, что такая мораль может вызвать нарекания, но цель искусства — убедить, что справедливость торжествует всегда... дать им понять, что какая-либо борьба во имя родины осмысленна и верна. Гайдар уже не для вас, он для детворы, кому нужен идеал в будущей жизни. Вера — главный вопрос каждого из поколений. Наше умирало с криками «За Родину» — в атаку шло... Победили с этим. Вы же объединяетесь не для того чтобы созидать, а чтобы смеяться над бедами и ошибками предков, ваша критика в насмешках и анекдотах… Вам дали возможность знать все точки зрения на тот или иной предмет, но большинству не нужна достойная цель, одно только обогащение — оно выше над всем! Положите книгу, Эдуард, вы до ее наивности еще не доросли. Но смысл и боль вы должны когда-то понять… Вот его формуляр, я вычеркнул, видите? Всё.
Эдуард очнулся от натиска разъярившегося старика, заговорил сперва тоже тихо, потом все тверже и увереннее:
— А вы то кто, дедушка Натан? Ваш разваливающийся Союз я что ли строил? Это я «ура» орал до посинения, когда вы там в нищету загоняли города и села? Меня в помине не было, когда вы там такое партачили в своем энтузиазизме, от чего сейчас самим страшно. Ура! Мы это «ура» ваше выдавливаем из себя всю свою жизнь, потому что стыдно! Чего вы своей жизнью добились все? Того, что мне почти восемнадцать, а я жить здесь не хочу, — этого, да? Сваливаем скоро всей семьей за границу, вот так. Вы врали, вам врали всю свою жизнь, а теперь боитесь в этом сознаться… Ваш Голиков распрекрасный — садист и психопат, «бешеный Аркашка», юношей ради светлого будущего такую кровавую баню в Хакасии устраивал, что потом выл в психушке и покончить с собой пытался… трупы снились.
Натан Абрамович побелел, с трясущихся губ рвалось фальцетом:
— Да, убийства, совершенные Гайдаром, невозможно оправдать, но неизвестно, как бы вы повели себя в этих жестоких временах. Хоть и убивал он даже женщин и детей, — но на тот момент он был не совсем вменяем. Причин могло быть много. Представить не сложно... Во-первых, Гайдар попал в военную мясорубку в совсем юном возрасте — это не могло на него не подействовать. Во-вторых, за три года до террора в Хакасии Гайдар был серьезно ранен в голову. А то, что он создал потом — для вас вообще недосягаемая высота, даром, что вы — сама правильность и объект всеобщей любви. Все, молодой человек, — библиотекарь начал успокаиваться, — я вас больше не задерживаю. Останемся при своих. Скатертью дорога… Но мне вас жаль, юноша.
Натан Абрамович болел всё последнее время. Сначала не давала встать с постели старая рана после операции на позвоночнике, потом разболелось сердце, «скорые» были ежедневно, а в больницу он не соглашался, хотел умереть дома. Больше чем стенокардия боль одинокому старику причиняла невозможность поддерживать порядок в квартире, платить коммуналку, и хоть иногда заглядывать, как там его книжное царство. Питался он кое-как, похудел и осунулся. В редкие часы забытья ему являлась любимая жена Миля, успокаивая его голосом Женечки, но боль не проходила, и он кричал во сне. Выпускные экзамены и балы давно закончились, был уже конец августа, когда в его квартиру позвонили.
От пришедших, Женечки и ее матери, Натан Абрамович услышал, что у него сегодня день рождения, о котором старик не помнил давно. Гости поздравляли, обеспокоились его здоровьем, преподнесли цветы и подарочное издание писем Чехова замечательной полиграфии. Он всплакнул. Стесняясь своих разношенных тапочек и беспорядка в доме, библиотекарь усадил мать с дочерью на диван, а сам уселся со стоном в кресло напротив. Выпили чаю с тортом, поговорили о возможном лечении в больнице, но Натан Абрамович был непреклонен, и постарался перевести беседу на другие темы. Тогда мать заговорила о том, что привело его в сильное волнение и замешательство. Она рассказала вкратце следующее: Женечка вышла недавно замуж, расписали сразу, потому что был уже известен срок беременности. Теперь семья ее мужа уезжает жить в Израиль, их зовут с собой, но Женечка, не то чтобы сомневается, но в растерянности. Поэтому они и пришли к Натану Абрамовичу, ведь его слова для дочери всегда много значили, можно сказать, — он был ее другом с детских лет. Она настояла, и мать подчинилась. Потом заговорила Женечка:
— Дорогой мой, Натан Абрамович, что вы мне скажете? Я хочу ехать, но так страшно все бросать...
Тогда старый еврей грустно улыбнулся.
— Что ты хочешь от меня услышать? Ты в последнее время не нуждалась в моих советах, но я не в обиде, знай это. Порванную книжечку можно склеить... Зачем тебе ехать? Любой может быть счастлив и здесь. Вот теперь послушайте, что я расскажу вам. Меня посадили в пятидесятом из-за брата. Обвинили в том, что он создал фашистскую организацию. Подумайте: еврей — и фашистскую организацию. Ему дали десять лет без права переписки, и мы знали, что это. Мне дали пять, но в пятьдесят третьем выпустили, и это было такое счастье! Я встретил в колонии свою Милю, — полюбил на всю жизнь. Ты любишь его, конечно же, но кто этот счастливейший из...
— Вы его знаете, он мой одноклассник.
— Нет! — горечь догадки сковала горло, он захрипел, — Эдик?!
— Да, я давно его любила, и никому — даже вам... А на выпускном он признался, тогда же у нас и случилось... Он ушел еще в начале десятого из волейбола, упорно занимался, представляете — стал за это время продвинутым математиком. Там ему хорошую работу обещали… Что вы скажете, дорогой Натан Абрамович?
Старик закрыл глаза и провалился в забытье. Прекрасная Миля опять привиделась Натану, — карие огромные глаза, светящееся лицо и восхитительные кольца милых кос на затылке. Она улыбнулась понимающе, погладила его по лысине, и… кивнула утвердительно. Когда Женечка с матерью растерли ему виски и дали понюхать нашатыря, библиотекарь пришел в чувство. Заплетающимся языком он выговорил:
— Евгения, милая моя девочка, или я раввин? Ты уже сама должна это знать. Куда муж теперь — туда и ты. Все остальное не значит ничего. А ему передай такие слова: «Кто нашел добрую жену, тот нашел благо и получил благодать от Господа...» Если обидит тебя, — я и с того света найду. Что еще сказать?
Его влажные глаза заискрились теплым светом:
— Мазаль тов!
— Спасибо... мудрый мой Натан Абрамович, — Женечка наклонилась и обняла его за поникшие плечи, поцеловала в небритую щеку. Мать, всхлипнув, закрылась платочком. Натан Абрамович заглянул Женечке в глаза, и вдруг с жаром, будто боясь не успеть самого главного, заговорил ей на ухо:
— Только попрошу тебя об одном... Ближе у меня никого сейчас в этой жизни нет, ты знаешь, девочка моя. Так вот — обещай, что будешь усердно читать своим детям и внукам с самого раннего возраста хорошие книги. Ты знаешь — какие...
— Обещаю, дедушка Натан, — услышал он в ответ и вновь забылся.
-------------------
*Мазаль тов (Мазл тов) -- традиционное еврейское восклицание. Является обычным для этого народа пожеланием удачи. Оно используется как в повседневной жизни, когда вам требуется подбодрить своего собеседника, так и в некоторых торжественных ситуациях. Например, когда рождается ребенок; когда он получает в школе золотую медаль, а в институте – красный диплом; когда раввин совершает свадьбу; когда выигрывает любимая спортивная команда; когда вы просто видите человека, которому очень рады.
Автор: Docskif
Источник: https://litclubbs.ru/articles/40106-mazal-tov.html
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
#мазаль тов #дружба #друзья #книжки #библиотека
