***
Осенняя погода радовала летним теплом. Пожилая женщина распахнула кухонное окно, широко зевнула, пригладила пятерней спутанные седые пакли, взглядом « пошарила» по столу в надежде на « авось, со вчерашнего чего осталось». Слила со всех стаканов недопитое, с чувством выдохнула и « приняла за здравие». Ожила, засуетилась на кухне. С улицы послышались голоса. Там, возле скамейки, собрались женщины. Окружили новенькую, недавно приехавшую с Санькой, внуком бабки Гоши, что похоронили летом.
- Ничё, хорошая старуха была, - похвалила невольная слушательница, успевшая уже подправить себе настроение. - Сколько барахла мне принесли от неё, да и пожрать много осталось. Добрый у нас в подъезде народ, меня не забывают. Всегда всё мне несут. Чё там они раскудахтались? И чё это баба Санькина рыдает? Как там её звать-то? Женька что ли...
Женя рассказывала и слёзы катились по щекам.
- Кто не пережил этого, никогда не поймёт. Мне в больнице говорили, что ребенок родится больной, чтобы мы отказались от него. Я тогда плакала постоянно. Жалко малыша было. Как я могу разрешить убить его. Саня тоже сказал, чтобы никого не слушала. Раз решила рожать, значит так и будет. Ничего, говорит, вырастим и воспитаем. Ванечка почти нормальным родился. Всего лишь чуть-чуть отставал в развитии. Замечательный, ласковый, улыбчивый малыш. Прошёл год и мы почти что перестали беспокоиться. Врачи тоже уже не вздыхали тяжело, глядя на упрямых родителей. И вдруг Ванечка заболел. Мы сразу и не поняли в чём дело. Какие-то бесконечные болячки полезли. Мы их мазали зелёнкой, старались потеплее одеть сыночка. Думали, что он просто слабенький, вот и простужается. Только ничего не помогало. Прежде спокойный малыш теперь постоянно капризничал, ни с того, ни с чего начинал плакать. Приходилось чуть ли не круглосуточно держать его на руках, ласково поглаживать, говорить что-нибудь. Так и прожил он оставшиеся два года у меня на руках, - Женя опять заплакала.
Женщины сидели молча и ждали,
когда она успокоится. Воды ей налили. Она сделала пару глотков, вытерла слёзы.
- Когда мы спохватились, было уже поздно. Врач орал на нас так, что мы испугались как бы ему самому плохо не стало. Результаты обследования стали шоком для нас. За что? В чём этот малыш провинился? И в чём провинились мы, раз наш сын заболел тяжело и нет никакой надежды на выздоровление. Меня с ним сразу в больницу отправили.
- А что за болезнь такая?
- Что-то вроде онкологии. Ванечка наш, оказывается, изнутри гнил. Вот и болячки полезли. Снаружи их не так много было. В основном ротик пострадал. Ванечка в конце уже даже кушать не мог. А внутри у него... Нам снимок показали. Это ужас! Места живого не было. Поэтому и плакал он всё время.
- Наша дак хоть бы чихнула раз, - зло прошипела несостоявшаяся бабушка.
Не то, чтобы ей так уж хотелось понянчить внуков и прочей дуристики. Все эти младенческие уси-пуси тяготили её, угрожая отнять редкие маленькие радости, привычное хмельное существование. Это была даже не злость на постылую мартышку, как по привычке продолжала называть её женщина, и не зависть... чему завидовать-то?... Своих детей никогда не любила... Кого вообще она любила?... Своих мужиков, которые лишь избивали её и деньги тырили? Нет, её возмутила несправедливость. Опять жизнь обманула её, опять другим досталось то, что хотела она... Это Лидкина паршивка должна была сдохнуть! Все этого ждали, с самого её рождения, но обезьяна оказалась на редкость живучей. Едва научившись
ползать, выбралась из ванной комнаты, забилась под Лидкину кровать, выбираясь лишь по ночам, чтобы подобрать остатки еды, что падали с « пьяного» стола. Сковырнуть её оттуда было не то, чтобы невозможно, но всем было лень. Ладно хоть не гадила где попало. В кастрюлю старую ходила, что мамаша её бестолковая ей подсунула.
***
Проснулась женщина ночью. Пришлось встать. Предутренний сушняк погнал её на кухню. Хлебнула воды, покряхтела.
- Пожрать что-ли чего... суп надо бы разогреть... или так... нет, на газу счас быстро закипит, - бормотала она под нос.
Пока искала тарелку с ложкой, пока хлеб резала, в кастрюле приятно забулькало. Вдруг внимание женщины привлёк слабый шорох. Она прислушалась и, откинув клеёнку, заглянула под стол. Там, забившись в угол, сидела Ганешка.
- А-а, выползла, тварь поганая. Здрас-с-сти, наше вам с кисточкой! Чё глазами лупаешь?! Не любишь бабку свою?! Жрёшь мой хлеб и не любишь! Ах ты дрянь неблагодарная! Думаешь ты у нас как Кащей живучая, думаешь тебя прибить нельзя?! Да тебя, уродку, даже искать никто не будет! Нету тебя! Документов нет и тебя нет! Вот счас плесну супом горячим и каюк тебе! - Взбудораженная мыслью, что надоевшую проблему можно решить так просто, она схватила кастрюлю и двинулась к столу.
Перепуганная Ганешка, сжавшись от ужаса, тоненько заверещала, широко распахнув маленькие глазки...
Женщина оступилась и, не удержав кастрюлю, выплеснула содержимое на себя. Шок от боли сжал горло, задавив вскрик. Она сделала шаг назад, неудачно наступила ногой прямо на склизкую суповую жижу, нелепо замахала руками и, не удержав равновесия, рухнула на пол, основательно приложившись головой о край тумбочки.