.
.
.
Чуть не забыл, любимые стихи о лете это стихи Олега Охапкина "из летних вечеров", (как любимые стихи о зиме стихи Ольги Бешенковской о мандаринах) , еще раз их напечатаю... Часто я думаю о том, что талантливые поэты интереснее гениальных. Только у талантливых поэтов встретишь по настоящему гениальные стихи. Не шедевры а именно гениальные стихи но при этом без тяжести шедевриальности, и портящего их величия. Ибо величие убивает тонкость и лиризм. . Скажем, Бродский гениален, а Охапкин просто талантлив. Но у Бродского нет таких красивых , гармоничных, и интересных стихов о лете. Просто о лете . Бродский так не чувствовал природу. Он больше чувствовал пространство (в большом, философском, эпичном смысле), ландшафты, протяженность. Холод, жар, или высоту с четкими очертаньями. Любил все то в чем есть мысль. А природу, с ее детальностью и музыкой чувствовал меньше. А Кушнер и Охапкин природу чувствовали, как например , в 19 веке , Фет
.
.
ИЗ ЛЕТНИХ ВЕЧЕРОВ
.
.
.
Июнь... Какие вечера!
Какое медленное лето!
Средь нескончаемого света
Пойми, где завтра, где вчера.
Неярок северный пейзаж.
Кусты, поля полупустые,
Да птичьи крики холостые,
Ветл скудный вид... Вот Север наш.
Зато уж небо — небеса!
Блеск без конца. Не наглядеться.
Всю ночь мне никуда не деться —
В полнеба света полоса.
А вечера, а вечера!
Я с них и начал. Это чудо.
Покой усталый отовсюду
И шорох птичьего пера...
И смутный призвук — теплый тон,
Как звон далеких колоколен.
Он гармонически спокоен,
И все ж напоминает стон.
Так у аккорда обертон,
Хотя и взят аккорд в мажоре.
Но есть в полях печаль о море.
И хаос в карканье ворон.
И каждый вечер, им смущен,
Смотрю я, грустный поневоле,
На вечереющее поле,
Страданью мира приобщен.
И он лежит передо мной,
Притихший мир с коровьим взглядом,
И грусть моя белеет рядом —
Фонарь на кровле жестяной.
Олег Охапкин, (1968)
ПОЧЕМУ СОВЕРШЕННО ЗРЯ НЕДООЦЕНИЛИ ОХАПКИНА
.
.
.
Культ нужно было делать конечно из Олега Охапкина, а не из Бродского.... Почему? Во первых, Охапкин русский по крови, такой же чистый русский как Есенин, что его выделяет из плеяды ярких поэтов того времени еврейского происхождения. Я ни в коем случае не антисемит, к евреям отношусь с большим уважением ,и признаю их культурную роль , и большой вклад в поэзию но все таки, нужно признать, большой поэт русский по крови настоящая редкость. А Олег Охапкин именно русский. Плюс очень православный, (по моему он и родом из староверов) . Сколько у него красивых, чистых, очень православных стихов, особенно у раннего. Поздний он заболел, писал уже очень неровно, и надрывно. Но если бы его вовремя признали, думаю, он и писал бы и поздний более гармонично. Олеся Николаева, Охапкин, Рубцов, Седакова, вот какой должна быть в идеале поэтическая линия 20 века....Еще Вениамин блаженный. Это уж было бы куда интереснее и лучше чем один Бродский.
Х Х Х
.
Я верую в спасенье,
В тишайший день субботний,
Когда тебя, весеннюю,
Я жду у подворотни.
Кругом сумбур и сутолочь:
Машины, люди, зданья,
Но в тишину укуталась
Минута ожиданья.
Она легонько тикает,
Невнятно лепеча,
Певучая и тихая,
Как в алтаре свеча.
И в этом ясном пламени
Лицо и голова,
И набережной камни
Озарены едва.
В глазах – дерев качанье
И влажный неба свис,
И всех молитв нечаянней
Заплаканный карниз.
С утра, капелью звякая
О черный диабаз,
Весна зеркальной склянкою
Порадует твой глаз,
Когда сойдешь, вечерняя,
Мглы сумерек свежей
В неоновом свеченье
Преданьем этажей.
Олег Охапкин, 1969
ПЕРЕД ЗАКРЫТОЙ ДВЕРЬЮ
1.
Есть некий дом. Не дом, а храм.
Сей храм в Сионе, на Фонтанке,
С мемориальностью в осанке,
Открытый звёздам и ветрам.
Туда ходил я по следам
Одной прелестной иностранки,
Там во дворе рыдал по пьянке,
Расстроенный, молился там.
Я прихожу туда, смущённый,
И пульс колотит учащённый,
И становлюсь, как прежде, свят,
И зрю: под куполом парадной
На штукатурке безотрадной
Я вновь невидимо распят.
2.
Я вновь, оболган и распят,
Молюсь в заплеванной парадной,
Где роспись гроздью виноградной
Из-под побелки смотрит в сад.
Там за окном деревья спят
В тиши осенней и прохладной.
Там кошка поступью балладной
Обходит двор сто раз подряд.
И, одинокий у колонны,
Я бью неистово поклоны
Перед квартирой 25.
Там женщина, моя святыня.
Она взяла чужое имя.
Но мне молиться, не пенять.
3.
Приду по мысленным следам
Души в район родной Фонтанки
Искать нетленные останки
Любви, которой не предам.
Любовь... Не помню счёт годам.
Но иногда сочит из ранки.
Тогда сильнее нет приманки,
И всё за встречу с ней отдам.
Забуду мать, заброшу лиру,
Пойду звонить в алтарь-квартиру.
Звони, как колокол, звонок!
Плыви, мой благовест, над бытом!
Провой на языке забытом:
Воскресни, друг, я одинок!
4.
Есть в Ленинграде дом старинный
С мемориальною доской.
Я прихожу к нему с тоской,
Как ходят в храм с душой повинной.
Но сей рассказ не самый длинный.
Я не нарушу ваш покой.
Не возражайте же! На кой!
Мне дорог некий дом пустынный.
Там на небесном этаже
(С тех пор он третьим стал уже)
Жила красавица. Мой Боже!
Её сосватал муж-спортсмен.
Но это всё не суть, но тлен.
Она досталась мне дороже.
1968
ЛЕТУЧИЙ ГОЛЛАНДЕЦ
Ю.Ш.
Давно так не звездило по ночам.
Все осень, осень, облака да тучи...
Эпохи поворот тем круче, круче,
Чем чаще люди ходят по врачам.
Увы, меня не тронула простуда!
Хоть весь продрог, я не о том скорблю.
Смотрю в пучину в жуткой жажде чуда,
Но не дано разбиться кораблю.
Давно так не звездило по ночам.
Все ветер, ветер, сумрак и ненастье...
Пусть непогода треплет наши снасти,
Но бури нет и дождь по мелочам.
Так муторно, что хочется к причалу.
Но берег, берег... это позади.
И плаванье не обратить к началу,
Когда еще бессмертье впереди.
Давно так не звездило по ночам.
Все свечи, свечи, тусклая каюта
И паруса в полете без приюта,
Да ржавчина по доблестным мечам.
И, ужас наводящая, свобода,
Когда покой, как призрак в тишине.
И дух не утоляет непогода,
И вечный парус, парус при луне.
Давно так не звездило по ночам.
Все бегство, бегство: комната и книги...
В пространстве – туч имперские квадриги,
В столетьях – плач все видевшим очам.
Лишь палуба Летучего Голландца
Вне времени, законов, перемен.
Но и на ней опасно без баланса.
Свободен дух, но и скитанье – плен.
1968
ПО ХОДУ ТОГО КАК Я ПЕРЕЧИТЫВАЛ РАННЕГО БРОДСКОГО
.
.
.
Стал перечитывать вчера Бродского, начиная с самых ранних стихов... На удивление обнаружил, что ранний Бродский далеко не самый яркий поэт , и ранний Соснора, и ранняя Ахмадулина и ранние Кушнер и Айги (не говоря о Роальде Мандельштаме и Аронзоне ) писали более ярко, изобретательно и интересно, правда они и родились чуть ранее. Бродский родился в 1940, а Ахмадулина и Кушнер , в 1936-1937, самый старший из них Айги родившийся в 1934. У раннего Бродского много стихов смешных, например стихи Петухи. Хотя, тут же встречаются хорошие и яркие стихи Пилигримы. А дальше хорошие стихи про Васильевский Остров, Рождественский Романс, наконец поэма Шествие. Бродский и ранний - рассудочный. И раннему ему недоставало вкуса. А большим поэтом он стал из дара и опыта переводчика. Чем больше он переводил тем лучше писал сам. А переводил он блестяще. Это не отнесешь ни к Кушнеру, ни к Сосноре, ни к Ахмадулиной, которые начинались как большие поэты - без работы переводчиками, что говорит об их более "натуральном" даре. Другое дело, что они так не развились как развился Бродский.
_________
P. S.
.
Говоря же об Олеге Охапкине, Олег Охапкин родился в 1944 году , 12 октября. Рассказывают, что когда Иосифу Бродскому прочитал свои стихи Охапкин, Бродский ему на полном серьезе сказал, что через двадцать лет вы получите нобелевскую премию. Но получил ее в итоге сам, в 1987 году, вместо Олега Охапкина.
