«Заключенные часто не доверяют никому. И считают, что ты приходишь к ним чуть ли не с диктофоном», — рассказывает священник Александр Березов. Он служит в колониях Нижнего Тагила с 2001 года и помогает заключенным. Один из них после освобождения жил в его квартире, другой — был старостой в храме. Отец Александр рассказал корреспонденту «Правмира» Оксане Головко истории людей, которых он встретил в местах лишения свободы.
Случаются ли в колониях случаи жестокого обращения с заключенными?
Могу сказать по поводу колонии, в которой я служу постоянно — здесь такого нет. Но порой возникают ссоры среди осужденных, между осужденным и сотрудником, ведь это коллектив, причем тесный.
В колонии есть и штрафной изолятор, помещение камерного типа — это более жесткие условия, есть и облегченные условия содержания. В зависимости, скажем так, от поведения человека.
На мой взгляд, самое страшное для осужденного — это не иметь возможности общаться с близкими. Хотя сейчас в каждом отряде сделали по несколько телефонов. Я попросил начальника колонии, чтобы телефон был и у меня в воскресной школе, чтобы осужденные, которые приходят туда, и дневальные могли позвонить домой. Общение с родными и близкими разряжает обстановку.
Если человек все правила соблюдает и подошло у него условно-досрочное освобождение, никто его держать не будет. Сам я постоянно помогаю осужденным освобождаться, то есть ходатайствую за них.
Бывают ли ошибочные приговоры?
Был такой случай. Бывший военный оказался в компании, где много выпивали. Он «отключился», а в это время что-то произошло, какая-то ссора. Просыпается — рядом труп, он ничего понять не может. Приезжает милиция, и его арестовывают, что называется, «с поличным». Девять лет отсидел. Не знаю, как избежать подобных ошибок — закон во многом работает, как машина…
Тюремному священнику приходится выступать в роли психолога?
Конечно. Cамое главное — смягчить удар, мы не наказываем, не судим. Священник всегда пытается понять и принять заключенного, без этого не получится диалога. Только потом можно выходить на уровень духовной помощи, когда священник может направить, подсказать, помочь.
Чтобы человек раскрылся, требуется много времени. Заключенные часто не доверяют никому. Они порой считают, что священник приходит к ним чуть ли не с диктофоном. Какого только бреда я не слышал, в том числе, что у батюшки полковничьи погоны под рясой, что он зарплату получает у тюремного начальства, так что опасно ему исповедоваться. Чтобы развеять этот миф, нужна искренность. Когда люди ее видят, начинают уже по-другому относиться.
Помогаете бывшим заключенным адаптироваться к обычной жизни?
По мере сил, конечно, но не обещаю золотых гор. Один осужденный был у меня в храме дневальным, очень любил работать с деревом — вырезать что-то. После освобождения устроился на частную мебельную фабрику и из простых разнорабочих за пять лет поднялся до генерального директора. На первых порах помогал ему с жильем — у меня стояла пустая квартира, и он жил в ней. Он женился, время от времени помогает храму, например, сделал нам новую мебель.
Один молодой человек из Казани после освобождения поступил в семинарию, получив у нас навыки церковной жизни.
Лет 12 назад освободился один осужденный, потом — окончил Свято-Тихоновский институт, аспирантуру и сейчас преподает в своем родном городе. Думаю, доля нашего участия в этом есть.
Хотя люди есть разные и общая картина в радужных тонах, увы, не получится. Бывали ситуации, когда люди, ходившие к нам в храм, опять возвращались в колонию, полностью спивались и даже погибали. Церковная жизнь — она же, сама по себе, никаких гарантий не дает, особенно если воспринять ее только внешне, не на уровне души.
Но все-таки у многих людей, заключенных, пребывание в храме оставляет след. Думаю, что запас церковного влияния в местах лишения свободы далеко себя не исчерпал и мы бы получали гораздо больше, если бы у нас в Церкви церковное служение в местах заключения шло более серьезно, а не просто — мы пришли, поприсутствовали, совершили молебен.
Была идея, чтобы при колонии сделать общежития свободного типа, чтобы освободившиеся могли работать, жить в этом общежитии и там питаться. Людям трудно сразу после колонии начать нормальную жизнь…
Вот буквально на днях ко мне приехал осужденный, недавно освободившийся из колонии строгого режима. Жить ему негде, попросил помощи. Конечно, мы не отказали. Но сколько таких людей!
Люди просто не готовы к свободе. Человек оступился, попал в эту ситуацию, и важная задача — не просто зафиксировать его преступление, не только наказать, но вернуть его в общество, чтобы он был социально полезен, социально важен. А мы только плодим колонии, плодим преступления, к сожалению. Такой вот замкнутый круг получается.
