Что с моими детьми, спрашивают меня.
Что с моими детьми, спрашиваю я себя.
Почему мой старший сын летает только в одном направлении, с северо-запада на юго-восток, почему не сворачивает на север, на юг, на восток, на запад, почему летит только так.
Я не знаю, говорю я им.
Я не знаю, говорю я себе.
Почему мой младший сын летает только в одну сторону, с северо-востока на юго-запад, почему не летит на юг, на север, на запад, на восток.
Я не знаю, говорю я им.
Я не знаю, говорю я себе.
Почему я подхватил его – старшего сына – неумолимо падающего с небес, потому что так положено, подхватывать тех, кто падает, я знаю это, я видел это сотни раз, подхватывают падающих детей, чтобы снова поднимались в небо, расправляли крылья. Почему я называю его старшим сыном, разве так появляются сыновья, нет, они, конечно, летят по небу, и падают, и мы подхватываем их – но до этого бывает еще что-то, еще много чего, не бывает, чтобы вот так, сразу – падает с небес, и едва успеваешь стремительно подхватить падающее нечто.
Почему я подхватил его – младшего сына – неумолимо падающего с небес, при этом еще и пылающего, почему я подхватил его, обжигая свои крылья, беспомощно кувыркаясь с ним в облаках, подхватывая нечто пылающее, гаснущее в тумане.
Что с моими детьми, спрашивают меня.
Что с моими детьми, спрашиваю я себя.
Почему старший сын не говорит, спрашивают меня, почему не слышно его песни в туман облаков. И я не могу объяснить, что его песня слышна, но нужно прислушаться к таким высоким частотам, которые не может уловить даже самое чуткое наше ухо.
Почему младший сын не говорит, спрашивают меня, почему не звучит его песня в облачно-белом тумане.
И я не могу объяснить, что его голос звучит так, что неслышим для простых смертных, зато его голос уносится в бесконечные дали до самых звезд, - но кого это волнует среди крылоптиц.
Что с моими детьми, спрашивают меня.
Что с моими детьми, спрашиваю я сам себя.
Почему наши дети сотканы из легких перьев и алой крови, горячего сердца и трепещущих крыльев – а твой старший сын соткан из титана и стали, электрических импульсов и солнечных батарей.
Почему наши дети сотканы из влажных глаз и хрупкого остова, криков, разрывающих горло, и биения мыслей – а твой младший сын из фаялита, нарочно выучили это слово, чтобы спрашивать тебя – почему.
И я не знаю, что ответить.
Казалось бы, так просто, - подхватить того, кто падает, не дать сверзнуься в бесконечные бездны, да есть ли там вообще что-нибудь далеко внизу – наверное, ничего, только облака.
Осень, пора завершений, осень, пора подведения итогов, осень, пора, когда представляют своих сыновей и дочерей, осень, пора свадеб, осень, пора обетов и нерушимых клятв.
Что с моими детьми, спрашивают меня.
Что с моими детьми, спрашиваю я себя.
Что с тобой, вопрошаю старшего сына, и знаю, не ответит, полетит дальше с северо-запада на юго-восток, поя неслышимую песню.
Что с тобой, вопрошаю младшего сына, и знаю, не ответит, полетит дальше с северо-востока на юго-запад, поя неслышимую песню.
Осень, пора печалей. Осень, пора усталости, когда крылья уже не так легки и послушны, как раньше, и глаза видят не так далеко, и мир вокруг все больше заволакивает дымка, и ищешь тех, кто подхватит тебя, когда будешь падать, и не находишь, потому что один летит с северо-запада на юго-восток, поя неслышимую песнь, и второй летит с северо-востока на юго-запад, поя неслышимую песнь.
Осень, пора желтеющих и облетающих перьев. Смотрю на сыновей, стараюсь не вспоминать, что осень – пора свадеб.