Если я и употребляю слово патриотизм, то лишь к русскому языку. Не перестаю удивляться его многообразию, глубине и в то же время абстрактности. Обожаю сленг и мат. Например, выражение Зеленая тоска. Как абстрактно и как понятно. В Кабале подобные емкие слова, обозначающие целое состояние веками считались одним из элементов таинственности этой науки. А у нас, на бери, не хочу. Кстати, какое выражение!?. Но я, именно, о зеленой тоске. Если вы ходили по проспектам и улочкам осеннего Санкт – Петербурга в середине девятнадцатого века, или смотрели из убогого окошка такой же убогой цокольной комнатушки на холодную темную продуваемую всеми ветрами улицу, поймете что означает это выражение. Но давайте по порядку. Итак, я вам расскажу о своем любимом русском художнике Федотове П.А.. Сразу успокою, это не то чему учили в школе. Прожил этот странный художник аж тридцать семь лет. Рано, даже для того времени. И, конечно вы хотите услышать, что причиной была традиционная богемная жизнь, любовные драмы. Пьянки, тетки, морфий. Дикие загулы, как у Лотрека, сифилис, как, не скажу у кого. Хотя, последнее может и присутствовало. А все остальное, увольте. И все – же, если он вел вполне праведный не свойственный творческим людям образ жизни, отчего? Дело в том, что безумным творческим закидонам, пример подала в конце девятнадцатого века богемная Парижская братия. И волна дошла до наших дней. Ведь Париж, веками являлся законодателем мод. Наш же фигурант жил в период 1815 – 1852 годов. И, музу, в те времена, скромные художники, могли вызвать лишь легким шампанским, курением анаши или морфием. Федотов, этим не баловался. Родился в Москве, в довольно благополучной и порядочной дворянской семье. Успешно закончил кадетский корпус. Особенно хорошие знания показал в математике и химии. Что, похоже, в дальнейшем и сослужило не совсем хорошую службу. Ведь для художника точные науки как для моего кота лекции по живописи. Уж лучше бы он пил, да гулял. Была бы надежда на светлое будущее. А тут такая гремучая смесь. Ум, знания, творчество. И все в одном бокале с водой и без женщин. Ужас! Очень даже успешно служил и не где – ни будь в азиатской колонии, а в Петербурге. И все у него шло хорошо. Разумеется, увлечения рисованием и живописью присутствовали всегда. Но, наконец, наступил тот день, когда муза стала в позу - Или я, или твой денщик? Конечно - же наш мужчина выбрал женщину. Да еще и какую! В тридцать лет, офицерский мундир, повесил, на вешалку в убогой Петербурской комнатушке, и вместо сабли твердой рукой взял кисть. Посещал уроки в Петербурской академии. Жил на пособие, затем пенсию. Потихоньку продавал картины. И здесь у него все шло спокойно, не богато, но и не бедно. Помогал родителям в Москве. Писал сатирические жанровые реалистические картины. Сами понимаете, математик – же. Хотя, автор сюрреалистичной сказки «Алиса в стране чудес» Лью́ис Кэ́рролл также был математиком. А какое удивительное произведение создал. С этими тихими ботанами, скажу вам, надо быть поосторожнее. Что там у них на уме, не поймешь? Павловичу и здесь повезло. Добился признания, при жизни. Ну как признания? Хотя ему и присвоили звание академика живописи, но он ведь толком не учился. А в нашей стране, традиционно встречали и до сих пор встречают по одежке и по ней же провожают. Поэтому его коллеги академики смотрели на него как солдаты на вошь. Брюлов, хотя и был снисходителен, но таланта в нем не видел. Вернее не хотел видеть. Ну как – же, они по пять и более лет учились, кровью и потом заслуживали звания, а этот с бугра свалился и на тебе академик. Короче, картина нам всем известная. К своей миске чужого никто не подпустит. Вот если бы как сейчас, купил диплом, тогда, ой. Навеки, свой. Нате вам с кисточкой. Тем не менее, Федотов развил бурную творческую деятельность. Много писал. Был общителен. Не чурался коллег и выставок. Ходил по большому и красивому городу, искал сюжеты. Много шутил, поясняя свои сатирические картины. А по вечерам, когда глаза болели от перенапряжения и изображения на холсте, сливались в единое пятно, выходил прогуляться перед сном. Дома, оставался один кот. Вечер преображал город. Художник, смотрел уже на другие улицы и дома. Их красота, величие и тени, давили на плечи маленького человечка. Тусклый свет фонарей освещал проезжающие кареты, в которых иногда можно было рассмотреть прекрасные лица женщин. Серьезных усатых мужчин. Они спешили домой. В уют. За вечерний чай. Федотова же ждала бедная каморка и худой кот. Деньги водились, но он их отсылал больным родителям в Москву. Неказистого небогатого художника, могла полюбить разве что краснощекая, простая и дородная жена хозяина дома. Возможно, конечно, наш художник посещал публичные дома. Их было очень много. Тихони это любят. Можно даже допустить, что при очередном посещении, его встретило чудовище по имени сифилис, которое и сократило ему жизнь. В те времена, это было обычное явление. Кто знает? Ведь он был мужчиной холостым и не старым. Хотя, вряд ли. Потому, что Павел, приходя домой, спать ложиться не спешил. Садился, придвигал свечу и писал стихи. А в стихах много говорилось о нравственности.
Победу празднуя, порок
Нахально носит свой венок.
И если встретит вдруг презренье,
Уж не раскаянье, а мщенье
В душе порочной закипит:
злодейству - шаг, коль совесть спит.
Эх, Паша, Паша. Как мне говорил один из подчиненных – пенсионер, после моих нравоучений – Володя, лучше бы ты пил. И тебе было бы спокойней и нам хорошо. И он, в какой – то степени, прав. Лежа на кровати и глядя в темный с причудливыми тенями потолок, Федотов, математически просчитывал прошедший день. Стихов маленькому художнику было мало. Он пытался заглянуть за горизонт. Согласен, что творец, в первую очередь, философ. Но мозг бывшего солдата не готов к этому. И эта субстанция подлая. Как только почувствуют перегиб, тут же включает механизм защиты. И умника превращает в глупца. Поосторожней, ребята, с этим серым веществом. И лишь засыпая, позволял себе помечтать о любви. Но как- же художник и без большой любви? Муза, что? Пришла, посидела и ушла. Ну, помогла с картиной. А в постель ни ее, ни картину не положишь. Павел Андреевич, физически же вполне нормальный человек. Но, беда – моралист. Да еще и перфекционист. И однажды влюбившись в недоступную прекрасную барышню, оставался верен даже не имея надежды на взаимность. И в этом его следующая беда. Давайте считать беды художника. Первая – математик. Вторая – трезвенник. Третья – моралист. Четвертая – однолюб. А не слишком ли много для художника.? Вы, зададите вопрос - О какой любви ты плетешь, дорогой товарищ? И где ты в своих сказаниях, взял халупу со свечами? Предлагаю всем не верующим эксперимент. Наливайте пятьдесят грамм коньячку. Нет лучше сто. Нет лучше сто пятьдесят. Только не паленного. Не забудьте о закуске. Выпивайте. Пять минут думайте о короткой жизни художника. Затем внимательно изучайте два портрета Н.П. Жданович в детстве и молодости. И вы обязательно почувствуете, что в этих портретах что – то есть. Нельзя не почувствовать душу и любовь художника к этому образу. Картины, резко отличаются от всех остальных работ. Они, почти, импрессионистического направления. Художник, находясь в эмоциональном подъеме, решительно отбрасывает свойственную времени и ему технику деталировки, лессировки и прочие традиционные приемы. Чтобы не дробили внимание. Упрощает до максимума фон. Он не может быть красивее его любимой. Главное показать внутреннюю и внешнюю гармонию образа. Нежность и красоту. Жданович знала о любви художника, и будучи даже за мужем, долгое время хранила его письма. Согласны? Если, да, то можно еще пятьдесят – За любовь! Ну, двести грамм для мужчины и даже для женщины не так уж и много. Тем более, когда коньяк хороший. Откладываем любовь в нишу памяти и смотрим на второй шедевр Федотова. «Анкор, еще Анкор» Хорошо, что выпили, иначе можно свихнуться от зеленой тоски, исходящей от картины. Вот оно, состояние настоящий Федотов, когда оставался один на один с собой и этим городом. Нет, у него собачки и дело в ней. «Анкор, еще Анкор». Прыжок еще прыжок. Кадетский корпус- прыжок. Армия – прыжок. Слава – прыжок. А дальше… ? Это аллегория всей его, как он начинает считать, никчемной жизни. Ни семьи, ни детей, ни взаимной любви. Лишь этот холодный вечерний город и свеча. Картина, как и в случае с картиной Жданович, без деталей. Но если Жданович наполнена физическим и духовным светом, то в анкоре, он почти отсутствует. Только отблески. Художник добился самого ценного в работе. Передал состояние момента. Своего состояния. Этими картинами он посвятил нас в тайны своей жизни. Возможно, ради этого и появился на свет. Павел Андреевич, что же ты натворил? Продолжал бы писать сатиру. Выпивал. Ходил по публичным домам. А еще лучше, женились на розовощекой дочери хозяина дома. Заимели таких же розовощеких малышей. И потихоньку спивались еще много лет. Как нормальные художники. А так выдали шедевр и иссякли. Потеряли смысл к дальнейшему существованию. А дальше все как должно быть у холостых, одиноких и влюбленных художников. Картина написана в 1852 году. И в этом же году у художника прослеживаются странности. Он пробует дописать анкора. Света на картине становится все меньше. Тридцать семь лет, время появления теней. Тени домов этого странного города, смотрят на художника. Принимают в свои объятия. Следуют за ним и шепчут - Все. Ты иссяк. Ты смеялся над нами, когда писал пороки, теперь посмеемся мы над тобой.
Победу празднуя, порок
Нахально носит свой венок.
И если встретит вдруг презренье,
Уж не раскаянье, а мщенье
В душе порочной закипит:
злодейству - шаг, коль совесть спит.
Из воспоминаний Льва Жемчужникова: «Из темного угла, как резиновый мяч, мигом очутилась перед нами человеческая фигура с пеною у рта, в больничном халате со связанными и одетыми в кожаные мешки руками, затянутыми ремнями и притянутыми к спине плечами. Ноги были босы, тесемки нижнего белья волочились по полу, бритая голова, страшные глаза и безумный свирепый взгляд. Узнать Федотова было нельзя. Это был человек не человек, зверь не зверь, а хуже зверя!»
В 1852 году в клинике доктора Лейдесдорфа на последние проблески разума, словно жалея о несостоявшейся военной карьере, художник Федотов П.А., одевает мундир, ложится на диван и тихо засыпает на веки. Миссию закончена. А мы любуемся его вечно молодой любимой, и восхищаемся зеленой тоской. Все, ребята! Пить хватит, а то завоем.
Искренне ваш Володя.