Наши солдаты мечтали дойти до Берлина. И дошли. Линия фронта — Ландвер-канал. За каналом — ставка Гитлера. Атака через час. На передовую принесли знамя полка. У знамени сержант Николай Масалов и два ассистента.
Последняя передышка перед последним штурмом. Бойцы на глазок выбирают место для переправы: можно вплавь, можно по мосту. Мост заминирован. Площадь простреливается из автоматических пушек.
Последняя страшная тишина войны перед большой тишиной мира. И вдруг плач. Бойцы замерли. Плакал ребёнок, глухо и горько: «Мути! Мути!» Он звал на помощь маму, а мамы не было. Зато было много пушек, танков, огнемётов, пуль, мин, бомб. Сержант Масалов подошёл к командиру.
— Разрешите спасти ребёнка!
Обидно погибнуть в последние дни войны. Сержант ползёт медленно. Ощупывает каждый камень перед собой. Пережидает огонь в воронках. Что для фашистов ребёнок! Мало ли они убили детей! Правда, этот ребёнок немец. Но пусть и он умрёт. Пусть погибнет Германия. Ведь они, фашисты, погибают.
Масалов прижался к бетонной стене канала. «Мути! Мути!» Голос из-под моста. Масалов выпрямляется, прыгает через барьер. Запоздалые очереди — и тишина. Молчит и ребёнок. Что там! Бойцы готовы к броску, но вдруг над площадью голос Николая:
— Прикройте меня огнём! Я с ребёнком.
И вот он среди своих. Ребёнок — девочка.
Но Масалов был не единственный, кто в те дни, рискуя жизнью спасал немецких детей.
...Во время уличных боёв в Берлине, произошел случай, когда наш пехотинец спас немецкого мальчика, а помогали ему артиллеристы. Трёхлетний малыш оказался на площади, где шёл бой. Командир орудия Александр Мерзоев попытался вынести мальчика в безопасное место, но фашисты открыли автоматный огонь и ранили нашего сержанта. Тогда к мальчику пополз солдат-пехотинец; орудие Мерзоева и другие орудия в это время ударили по дому, в котором засели фашисты. Мальчик был спасён, и пехотинец был жив. Малыша отдали немецкой женщине, пехотинец ушел к своим товарищам. И никто не знает имени спасенного и спасителя.
...29 апреля 1945 года, за день до подвига Н. И. Масалова, советский солдат Лукьянович спас немецкую девочку.
Писатель Борис Полевой, в годы Великой Отечественной — военный корреспондент, рассказывал:
«Апрельское утро 1945 года. Война догорала. Бои шли в самом центре Берлина. Вот в это время волей случая боевой артиллерист попал в группу журналистов, направлявшихся на восточную окраину Берлина, чтобы подготовить репортаж для праздничного номера. Коротко говоря, два солдата, которых я довез из штаба фронта до их части, обещали показать мне берлинскую передовую, где сражалась их штурмовая рота. Передовая проходила вдоль улицы, на противоположной стороне яростно оборонялись остатки разбитой эсэсовской части. Посредине улицы — ничейная земля: широкая аллея старых буков, выстроившихся вдоль асфальтового проезда, и между нами — уличный туалет.
Монументальный кирпичный туалет, разрушенный артиллерией. Там, и это видно и нашим, и немецким наблюдателям, возле руин туалета мёртвая женщина, а около нее маленькая белокурая девочка лет двух-трех. Она плачет возле остывшего уже тела матери. Не знаю уж почему, не знаю, в силу каких акустических законов, но в редкие мгновения, когда стихают треск перестрелки и гул отдалённой канонады, становится очень слышным слабый, надрывный детский плач.
В момент, когда я прибыл на эту передовую, вдоль каменного завала у разрушенного дома, скучились солдаты, вслушивавшиеся в детский плач. Их усталые, закопчённые лица отражали какое-то растерянное волнение, какое, вероятно, бывает у людей возле пожарища, когда они знают, что где-то там, в огне, жаждет помощи живая душа. Кто-то из полковой разведки поднимал над бруствером на стволе автомата пилотку. Она тотчас же была сброшена несколькими пулями, посланными с той стороны. Спасать ребёнка — значило идти на верную смерть.
А ребёнок все плакал, и плач его становился все тише, все жалостней. И тогда я увидел то, что навсегда врезалось в мою память как самое большое воспоминание о минувшей войне.
Высокая фигура солдата вдруг переметнулась через кирпичный бруствер. Как я заметил, выпрыгнул туда, под пули противника, мой спутник, которого вёз из штаба фронта. Он был в парадной форме с орденами и медалями. Все замерли... По обе стороны передовой вдруг наступила тишина. С обеих сторон улицы, видимо, следили за тем, как, пластаясь по асфальту, извиваясь будто змея, полз этот солдат к кирпичной развалине. Его было нетрудно заметить из-за его праздничной формы. Дополз. Поднял ребенка. Какое-то время понянчил его на руках, утихомирил.
Потом пополз назад, прижимая ребенка к себе. Обе стороны необычной передовой, не сговариваясь, молчали. Молчали, будто по уговору. Но ползти по-пластунски солдату было уже трудно. Живая ноша, которую он прижимал к груди, не давала ему пластаться по асфальту. В тишине было слышно, как он тяжело дышит. Вот он дополз до бруствера на нашей стороне. Остановился, прижимая к себе ребёнка, потом привстал, чтобы перекинуться через каменную оградку, и в это время с той стороны грянул один-единственный выстрел. Фигура солдата начала как бы оплывать, он падал вниз, на бруствер, на руки товарищей. И те, кто его подхватывал, услышали всего одну фразу:
— Я, кажется, готов... Возьмите, ребята, девчонку»
Трифон Андреевич Лукьянович скончался спустя 5 дней от полученного ранения.
...В майские дни 1945 года над куполом рейхстага взвилось красное знамя. Смолкла стрельба. В стене здания у самой мостовой опустился металлический щит, из щели на площадь выполз ребенок, за ним — две женщины. Малыш с сияющими глазами, что-то лопоча, направился к советским воинам. И вдруг ударила автоматная очередь. Женщины упали. Пули, поднимая песчаные смерчики, медленно придвигались к ребёнку.
Казалось, уже всё кончено. Но грянули ответные выстрелы. Площадь окуталась дымом, пороховой гарью.
Когда мгла рассеялась, фашистский автомат молчал, и все увидели: посреди площади стоит рослый солдат со звездочкой на пилотке, бережно прижимая к груди спасенного малыша...
Вглядитесь в изображение памятника, который стоит в Берлине, в Трептов-Парке. Это памятник советским воинам-освободителям.
Простой солдат, он разрубил мечом фашистскую свастику, наступил на неё ногой, и меч его теперь спокойно опущен. А к груди его доверчиво прижимается спасенная немецкая девочка...
В конце 1948 года Народный художник СССР, скульптор Е. В. Вучетич приехал на Ленинградский завод художественного литья и показал рабочим эскиз.
— Этот монумент, высотой в тринадцать метров и весом в сорок тонн, нужно отлить из бронзы. Срок короткий — три месяца. Девятого мая, к четвёртой годовщине Дня Победы, статуя должна стоять в Берлине, в Трептов-парке.
Долго советовались между собой мастера, прикидывали, высчитывали и наконец сказали:
— Сделаем.
И сделали — на девятнадцать дней раньше срока.
...Солдат смотрит вдаль. Он не хочет войны. Он хочет поскорей опустить малыша на мирную, цветущую землю.
Но и меча он пока, до времени, не выпустит из рук...