Евгений Баляйкин пережил с «Рубином» его самые яркие моменты — две победы в первенстве России, игры в Лиге чемпионов. Потом была аренда в Томск, переход в «Крылья Советов», «СКА-Хабаровск», выступления в Грузии и Армении. Когда Баляйкин играл за СКА, от рака скончалась его жена Софья. В интервью «БИЗНЕС Online» футболист рассказал, как пережил эту трагедию, ответил на вопросы о своей карьере, которая находится в подвешенном состоянии, а также вспомнил светлые времена, которые прожил в «Рубине».
«Всегда готов вернуться в «Рубин»
— Евгений, в последнее время о вас не было никакой информации, никаких новостей. Чем занимаетесь?
— Нахожусь в Казани, живу здесь еще со времен выступлений за «Рубин»: очень понравился город, поэтому и остался. С января занимаюсь поисками команды. У меня закончился контракт с грузинским «Рустави», после чего я вернулся в Россию. Было несколько вариантов в ФНЛ, но не сложилось.
— Получается, о завершении карьеры не задумываетесь?
— У меня были такие мысли на протяжении полугода после смерти жены, но сейчас об этом не думаю. Пока время повсеместной смены тренерских штабов, обновлений составов. Буду смотреть, когда клубы станут более-менее собранными, а там помогут знакомые. Если не получится, сяду и конкретно подумаю, стоит ли ждать новый сезон. Пока не хочу думать дальше этого трансферного окна. В приоритете — Россия.
— Какую лигу рассматриваете?
— В моем случае нужно выбирать из того, что будет, а не из того, что захочу.
— «Рубин» играет в ФНЛ, хотели бы вернуться?
— Не ожидал такой ситуации с клубом. Всегда готов вернуться: «Рубин» — родной для меня. Но от меня мало что зависит. Клуб подписал много качественных футболистов, которые точно помогут вернуться в РПЛ.
— Шаронов возглавил «СКА-Хабаровск». Он вас не приглашал?
— Если бы пригласил, я бы с удовольствием согласился, тем более там сейчас перестройка, еще непонятно, что клуб будет представлять из себя в дальнейшем.
— Чем вы занимались с января?
— Пытался разобраться в своей жизни, решал накопившиеся проблемы. Раз нет футбола, значит, пришло время разобраться в своей голове. Во время выступлений старался не задумываться, отдаваться футболу, команде ради результата.
— К каким выводам пришли?
— Они противоречивы. Есть разочарование от себя, от, как казалось, близких людей. Было много мыслей о карьере, которая, будем откровенны, уже прошла. Думал о тех моментах в жизни, когда я должен был поступить иначе. Звучит депрессивно, но такова моя жизнь. Возможно, сейчас у меня просто такая полоса. Надеюсь, летом все наладится и подобных мыслей больше не будет.
— Речь ведь и о смерти вашей жены, которая в декабре 2017 года скончалась от рака. Вы смогли это пережить?
— Не знаю, можно ли пережить такое. Я был в прострации, не понимал, что я, где я, не знал, что делать, чего хочу дальше. Поэтому уехал из СКА раньше завершения чемпионата, отпросился у руководства. Было приятно, что меня поддержали в Казани. Я уверен, что мог бы что-то сделать. Возможно, надо было по-другому выстроить программу лечения, начать его раньше. У нас ведь было время. Это мой недосмотр. Должен был заставить лечиться силой, приводить за руку в клинику. Иногда это чувство уходит, я пытаюсь смириться. Дай бог, в будущем появится команда, в которой я смогу забыться и снова думать только о футболе… В один момент я совсем расклеился, ничего не хотел. Понимал, что надо собраться, но желания выполнять это не было. Друзья помогли, спасибо им за это. Даже познакомили меня с девушкой, мы встречались около трех лет, но недавно разошлись — что-то не сложилось. Спасибо ей за то, что была рядом в трудные моменты. Может, наши отношения с ней еще не закончены.
«Мы были одной семьей»
— Давайте вспомним время в «Рубине». Как вы оказались в клубе?
— Я приехал в 2007 году, провел три сбора, и меня подписали. Сначала играл за дубль, дебютировал в РПЛ только в конце сезона. А вот уже в 2008-м, когда команда не боролась за выживание, собрали другой коллектив. Мы были пропитаны идеями Курбана Бердыева и его штаба, хорошо прошли сборы. Уже на старте чемпионата одержали несколько побед подряд и пошли на уверенности вперед. Летом был период, когда мы теряли очки, но нам тогда везло — конкуренты тоже допускали осечки. А уже осенью — чемпионство. Эмоции были непередаваемые, эйфория, я не понимал, что делать, куда бежать, что кому говорить. Даже сейчас, когда вспоминаю, путаются мысли.
В раздевалке Ансалди с Нобоа прыгали, танцевали. Взяли 5-литровый баллон, накрыли оператора с дорогущей камерой какой-то простыней и сверху вылили на него этот баллон. И все это с танцами и песнями. Выглядело со стороны как обряд по вызову дождя. Если этот обряд должен был притянуть победу и в следующем году, то он сработал. Тогда у нас даже не оставалось времени праздновать — мы ведь участвовали в еврокубках. Не помню, было ли тогда в раздевалках шампанское, но вряд ли его готовили заранее — Бердыев ведь противник того, чтобы отмечать заблаговременно. И всем хотелось поскорее к семьям, домой. Только потом расслабились — на командном ужине в ресторане. Это был ужин с тренерским штабом — такого до этого не случалось… Наш коллектив был семьей, мы все хорошо относились друг к другу, общались за пределами базы. Это заслуга и Бердыева, и руководства клуба, и руководства республики — вообще всех. Все мы были едины и делали все возможное, чтобы победить. Когда все относятся к делу именно так, хороший результат неизбежен.
— С кем из той команды вы были особенно близки?
— С Рязанцевым — жили с ним в одной комнате на базе. Еще Андрей Горбанец и Алексей Ребко, с ними мы тоже нашли общий язык. Я не знаю, как выстроились эти отношения, но к нам в межсезонье ведь пришли опытные футболисты — Сергей Семак, Сергей Ребров. Их хотелось слушать. Когда смотришь на них на поле, как они бьются, — заряжаешься энергией. Я смотрел их по телевизору, поэтому изначально боялся, что со мной никто даже не заговорит, а оказалось, что они обычные люди, но такие, что способны сделать тебя лучше… Словом, у «Рубина» появился характер, мы бились друг за друга. И Курбан Бекиич держал нас в узде, чтобы не появилась разбалованность. Мы должны были с полуслова понимать, чего от нас хотят.
— Из того «Рубина» вышли немало тренеров — Семак, Шаронов, Рыжиков. Это благодаря опыту работы с Бердыевым?
— У них были предпосылки, а Бердыев сумел зажечь в них интерес к тренерской деятельности.
— Какие у вас были отношения с Бердыевым?
— Не сказать, что часто с ним разговаривал, как и все. Бердыев объяснял очень хорошо — разжевывал так, что невозможно не понять. Перед матчами установки не были сверхъестественными: «Вы сможете», — и все в этом духе.
— Даже перед матчами Лиги чемпионов?
— Плохо помню, что он тогда говорил: были такие эмоции, что вообще никого не мог слушать, хотя понимал, что вряд ли выйду на поле.
— Вы ведь сыграли против «Интера» в концовке матча…
— Когда выходил, коленки бились друг о друга. С детства слушал гимн Лиги чемпионов, но никогда не мог поверить, что сумею в этом поучаствовать. Был очень сильный мандраж. Меня успокаивали, даже партнеры на поле помогали, но их советы пролетали мимо ушей. Первые пару минут был в прострации. Возможно, проходи игра в Казани, было бы проще, а когда выходишь на «Сан-Сиро»… Но все же сумел прийти в себя. Успокаивал себя тем, что в «Интере» такие же люди. В «Интере», который потом выиграл Лигу чемпионов… После финального свистка захотел поменяться футболками с кем-то из игроков. Подходил к одному, второму, третьему — говорили, что еще в подтрибунке договорились с другими. Я уже расстроился, но смотрю: идет Майкон. Решил попробовать, он согласился. Эта майка у родителей в Братске. Там же футболка Эдина Джеко со времен его выступлений в «Вольфсбурге». Коллекция есть, причем большая.
— Поддерживаете связь с кем-то из той команды?
— Только с Рыжиковым периодически, а чтобы постоянно — таких не осталось.
— Можно ли назвать время в «Рубине» лучшим в карьере?
— Определенно. А удачные отрезки были и в других клубах. Во время первой аренды в «Томь» было отлично — шли в восьмерке и обыгрывали «Зенит».
— Многие спортсмены инвестируют в какие-то проекты. Вкладывались во что-либо?
— Нет, боялся влезть куда-то не туда. Мне предлагали варианты — отказывался. Теперь жалею — была бы запасная подушка на время без команды.
— Почему вы покинули «Рубин»?
— Так получилось. Не хотел, но пришлось. На душе было грустно: мечтал играть за «Рубин» всю карьеру.
— После Казани вы играли в Самаре, Томске, Хабаровске, Армении, Грузии. Что вас удивило за это время?
— В Грузии понравились выезды. На автобусе ты проезжаешь горы — это такая красота. Пока не увидишь вживую — не осознаешь. Такие же моменты были в Армении. Думал, что тяжелее всего будет в Хабаровске — из-за перелетов, однако быстро к этому привык.
— Вы считаете свою карьеру успешной?
— Она могла бы быть лучше, однако я сужу так: если есть, что вспомнить, значит, жизнь прошла не зря. Мне есть: города, страны, люди.
— Какое самое главное воспоминание из футбольной жизни?
— То, как отец привел на детскую площадку, кинул футбольный мяч и сказал: «Бей по воротам». С этого все началось. Вообще, с теплотой вспоминаю каждый домашний матч за каждый клуб, в котором выступал. Такое не забывается.
«Оставил ли наследие чемпионский «Рубин»? Сомневаюсь»
— Следите за нынешним «Рубином»?
— Да, когда Лисакович бил тот злополучный пенальти, переживал не меньше Слуцкого… Конечно, это удар для клуба, болельщиков. Было приятно, что после поражения от «Уфы» Игнатьев подошел к трибунам и поговорил с фанатами. И они поддержали команду. В этот момент всем было тяжело, всем нужна поддержка.
— Но Слуцкий чуть ли не сразу покинул стадион…
— Переживания могут проявляться по-разному. Видимо, для Слуцкого это был максимальный стресс, во время которого он не то что разговаривать, видеть никого не хотел. Осуждать за это не стоит. Находясь в таком состоянии, можно наговорить лишнего, ведь всегда среди толпы есть какой-нибудь провокатор. Если Леонид Викторович так сделал, значит, это было нужно. Остыть, успокоиться и только потом все объяснить.
— При Слуцком команда потерпела самое крупное поражение дома и в гостях, стоило ли его уволить?
— Не мне судить, для этого есть руководство. Да, при нем команда угодила в неудачную серию, но виноват же не только он. У клубов бывают такие отрезки. В свое время в Томске я сам выходил к болельщикам во время подобной серии, в Самаре. Поэтому понимаю, что все аргументы, которые пытаешься привести журналистам и болельщикам, уходят в пустоту. Уехали основные игроки, травмы, это все сыграло важную роль, но никого не интересует. Ведь из других команд тоже уехали футболисты, скажет болельщик. Однако у кого-то присутствовал фарт, он забивал случайные голы, а «Рубину» не везло. Попав в такую черную полосу, из нее тяжело выбраться. Думаю, руководство приняло правильное решение.
— Почему тогда команда закрылась от болельщиков? Вы ведь проходили подобное в Томске, но оставались открытым…
— Недоброжелателей у «Томи» в разы меньше, чем у «Рубина». Больше всего хейта словил Слуцкий. Мол, он снимал клипы, все у него было «хи-хи, ха-ха». Привязывание несвязанных фактов друг к другу. Много чего полилось на команду. То, что после «Уфы» игроки поговорили с болельщиками, дорогого стоит. Поэтому не так критично, что клуб закрылся.
— Вы прошли академию «Рубина» и заиграли в главной команде, в этом сезоне таких футболистов было всего двое. Почему?
— В молодежке я только набирался практики, а тренировался с главной командой. Но на это есть ряд причин, может, недостаток тренировок, мышечные травмы, личные проблемы. Ответить, не находясь в клубе, невозможно.
— Чемпионский «Рубин» оставил наследие в футболе?
— Для Татарстана — определенно, но в целом для России — сомневаюсь. Никто ведь не говорил сейчас, что в ФНЛ вылетел двукратный чемпион России. Таким наследием могла стать победа над «Барселоной», но даже это событие вспоминается только по праздникам.
— Может ли клуб в обозримом будущем повторить успех?
— Для этого должно сложиться слишком много факторов, необходимо единение — начиная от руководства и заканчивая уборщицами на базе.
— Что отличает нынешний «Рубин» от чемпионского?
— Эти команды нельзя сравнивать. Разные люди, тренерские штабы, футболисты, задачи. Даже не представляю, как можно проводить между ними аналогии.
