Северодонецк, Лисичанск, Славянск (или, таки, Славинск?). Не мое, не был там. Кременчугская нефтепереработка? Уже ближе, еще три часа, и наш поезд тормознет на станции Глобино. Всего на пару минут. Но мы, с моей сестрой Надей, успеем выйти на перрон. Надя – она здесь уже, у меня. Совратил я ее, на днях. Читает, хотя…
- Мы с тобой живем в параллельных мирах…
- Надя, нет ни каких параллельных! Ты не понимаешь. Как не понимала тогда. Когда предлагала нам встретиться на несколько минут у Московского вокзала. Прямо перед твоим поездом. А мне надо было проехать для этого 225 километров, примерно.
Надя, если бы! Мы с тобой встретились, и поехали на Южное кладбище. На могилы мамы и папы. Ты ведь там не была уже тысячу лет! И еще там уже четыре могилы. Родных мне людей. Моей могилы пока там еще нет, и там ее и не будет. Не хочу.
Но к началу. Четыре часа утра, и мы с Надей на перроне, если его можно так назвать. Темная ночь еще, но пули нигде не свистят. Птички свистят в кустах. И вдруг – машина. ГАЗ-51. Знаю я ее уже, катался на ней, было дело. Воткнуть вторую передачу, и нажать на стартер. Ехала со свистом, и даже шофер нас не догнал. А потом, когда аккумулятор уже скис, мы дали деру в степь. Может, это тот же самый шофер?
Бабушка заказала машину в колхозе. Надя с ней – в кабине, а я в кузове, стоя, и любуясь на раннее утро. Лесополосы вдоль дороги. Исключительно только абрикосовые. По осени – мужики на телегах, и с мешками. Набирали. И я тоже ел, вкусные.
Тридцать километров, и село Радаловка. Боже ж ты мой! Набрал в поисковике и увидел! Это вот это сейчас криничка!
- Ой, у поли криниченька!
- Там холодна водиченька!
Скромный деревянный сруб. И две (две!) обязательные лягушки там плавали. Сбоку – пристроено несколько камышовых трубочек для желающих напиться. Очень весело получалось пошлепать этих лягушек трубочкой по попам. Впрочем, на качество воды эти лягушки не влияли. Даже вкуснее. Кстати. Очень крутой поворот на мост. И даже мотоциклы, бывало, улетали мимо моста, и минуя эту криничку, прямо в Деркачку. Так тогда назывался этот кусок реки Хорол. Помню.
Рада ловка. Хороший совет, в переводе. Казаки запорожские собрались когда-то там на совещание. И досовещались до того, что там возникло село. На высоком бугре над болотом. Да и не болото это вовсе, а река Хорол. Вот так она течет там. Озера, протоки, и камыш. Семь, вроде бы, километров до села Подол (Подил), где жил мой дальний родственник, который давно уже петербуржец. Правее, через камыши и озера – село Биляки. Только в обход, по прямой – хрен доберешься. Озера, протоки, острова и плав. Плав – это поверхность над водой, созданная из корней камыша. Внизу – десятки метров воды. Папа мой когда-то пытался достать до дна, на охоте. Нанизывал камышинку на камышинку, но не достал. Фашисты туда не совались, хотя весь народ тогда ушел жить в это болото.
Очень много лет я там не был, а теперь хочу услышать и увидеть в новостях. Освобождено село Радаловка. И кум мой, Толик, еще живой. Тот самый, который поймал меня крючком когда-то, прямо за кончик носа. Писал я уже где-то об этом, и о том, как сумел вылечить смехом всех подряд больных, пришедших в поликлинику Глобина. Туда меня бабушка срочно отвезла на том же Газоне. Ну, представьте себе. Сидит мальчик, в ожидании врача, а в носу у него крючок, на котором извивается червяк. Живучий, падла! И не снять, потому что больно.
Когда-то, с Чукотки, я написал ему. За свою новую и настоящую жизнь, за жену мою будущую, Богом мне данную.
- Частичка тебя уже живет во мне…
Так она мне написала в письме, сброшенном тогда с вертолета.
Он мне не ответил. Видимо, потому, что у некоторых там были иные планы насчет меня. Оставим это.
Вася, его младший брат. Ой, как мы с ним покуролесили в Питере! И на рыбалках, и за столами тоже. Свадьба Нади. Отдельный стол в ресторане для ее элитной родни. Высокое партийное руководство. Другой стол – для нас, тех, кто только от сохи и топора. Но девки за их столом тоже есть, и очень даже, почему же. Но не приглашаются нисколько. А нам с Васей уже по хрену, других найдем! Нашли. В комнате официанток. Ой, чо было!!!
Замнем. Потому что дома нам с ним было уже совсем трудно (плохо, хреново или фигово, выберите сами).
Потом, когда-то, на Новый Год. И я сделал праздничную бомбу из чистейшего магния. В размер бомбы из дешевого магниевого сплава. Ох, и дало! Дерево у подъезда мы срубили, а сколько окон тогда посыпалось, я, к счастью, до сих пор не знаю. Удрали мы тогда с ним к себе, на третий этаж.
Вася не выдержал города. Развелся и уехал обратно в село. Там женился на учительнице. Больше я ничего не знаю. Но хочу увидеть сейчас и его, и Толика. В ВСУ вряд ли их загребут, возраст.
Зачем так? Какие же вы все сволочи! Сволочь Горбачев. Жив еще. Квашня. Перестоявшее тесто, с дырками для глаз. Сволочь Ельцин, как и все подписанты из Беловежской Пущи. Сволочь Путин. Я помню, когда-то. Ельцин и он наскакивали на старшего Примакова. Не помню за Примакова, был он тогда еще премьер-министром? Тогда я уже понял, что Путин – это крыса. Убил я когда-то подобную на лестничной площадке. Загнал ее на батарею, и оттуда она прыгнула мне прямо в лицо, но я встретил ее палкой. Тут же сдохла.
Сволочи. Вы успешно побеждаете сейчас украинцев, но тогда, восемь лет назад, их не надо было побеждать. Просто принять к себе. Куда к себе? Поменять Ахметова на Дерипаску?
Сволочи.
Ухожу в прошлое. Я подписался тогда грузить зерно. То самое, которое сейчас. Потом, вечером, игра в бутылочку на поцелуи. Маленькая девочка, но она так целовалась!
Потом она приехала в Ленинград, и мы снова целовались. Потом, через несколько лет, в Радаловку приехал я. И она помогла мне совершить главный поворот в моей жизни. Потом исчезла, и на мои письма не отвечала. Но я благодарен ей до сих пор. Благодарен всем, кто оказался на моем пути. Я, конечно, не такая уж мелочь, и что-то очень даже смог сам. Но все они тоже меня сделали.
Толик, Вася, вы еще живы? Ответьте!