Впервые я услышал в записи голос Давыдова на старой граммофонной пластинке. Это было знаменитое ариозо Канио из оперы «Паяцы» Р. Леонкавалло «Смейся, паяц».
Голос звучал великолепно, от такта к такту нарастало напряжение и в оркестре, и в чудесном голосе артиста ... Кульминация настала в финале, когда с полным отчаянием Александр Михайлович спел: «Смейся, паяц, над разбитой любовью, смейся и плачь ты над горем своим!» Помню и ту мягкость, и задушевность тембра, о которой так точно пишет С. Ю. Левик. Что интересно! В конце этого ариозо каждый тенор использует свою, часто выстраданную многолетним опытом, огромными душевными усилиями, краску – Карузо в нескольких сделанных им дублях иногда смеется горьким, страдальческим смехом, иногда молчит, Марио дель Монако долго и мучительно рыдает, почти навзрыд – это потрясающе, это мужественно красиво! У кого-то из певцов этот смех сквозь слезы в финале слушается чуть нарочито, чья-то трактовка заставляет сопереживать. Но Давыдов!.. После длительного оркестрового проигрыша и молчания артиста, в конце этой записи в течение нескольких секунд звучит его смех, от которого пробегают мурашки по коже ... Тот самый смех, про который говорят «дьявольский»! Жуткий, невыносимый, околдовывающий, заставляющий цепенеть ... Такого я больше не слышал ни у кого. С тех пор прошли годы, но это ощущение очень живо в моей памяти.
Современники говорят, что долгое время Александр Михайлович был лучшим Канио в России. И трогал зрителей, прежде всего, глубиной человеческого страдания, а не яростью обманутого мужа. И этот смех!..
Казалось бы, огромный успех, впереди – прекрасное будущее, грандиозные творческие планы ... Но все разрушает злой рок. Певец заболевает воспалением легких и получает осложнение на слух. Он перестает слышать оркестр, наступает практически полная глухота.
В отчаянии А. М. Давыдов пишет:
По поводу этого несчастья я беру на себя смелость цитировать слова великого Бетховена: «В каталоге лишений, горя, печалей и страданий, через которые проходят люди долга и чуткой совести, заполнился мой отдел: музыка, пение, борьба за творчество, глухота
Но артист находит в себе силы не только не поддаться удару судьбы, но и продолжать работать. С близкого расстояния он слышит звуки рояля и может петь. В 1914 году Александр Михайлович уходит с оперной сцены и целиком посвящает себя концертной деятельности. С концертных эстрад России звучат арии из опер, любимые певцом романсы Чайковского и, конечно, коронные номера его цыганского репертуара: «Я Вам не говорю», «Пожалей же меня, дорогая», «Не уходи, побудь со мною», «Под чарующей лаской твоею» и множество других.
Уже при Советской власти, как известно, не жаловавшей «мещанские», «пошлые» произведения недалекого прошлого, в 1919 году газета «Жизнь искусства» вынуждена была отметить:
Тот же успех А. М. Давыдов имел в ряде романсов, исполненных с той тонкой нюансировкой передачи, которая создала ему заслуженную славу одного из первых среди немногих художников этого жанра.
В 1924 году вся музыкальная общественность страны широко отмечала 35-летие сценической деятельности выдающегося артиста, ему присваивается звание заслуженного артиста Республики.
Тогда же в интервью журналу «Жизнь искусства» он поделился со своими почитателями ближайшими планами:
Даваемый мною 22 числа концерт является, наверное, последним в моей жизни, ибо после этого я уезжаю за границу для восстановления, елико возможно будет, моего здоровья и по возвращении исключительно отдамся педагогической деятельности.
Советская власть благосклонно отнеслась к артисту. Его выпустили за рубеж, с 1924 по 1935 годы он жил и лечился в Париже. По желанию Ф. И. Шаляпина Давыдов, как режиссер, ставил в столице Франции «Князя Игоря». В 1935 году певец вернулся в СССР, преподавал. Добрейшей души человек, Александр Михайлович, на внимание со стороны властей отвечал им тем же. Уговаривая своего друга вернуться в Россию, он пишет 3 декабря 1935 года Ф. И. Шаляпину:
Да, мой милый друг Феденька, нет тебе другого места на земле, как только в СССР, где все твое – земля, дома, роскошь, друзья и слава. Ты неоднократно говорил, что относишься ко мне с большим доверием; горжусь этим и хочу, чтобы это осталось до конца наших дней, а потому никаких колебаний ... У нас есть все, что твоей душе угодно будет, удобства в бытовом отношении наилучшие, чистота безукоризненная и большой порядок.
Авторы многих мемуаров, вспоминая о встречах с замечательным русским артистом, отмечают его чрезвычайную отзывчивость, доброту, мягкость характера, готовность в любой момент прийти на помощь.
А. М. Давыдов был известен и как общественный деятель. В 1910-ых годах широко обсуждалось его предложение об объединении в профсоюз исполнителей, записывающихся на граммофонных фабриках, для защиты их прав от произвола хозяев – «граммофонщиков».
Будучи тесно связан с процессом звукозаписи, постоянно работая в студии, певец достаточно хорошо разбирался в технике этого процесса. Специальная пресса того времени даже писала о нем, как о «весьма интеллигентном человеке, наиболее знакомом с техническими свойствами записи».
В 1944 году Александр Михайлович Давыдов скончался в Москве.
Выдающийся русский певец Иван Семенович Козловский сказал как-то, что имя Александра Михайловича Давыдова должен знать каждый поющий и при упоминании этого имени снимать шляпу.
Однажды один из журналистов с восторгом отметил, как точно А. М. Давыдов передает характер народной песни и очарование, своеобразие цыганского романса.
Вы говорите, что я пою задушевно? Это меня так настроил Лукашка, симферопольский дворник,
– сказал Король и засмеялся.