А вскоре началась и Первая мировая война, ставшая войной совершенно нового типа, где поля сражений с открытого пространства переместились в траншеи. Надо сказать, что в той войне многие страны придумывали различные, ориентированные сугубо для боя в окопах, виды оружия. Лучше всех в этом преуспела Америка, сразу же официально введя в вооружении своей армии быстро прослывшее «траншейной метлой» помповое ружье Браунинга Winchester Model 1897 (не удивляйтесь, для США вполне нормально, что изобрел Браунинг, а называется «Винчестер», ибо и знаменитый «Кольт модель 1911» изобрёл тот же Браунинг, а вовсе не Кольт). В области же холодного оружия прагматичные американцы соединили хорошо зарекомендовавшее себя лезвие французского боевого кинжала 1870 года, с… кастетом. Оружие получилось откровенно зверское, но при этом достаточно эффективное.
У нас же до подобного изуверства никто не додумался (да и, по большому счёту, это было нам ни к чему), ибо вот тут-то и выяснилось, что оптимальнейше сбалансированный по своим боевым качествам, несильно большой (но и не маленький!) и при этом обоюдоострый бебут для боя в ограниченном пространстве подходит как нельзя лучше, так как им можно было как уколоть, так и резануть, и даже достаточно действенно рубануть. Причём рубануть без особого замаха, что было тут же по достоинству оценено, поскольку в тесноте траншеи особо замахнуться было просто невозможно.
Не сказать, чтобы все эти замечательные боевые качества активно реализовывались официально вооружёнными «искривлёнными солдатскими кинжалами» пулемётчиками, артиллеристами или сапёрами и водителями. А вот тем, кто умел и (да что греха таить) любил тайком пробираться во вражеские траншеи, без лишнего шума профессионально уничтожая там противника, бебут органично, что называется, «лёг в руку». И это были, прежде всего, казаки.
Фотографироваться же с бебутами они (судя по отсутствию снимков) не особо жаловали (да и проблемно это было в фронтовых условиях), предпочитая заходить в прифронтовые фотографические ателье, как оно и положено, с уставными шашками. Но вот, уползая по-пластунски «в поиск» в сторону вражеских позиций, казачьи шашки заменялись ими на бебуты, к вящей нерадости тех, кому доводилось ощутить на себе всю остроту кинжальных клинков, направляемых в них твёрдыми руками казаков.
А теперь, не отрываясь от темы статьи, позвольте привести несколько официальных цифр, наглядно показывающих роль донского казачества в Первой мировой войне, поскольку это (хотите верьте, хотите нет) позволит нам сделать вывод и относительно бебута.
Итак, к 1917 году в армию было мобилизовано практически всё военнообязанное казачье мужское население Дона в количестве 113742 человек. Из них погибло 183 офицера и 3444 казака. Подчеркиваем – ВСЕГО 3 с половиной тысячи казаков было убито за всю войну, и это из 113 тысяч человек! То есть, безвозвратные потери войска Донского составили всего 3%, и это в условиях жесточайшей войны!
При этом 37 тысяч казаков были удостоены георгиевских наград, которые в те годы выдавали исключительно за доблесть, что лишний раз подчёркивает тот героизм и тот непревзойденный профессионализм, с которым умели воевать донские казаки прошлого века.
Вы можете спросить, а причём здесь бебут? А вот причём. По результатам битв Первой мировой, когда артиллерия буквально перепахивала поля сражений, по которым уже ползали первые танки, а всё пространство насквозь прошивалось пулемётными очередями, всем стало понятно, что дни кавалерии, как ударного рода войск, сочтены. Отлично понимал это и русский генштаб, прозорливо осознавая, что статус казачества как иррегулярной конницы вскоре завершится, но при этом принимая в расчёт выдающиеся боевые качества казаков (в том числе, и минимальное соотношение потерь к общей численности), расставаться со станичниками он совсем не стремился. Поэтому для того, чтобы сохранить и приумножить боевой потенциал казачества, командованием был инициирован проект создания механизированных казачьих корпусов!
То есть, самых (в техническом плане) современных (на тот момент) воинских подразделений, включающих в себя автотранспорт, бронемашины (и даже бронепоезда), кавалерии в которых отводилась уже не ударная, а сугубо вспомогательная роль (разведка, прикрытие тылов и т.п.). И всё это планировалось создать при выполнении главного условия: личный состав этих корпусов должен был состоять исключительно из этнических казаков. В результате получалось так, что казаки уже не по своему желанию, а в силу получения новых военно-учетных специальностей (сейчас это называется именно так), должны были снять с себя шашки и прикрепить к поясам бебуты, потому как, согласитесь, обслуживать орудие бронепоезда или находиться в пулемётной башенке броневика с шашкой на боку как-то несподручно…
Плюс ко всему, прямо-таки магическая притягательность бебута и его близость казачьей ментальности, в силу малообъяснимых, но, тем не менее, объективно существующих причин. Недаром даже сегодня, по прошествии более века, общественное сознание упорно ассоциирует хищно-искривлённый кинжал бебут именно с казаками. И это при всём при том, что реальных фотографий именно казаков с бебутами, а не просто воинов русской армии с усами (как на приведённом фото), практически не существует!
Одним словом, если бы задумка императорского Генерального штаба по созданию казачьих механизированных корпусов тогда удалась, то и русская армия стала бы гораздо сильнее, и бебут вскоре стал бы считаться казачьим национальным оружием, отведя шашкам почётную роль парадного вооружения. Но… в силу всем известных причин этого не произошло, и до двух третей вернувшихся на Дон с фронта казаков вскоре пали в братоубийственной гражданской междоусобице.
Кстати говоря, именно нам – донским казакам, принадлежат сомнительные лавры, которые снискали наши предки, проведя в марте 1920 года под станицей Егорлыкской последнее в истории человечества крупнейшее кавалерийское сражение с участием до 40 тысяч всадников. Естественно, что между собой, а потому кто именно победил в той знаменитой битве теперь не так уж и важно, ибо, в конечном итоге, проиграли все… Советская власть создавать казачьи механизированные корпуса вовсе не стремилась и потому, когда в 1936 году уцелевшим казакам всё же разрешили служить в Красной армии (ибо в Германии уже кричали «хайль!» и в мире явственно пахло порохом), то воинские части, куда направляли казачьих призывников, опять были сугубо кавалерийскими, и с теми же самыми шашками образца 1881/1927 года.
Продолжение следует...
Ерашов Владимир Алексеевич,
станица Старочеркасская, Россия
