Перед каждым Новым годом Нина отправляла Николая выбивать ковер, и пылесос тут ни при чём, одним словом - традиция.
И в этот раз Николай свернул ковёр и пошёл, и было ему лихо: и от чужой неизбежной воли, и от своего правильного поступка.
Агатка выскочила вместе с ним, радостная, погулять в несобачье время, и, разбегаясь во все стороны, лая и поскуливая одновременно, оповещала двор о своём присутствии, о свежем снеге и о наступающем Новом годе.
Прошлый Новый год Агатка вспоминала всякий раз, когда заходила в гостиную: традиционное новогоднее меню навсегда отпечаталось жирными пятнами на обоях. Агатка тогда съела что смогла и потом ещё долго мучилась животом.
И Николай мучился. Ну разве он виноват в том, что не удержался на стуле, делая стойку на руках, хлестанул упругим телом по столу с угощениями и бухнулся на пол? Короче, вся еда - по стенам, посуда - вдребезги, бутылка ни одна не разбилась, и на балконе ещё стояло. Вот тесть, например, даже не заметил, что произошло, и Виталик продолжал как ни в чём не бывало, и Сашка, и курица - была и нет. Только бабы - они всегда так, чтобы человеку досадить. Нина в истерику, мать за ней. Зло берёт, вспоминать страшно...
Николай колошматил ковёр. Жуткие кадры прошлогоднего праздника один за другим вылетали из ковра, висли перед Николаем и падали в снег. Агатка удивлённо ловила воздух и что-то нюхала в снегу, а потом стала прыгать на ковёр и укусила его дважды.
...К утру, когда перестали ругаться и бросили встречать Новый год, на полу ещё оставалось много еды, и был холодец, и Агатка поедала его дрожащее тело. Николай подошёл к ней и недобро спросил:
- Жрёшь?
Агатка перестала есть и умненько посмотрела Николаю в глаза. «Не пропадать же добру», - хотела сказать Агатка, но Николай перебил её:
Да, ты с бабами заодно! Все вы такие! Праздник им, видите ли, испортил!
Агатка оставила холодец, аккуратненько села и, чуть наклонив мордочку в сторону, приготовилась внимательно слушать.
А ведь это я тебя щенком взял! - зловеще продолжал Николай.
Агатка повернула мордочку в другую сторону.
Да не расстраивайся ты так, - сказала Агатка, но Николай её неправильно понял, присел на диван и закрыл лицо руками.
Агатка подошла к Николаю и, скульнув, ткнулась ему носом в колени. Николай оторвал руки от лица, и Агатка увидела Николаевы слёзы. Нинины слёзы она видела и знала их вкус.
Агатка подсела к Николаю на диван и скромно лизнула Николаеву щёку. Слёзы были такие же солёные, как у Нины.
Ревёшь как баба, - разочарованно вздохнула Агатка, - смотреть противно.
Только ты меня понимаешь, - неправильно понял Агатку Николай и остервенело начал трепать её за морду.
«Напился и пристаёт», - подумала Агатка и дёрнулась от Николая.
Стой, - мирно сказал Николай, - мы ща приборкой с тобой займёмся: бардак на палубе, - Николай решительно встал, зацепил надломленное куриное крыло и сунул Агатке в морду.
«Так себе кусочек», - пережёвывая крыло, подумала Агатка и направилась к холодцу.
Вкусно?.. Вкусно! - сам с собой поговорил Николай. - То-то же! Ух, ты моя умница! Лопай, не стесняйся!
Агатка никогда не была обжорой, но тут её понесло. И Николая понесло:
- Значит, праздник у вас такой: хлоп - и нету, - бурчал Николай, собирая осколки того самого праздника. - Вон у собаки праздник теперь. Питайся, питайся, Агатка!.. Убирать она, видите ли, не будет! - обращался Николай к невидимой Нине. - Да я и сам уберу, беда какая! - сказал Николай и бросил веник.
Николая бросило в жар. И горькая, липкая обида пропитала Николаю весь организм и осталась в нём, как те пятна на обоях в гостиной...
Агатка прыгала по снегу, пытаясь поймать какую-то несуществующую мышь. А Николай колошматил и колошматил и так уже насмерть забитый ковёр.
Получайте! Получайте! Праздник! Вот вам! Вот вам акробат!..
Надо сказать, что весь год Нина звала его акробатом или акробатом несчастным.
Николай добросовестно добил ковёр, взвалил на плечо мёртвое ковровое тело и побрел к подъезду напрямик, по сугробам.
Тебя самого выбивать надо, акробат несчастный, весь в снегу, - встретила его Нина.
Она схватила веник и стала выбивать Николая. Николай опустил ковёр и поставил его перед собой. Ковёр задержался на секунду вертикально, а потом грохнулся плашмя. Николай грохнулся рядом.
- Во-о, развали-ился! - пропела Нина. - К представлению готовишься! Подожди, стол накрою, тогда падать будешь.
Николай лежал молча, и Нина поняла, что он ей ничего не ответит, но сейчас это было не главное: ей хотелось поскорее закончить с уборкой. Она перешагнула Николая, взялась за ковёр и поволокла его в комнату. Агатка с другого конца взялась ей помогать.
Николай пролежал так часа два. Нина ругалась, пыталась его тащить, но так и не сдвинула с места. А потом она села рядом с ним на пол и расплакалась, потому что наконец поняла, чем Николай отличается от ковра.
Тогда Агатка подошла к ней и лизнула в щёку, а потом лизнула ещё раз и, наконец, поняла, чем женские слёзы отличаются от мужских.
А Николай обнял Нину и понял, что Нина ничем не отличается от Агатки, ведь он её тоже когда-то взял щенком.
А лампочка в прихожей погасла на мгновение и вспыхнула снова. И все трое посмотрели вверх. Это к ним в дом пришёл праздник.