За крыши солнышко упало,
Темнеет быстро на дворе,
На сердце одиноко стало,
И не лежит душа к игре.
Собаки лают за забором,
Птиц голоса нам не слышны,
Соседей стихли разговоры,
Деревья шорохов полны.
Окно раскрыто, легкий ветер,
Сирени нежный аромат,
И диск луны так мягко светел,
Покоем целый мир объят.
Неровные ложатся строчки,
А вместе с ними часть души,
Нет, не дает нам жизнь отсрочки,
Так жить скорее поспеши.
Ну – это так, без предисловья,
Повествованья не начать,
Махну рюмашку за здоровье,
И сказку буду вам читать.
Глава1.
Что ж время шло, текли седьмицы,
Сливались месяцы в года,
Сверкали летние зарницы,
И вешняя текла вода,
Зимой стоял мороз трескучий,
А осенью – вот благодать,
Нет – осень нам, конечно лучше,
Пора на ярмарку скакать.
Собрав плоды полей крестьянских,
И пару откормив бычков,
Без всяких мыслей спекулянтских,
В дорогу наш Иван готов.
Запряг Савраску в воз с пшеницей,
Бычков к телеге привязал,
С Марусей не забыв проститься,
«Пошла, залетная!» - сказал.
Полями едет и лесами,
Сентябрьский воздух тих и свеж,
Под голубыми небесами,
И облаками цвета беж.
Но вот за леса пестриной,
Уж виден город волостной.
А там, у городских ворот,
На поле ярмарка идет.
Ларьки, киоски, балаганы,
Ну, и как водится, – шалманы,
Народу тьма, всё в оживленьи,
И шум, и общее движенье,
Товары на любой карман,
Для горожан и для крестьян.
Торгуйся, только, не зевай,
И выгоды не упускай,
Как выгонишь барыш успешно,
Ты за карман держись, конечно,
А то, кряхтишь, из-за рубля,
Вдруг глядь - и нету кошеля.
Пока стоял ты на пороге,
Ему приделали уж ноги,
И тут хоть плачь, а хоть ругайся,
Пустым до дому возвращайся.
Вот к вечеру, уже купчины,
Что торговали день весь чинно,
Барыш считают, да навар,
За свой распроданный товар.
Я вот такое вижу дело,
И удивляюсь до предела,
Они торгуются нещадно,
Бескомпромиссно, беспощадно,
За каждую копейку бьются,
Стараются, кричат, клянутся,
И врут, на голубом глазу,
А тот вдруг пустит и слезу,
Готов хоть сесть на кочергу,
Чтоб выжать лишнюю деньгу.
А к вечеру купчина ушлый,
Собой довольный, благодушный,
Гуляет, так, что, небу жарко,
Червонцев никаких не жалко.
А в таборе за балаганом,
Всегда веселые цыганы,
Гитарный звон, и бубнов тряска,
Ах, как заводит эта пляска,
А песни, что они поют,
Любого с разума сведут,
И вот купчина экономный,
Под ноги сыплет миллионы,
Шампанское рекой течет,
А кто кого тут обойдет,
Среди купцов соревнованье,
Кто больше стратит на гулянье.
Ну ладно – это их дела,
Такими мама родила,
Предпринимателей рассейских,
Мы ж без ужимок фарисейских,
Пожалуй, их за то простим,
Ведь есть вопросы к нам самим.
Что ж наш Иван? Зерно сбывает,
И в скотный ряд ведет бычков,
И за скотинку получает,
Порядка двадцати рублев.
Мошну за пазуху пихает,
Гостинцы в лавке покупает,
Колечко, серьги и платок,
Ну, и конфет большой кулек,
И чтоб отметить это дело,
В кабак Иван шагает смело.
Две кружки пива он берет,
За столик угловой идет,
Чтоб сим напитком насладится,
На крепкий табурет садится.
Он первый делает глоток,
«Нельзя ль к тебе подсесть, браток?»
Поднял глаза – мужчина видный,
Одет добротно и солидно,
В кафтане, в черных сапогах,
Но что трудяга, сразу видно,
Как? По мозолям на руках.
«Да, что ж, садись, не возражаю»,
«Я угостить тебя желаю,
Я нынче слышь ты, при деньгах
Хожу я нынче в богачах,
А вот полгода лишь назад,
Копейке медной был я рад,
Но как то вот мне подфартило,
Ну, а зовут меня - Данило».
Данило кличет полового,
И тот за столик к ним несет,
Вина кувшины зеленого,
Закусок всех невперечет.
Подняли чары за знакомство,
Потом за то, чтоб быть добру,
Потом за жен и за потомство,
За стариков и детвору.
Течет неспешная беседа,
Течет зеленое вино,
И кажется, что ты соседа,
Уж знаешь этого давно.
Но настает в любом застолье,
Неуловимая пора,
Когда фантазии раздолье,
И байки травят до утра.
Так и на этот было раз,
Завел Данило свой рассказ,
Иван же, чуть развесив уши,
Внимательно ту байку слушал.
«Прожил я сорок лет на свете,
Имел и дом и ремесло,
Но дунул как-то вольный ветер,
Меня за Камень занесло.
Там по таежным речкам быстрым,
Старался, золото я мыл,
И по горам суровым мглистым,
За жилой золотой бродил.
Но не было тогда мне фарту,
Как не старался, вот тоска,
За лето, я хоть и с азартом,
Намыл щепотку лишь песка.
Уже отчаявшись, решил я,
На север дальше путь держать,
Эх, голова моя бобылья,
Решил я счастья попытать.
Я две недели шел горами,
Уж стерлись каблуки сапог,
И в, продуваемой ветрами,
Лощине отдохнуть прилег.
Так тихо там, что давит ухо,
Лишь слышно как ручей журчит,
Да и некормленное брюхо,
В тиши тихонечко урчит.
Но вдруг, я не пойму откуда,
Как будто бы со всех сторон,
Так словно тащат ложек груду,
Внезапно раздается звон.
Бренчание все ближе, ближе,
И вот уже из-за кустов,
Выглядываю, ну и что я вижу,
Чуть я не выскочил с портов.
Ползет огромный змей неспешно,
Среди кустов, среди камней,
Бренчит, как богатырь доспешный,
Звенит кольчугою своей.
Но шкура эта не простая,
Ты хочешь верь мне,
Хочешь - нет,
А чешуя в ней золотая,
Составлена, как из монет.
Боками трется как в обточке,
Ползет тот змей звеня вперед,
От шкуры золотой кусочки,
Ложатся прямо как помет.
Ни жив, ни мертв глядел на это,
Из-за ольхового куста,
Как золотые, слышь, монеты,
Змей сыплет прям из под хвоста.
Я от волненья подшумел,
И в речку камушек скатился,
Змей громко так тут зашипел,
И за камнями быстро скрылся.
А я, хоть бил озноб со страху,
Зря время вовсе не терял,
Скорей содрал с себя рубаху,
И золотишко подсобрал.
Потом я долго выбирался,
Тащил все на себе, старался,
Но надорвав под весом спину,
Допер я только половину.
Ушел с уральского завода,
По кабакам гулял с полгода,
Потом уж с полною сумой,
Вернулся я к себе домой,
А опосля, как воротился,
Я, слышь ты, даже обженился,
И больше дурью я не маюсь,
Как в масле сыр теперь катаюсь.
Так что же – веришь мне, иль нет?»,
На то Иван сказал в ответ:
«Я в твои байки верю все,
Ведь тесть мой ездит на лосе,
А с дерева, ты б только знал,
Я ассигнации срывал»
Данило стал тут хохотать:
«Да полно братец заливать,
Ведь это право каждый знает,
Такого в жизни не бывает».
«Ну, хорошо, ответь скорей,
А где живет тогда твой змей?
Коль только если он бывает,
И кто об нем вообще-то знает?»
«Ну, если хочешь, так скажу,
И даже пальцем покажу,
В какую сторону скакать,
Чтоб чудо это отыскать.
Езжай ты на восток , до Камня,
А дальше вверх по Чусовой,
А дальше, дальше…..»,
И от парня
Уж храп лишь слышен горловой.
Иван же тоже крепко выпил,
Устал, хоть воодушевлен,
Прям за столом в осадок выпал,
И погрузился в крепкий сон.
На утро, пьян Иван слегка,
На рынке ищет земляка,
И с ним передает домой
Все деньги и наказ такой:
«Ты не переживай Марусь,
На Камень быстро я метнусь,
И хоть там климат и суров,
Домой я буду на Покров».
Выводит под уздцы Савраску,
Суму заплечную берет,
И продолжая нашу сказку,
Он скачет прямо на восход
Глава2.
В общем, ехал он не долго,
Перебрался через Волгу,
Там степями дальше скачет,
Горы впереди маячат.
И неделя не минула,
После славного загула,
А уж перед ним встает,
Государственный завод.
Видит он – гора большая,
Так на солнце и сверкает.
А людишки там и тут,
Словно мураши снуют.
Гору кирками грызут,
И в завод руду везут.
Как в завод руду доставят,
Из нее железо плавят.
При заводе том контора,
В ней огромный кабинет,
В кабинете для надзора,
Специальный человек.
Берг-коллегии советник,
Старший обер-секретарь,
Не какой-нибудь причетник,
Правит здесь он словно царь.
Управляет рудниками,
Шахтами и приисками,
Всем ведет он здесь учет,
И к нему в карман течет,
Полноводною рекой,
Каждый день поток златой.
Без советника решенья,
Как бы ты бы ни хотел,
Ни какого копошенья,
Ни каких горняцких дел.
Ни старатель одинокий,
Ни свободная артель,
Хоть он Камень и широкий,
А вот не уйдет отсель,
Пока обер не решит,
И стараться разрешит.
Вот такие там порядки,
Коли ты песку намыл,
Без ухмылки и оглядки,
Семь долей, чего добыл,
Для спасения души,
Ты отдай и не греши.
А коль что-то утаишь,
То отсюда не сбежишь,
Догонять отряд направят,
И собаками затравят.
Вот уже и под горой,
Оказался наш герой.
Он к прохожим пристает,
Все дорогу узнает.
На реку, на Чусовую,
Где найти мне, мол такую?
А ему и говорят:
«Паря, тут такой наряд,-
Мол для спросу - разговору,
Ты наведайся в контору,
Запишись там на прием,
С обером - секретарем,
Для того, чтобы стараться,
Нужно в ножках поваляться».
Но Иван тут осерчал,
И на это отвечал:
«Я в своей живу стране,
Значит, не пристало мне,
Кланяйтесь, коль нужно вам,
Всяким разным упырям».
На Савраску он взлетает,
Пятками в бока пинает,
Компас из мошны достал,
И на север поскакал.
Там течет река такая,
Под прозваньем Чусовая,
Вьется лентой, меж холмами,
Непокорными волнами,
Режет скалы пополам,
Камни в перекор волнам,
Там ревущие пороги,
Оглашают берег строгий.
Стало тут уже смеркаться,
На ночлег бы собираться,
Под кустом-то спать не ладно,
На дворе сентябрь – прохладно.
Но Иван почти прилег,
Вдруг увидел огонек,
Еле бьется вдалеке,
Ну, Иван туда, к реке.
Там у ивовых кустов,
Видит маломальский кров.
Словно в гости приглашая,
Там избенка небольшая,
Огонек в окошко бьет,
Из трубы дымок идет.
В дверь стучит тогда Иван,
Открывает старикан,
Местный знать абориген,
С бородою до колен.
В старом драном армяке,
С поварешкою в руке.
На столе из глины кружка,
В котелке дымится юшка.
Говорит старик: «Здорово!
Заходи, и молви слово,
Кто таков, куда идешь?»
«Ну, здоров, коли не врешь,
Только прежде, чем пытать,
Нужно гостя привечать,
Жрать охота, как волку,
Допусти до котелку»
«Да готова уж еда,
Хлеба ж нету – вот беда,
Я ж вдали тут от народа,
Не едал хлебца полгода»
Тут Иван суму снимает,
И краюху вынимает,
Хлеба доброго ржаного,
Да пахучего такого,
И старик, слюну глотая,
Щиплет бок у каравая.
«Вот уважил, молодец,
Замечательный хлебец,
Проходи, садись на лавку,
Бери ложку, юшку чавкай,
Рыбки сам, по мере сил,
С утреца я наловил.
Похлебал Иван ушицы,
Пообгрыз бока плотвице,
Сыт. Доволен и старик,
Так к краюхе и приник,
И беззубыми деснами,
Мякиш мнет он за щеками.
«Ну, скажи, что за нужда,
Привела тебя сюда?
Ежели чем я смогу,
Коли надо помогу»
«Да нужды особой нету»
Отвечал Иван наш деду.
«Я слыхал такое чудо,
Ползает тут, мол, повсюду,
Некий змей, да не простой,
Слышь, со шкурой золотой,
По камням он проползает,
Чешую с себя роняет,
Если по следу пойти,
Можно золота найти,
Столько – сколько унесешь,
Это правда – или ложь?».
Тут, старик подал свой голос,
«Это брат Великий полоз,
Только, как ты мог узнать,
Кто тебе мог рассказать?
Он ведь от людей таится,
Жадности людской боится,
Так он спрячется порою,
Под Широкою горою,
Что его не отыскать,
Можно целый год рыскать,
Только это все без толку,
Как в стогу искать иголку»
«Как же мне его найти?»
«Обожди, не суети!,
А верстах тут в полтора,
Есть Широкая гора,
В той горе живет Хозяйка,
Ты на гору полезай ка,
Притаись, и наблюдай,
Да на ус себе мотай,
Будет там она базлать,
К себе змея подзывать,
Тот живет хоть глубоко,
Уважает молоко!
Ты все это примечай,
Как уйдет, с горы слезай,
И по полозову следу,
Золотишко набирай,
Но гляди, без фанатизму,
Не схвати там ревматизму,
Ты не жадничай, смотри,
Сколько унесешь бери,
А потом мажь салом пятки,
И до дому без оглядки,
Да еще совет – держись,
И в Хозяйку не влюбись,
Зелены ее глаза,
Да глядеть то в них нельзя!
Как заглянешь – пропадешь,
И с горы уж не уйдешь,
А теперь, давай ка спать,
Завтра дело начинать»
Глава3.
Только солнце на пороге,
Наш Иван уже в дороге,
И на самой на заре,
Пробирается к горе.
По камням наверх пробился,
Там за кустик схоронился,
И сидит там, затаясь,
Лишний раз вздохнуть боясь.
Долго ль, нет, он там таился,
Да в горе вдруг ход открылся,
Есть там знать в горе утайка,
Вот выходит и Хозяйка,
Видно сразу, не девчушка,
Вышла к свету на опушку,
И красива золотою,
Зрелой женскою красою.
В сарафане златотканом,
Да в кокошнике нарядном,
Да в соболей душегрейке,
С ожерелием на шейке,
Волос цвета меди темной,
Колыханье груди полной,
Бедер чувственный изгиб,
Наш Иван почти залип
Но немного проморгался,
И в засаде все ж остался.
А Хозяйка не блажила,
Губки бантиком сложила,
Звонко, лихо и умело,
Свистом вдруг как засвистела,
Раз! И к ней уже спешат,
Тащат пребольшой ушат,
Восемь гномов. Таз притом,
Полон свежим молоком.
Звук послышался тут странный,
Словно бы поднос чеканный,
Тащит кто-то по камням,
И роняет тут и там.
Звук все ближе прибывает,
И к подножью выползает,
Преогромный желтый змей,
И трясет башкой своей,
Вот подполз, свернулся грудой,
А глаза, что изумруды,
Так на солнце и блестят,
Ажно, даже днем слепят.
Полоз тут подполз к ушату,
Обхватил его обхватом,
Моментально и легко,
Выдул все он молоко.
А потом, как мягкий зайка,
Чуть потерся об Хозяйку,
И, бренча на весь уезд,
В лес пополз и там исчез.
Тут Хозяйка обернулась,
Словно что-то ей блазнулось,
И Иван аж застонал,
Все, теперь совсем пропал,
Как в глаза ей заглянул,
Словно в омут он нырнул,
И ни молвить, ни вздохнуть,
Ни рукою шевельнуть.
Ну, пропал, вот так бывает,
Все один лишь взгляд решает,
И от страстного желанья,
Помутнение сознанья,
Охватило молодца,
Стал бледнее мертвеца.
Тут летит, однако, птичка,
Желтопузая синичка,
Пролетает над опушкой,
И садится на макушку,
Да давай его клевать,
Возмущенно щебетать.
Долбит клювом не на шутку,
И Иван в ту же минутку,
Как очнулся, ото сна,
Дома ж ждет его жена,
Вспомнил, что пришел по делу,
Тут синичка улетела,
Напоследок лишь чирикнув,
Словно бы сердито крикнув:
«Мол, блюди себя давай,
И жену не забывай!»
А Хозяйка в это время,
Набрала цветов беремя,
Свой ушат подобрала,
И назад в скалу пошла.
Наш Иван, тут осторожно,
Выбрался, как стало можно,
Ноги чуточку размял,
И обратно побежал.
В общем, ровно через сутки,
Наш Иван без всякой шутки,
Вновь на месте, и при том,
С тазом, полным молоком,
(Есть там, знать, недалеко,
Где добыть и молоко).
В рот два пальца запихнул,
Их легонечко согнул,
Воздух в легкие набрал,
Да могучий свист издал.
Словно ветер тут задул,
Лист с деревьев сыпанул.
Ну, вот и эффект искомый,
Звон послышался знакомый,
Чудо змей к нему ползет,
Чешуей своей трясет.
А Иван, на всякий случай,
В чаще спрятался дремучей.
Выполз полоз на опушку,
Тазик, он словно игрушку,
Лихо кольцами сжимает,
Молоко все выпивает,
И тихонько как то свищет,
Видно, что хозяйку ищет.
Шкуру он потер блестящу,
Да пополз обратно в чащу.
Раз! И звон уж затерялся,
Только след за ним остался,
Видный след, красивый четкий -
Золотые самородки,
Тусклым светом там мерцают,
Солнце ясно отражают.
Тут Иван уж не терялся,
Быстро к месту он спускался,
Самородки собирает,
Да суму он набивает.
Только, что за невезуха!
Кто-то хвать, его за ухо,
Крутит, как веретено,
Больно, аж в глазах темно.
Он на пятке крутанулся,
Да назад и обернулся.
Что ж – Хозяйка там стоит,
Да такой сердитый вид,
Ясно и без слов сейчас,
Что пришел последний час,
Ухо как огнем горит,
А Хозяйка говорит,
«Как посмел же ты, шельмец,
Обнаглевший что ль, в конец,
Иль ты храбр до обалденья,
Что залез в мои владенья,
Будешь ты теперь здесь жить,
Службу будешь мне служить,
Я же, слыш - ка, не за мужем,
А мужик мне в доме нужен,
Выполнял чтоб порученья,
Да еще для развлеченья».
«Ты меня Краса, прости,
Да и ухо отпусти,
Я же ведь давно женат,
А сюда пришел как сват»,
«Ну и кто ж тебя прислал?
Знать какой – то генерал?»
«Бери выше, генерал,
Тот за жалованье служит,
Только о карьере тужит,
Наш жених, хозяин вольный,
Будешь жизнью с ним довольной,
Будут все твои – Краса,
Заповедные леса,
Воздух свежий, терем светлый,
Ну а сам жених приметный,
Рослый и в плечах могучий,
Вот тебе, счастливый случай,
Ну, так что ж ты мне ответишь?
Жениха мово, приветишь?»
Тут задумалась девица,
«Ладно, через две седьмицы,
Только облетят осины,
Буду к вам я на смотрины.»
«Хочешь, я и проведу»
«Ладно уж, сама найду,
А теперь, суму хватай,
Да домой скорей мотай,
Да готовьте угощенье,
Вот и все мое решенье».
Наш Иван ушел с опушки,
Добрался он до избушки,
Попрощался с стариком,
Да и едет с ветерком.
По дороге, по лесной,
Он спешит к себе домой.
Едет песни распевает,
Вдруг в засаду заезжает.
Вылетает из кустов,
Десять дюжих молодцов,
За руки его хватают,
И с коня его роняют,
Заглянув в его суму,
Тащат сразу же в тюрьму,
А когда уж притащили,
То начальству доложили.
Мол, попался с золотишком,
Не сопротивлялся слишком,
Знать, хватило же ума,
А при нем была сума,
Золота, полно там было,
Знать наткнулся он на жилу,
А теперь всего осталось,
Произвесть такую малость,
Шельмеца того пытать,
Да про место то узнать.
Главный обер - секретарь,
Пыточный весь инвентарь,
Приказал тот час достать,
И Ивану показать.
Но Иван наш лишь сопит,
Зубы стиснул, да молчит,
Вдруг он слышит в ухе голос,
Словно бы шипит тот полоз,
«Не молчи, их к нам веди,
Сам иди же, впереди».
«Ладно, раз такое дело,
Признаваться буду смело,
Только вы меня не бейте,
И вина стакан налейте».
«Вот, а то словно пескарь,»
Молвил обер – секретарь,
«Только раскрывает рот,
Да сопит, как идиот,
Может быть получишь грош,
Как на место приведешь,
Ну а ежели обманешь,
То жалеть об этом станешь,
Хоть на чуточку соврешь,
Так в подвале и сгниешь».
Ночь прошла, они с утра,
С бодрым видом, на ура,
С тачками, да с сундуками,
Да с заплечными мешками,
Валят в северную даль,
Впереди сам секретарь,
Их ведет Иван к горе,
Да к Хозяйкиной норе,
Вот пришли, уж тем неймется,
Но гора вдруг раздается,
И хозяйка к ним выходит,
И бровями гневно водит.
«Кто тут главный? Отвечайте,
Вы мне здесь не докучайте,
А то я вам не спущу,
В камень быстро обращу!»
Тут охрана задрожала,
На начальство указала.
Секретарь же был тот смел,
Он пистоль схватить успел,
(Был готов, знать, окаянный),
И наставил на Ивана.
Сам орет: «Сейчас стреляю,
За себя не отвечаю!»,
На виске лишь жилка бьется,
Да пистоль в руке трясется.
«Успокойся, не дрожи,
Что желаешь, мне скажи,
И даю я обещанье,
Выполню твое желанье».
«Я хочу богато жить,
С золота и есть и пить,
Чтобы мебель золотая,
Сундуки полны до края,
Все монетой золотой,
Дом, чтоб то же не простой,
Весь до крыши золотой,
И еще такой заказ,-
Золотой чтоб унитаз,
В нужнике моем стоял,
Светом солнечным сиял.»
«Что же ладно, мой хороший»
Тут хозяйка бьет в ладоши,
Ничего не изменилось,
Только пыль слегка взвихрилась,
Секретарь моргнуть пытался,
Вмиг в конторе оказался,
А вокруг такое чудо,
Золотая вся посуда,
Стены, пол и потолки,
И шкафы и сундуки,
Золотая бродит кошка,
Он бежит и до окошка,
Смотрит, дворник под ветлой,
Золотой метет метлой,
«Стой, отдай, моя метла!»
Он несется, как, стрела,
Вылетает он во двор,
А там золотой забор,
В золотой траве понуро,
Бродят золотые куры.
Секретарь в траву упал,
И от счастья зарыдал.
Ведь не понимает он,
золотом заворожен,
Что все это окруженье,
Лишь в его воображенье.
Быть счастливее б не смог,
Едет золотой возок,
На запятках дюжих пара,
Золоченых санитаров
Ну, в возок залез он сам,
Едет в золотой бедлам,
Чтоб вдали от толчеи,
Там закончить дни свои.
Ну а, что же у Ивана?
Ночь прошла, и утром рано,
Выходила на поляну,
С ним хозяйка, рукавом,
Раз махнула, вот и дом!
Марья у крыльца встречает,
Детвора тут выбегает,
На заборе Ешкин кот,
Возлежит раззявив рот.
А в повети ржет Савраска,
Надо ж это, просто сказка!
На плече сума висит,
В ней богатство все лежит,
Ровно двадцать золотых,
За поездку нажитых,
Что же и того не мало,
Чтобы жизнь счастливей стала,
Ну а через две недели,
Две голубки прилетели,
Громко так поворковали,
Да посланье передали,
Берендей и Аграфена,
Приглашают непременно,
К ним на свадьбу приезжайте,
И с женитьбой поздравляйте,
Ох и свадебка была!
Вся округа к ним пришла,
Блюд количество такое!
И вино текло рекою,
Белки по столам скакали,
Да стаканы наполняли,
А медведь медов напился,
Да в веселый пляс пустился,
Прям со всем честным народом,
По поляне, с хороводом,
Я там тоже веселился,
Да немножечко напился,
Что чуть было не забыл,
У кого в гостях я был.
Где тут правда,
А где ложь,
Ты уж и не разберешь,
Но наверно, каждый знает,
В жизни и не то бывает,
В общем сказочке конец,
Кто писал – тот молодец,
А кто сказку прочитал,
В два раза умнее стал,
Ну а кто ее прослушал,
Словно яблочка откушал.