- Алло, привет. Узнала? Это я, твоя подруга юности. – Господи. Машошина… Ты где?! Три часа ночи на дворе, ты откуда и куда? – Все вопросы потом. Ставь чайник, скоро буду…
Маша Машошина, скажу я вам, это явление. Феноменальное, природное, стихийное. Одно имя чего стоит, родители будто знали, что произвели на свет незаурядную личность, поэтому при родовой фамилии Машошина имя подобрали попроще – остальное наверстает.
Машка не подвела. В первый же день в детском саду кубиком выбила зуб мальчику. За что была отправлена в «карательный» угол, но и там не растерялась. Неподалёку увидела тумбочку, а на ней аквариум с беспечными рыбками…Когда воспитатели прибежали на вопли малышни, Машка, засучив рукава, азартно ловила пальцами гуппи и вуалехвостов – вокруг брызги, пятна и обрывки водорослей. Скандал, тяжёлая беседа с родителями, материнский хлопок по попе, суровый папин взгляд исподлобья…
Держалась ровно неделю: сорвалась, устроив в санузле соревнования на горшках. То есть не вставая с посудины, нужно отталкиваться ногами от кафеля – и кто быстрее до стены…
Машка выросла и раскаивалась, винила себя, что из-за неё родители не решились на второго ребёнка: а ну как мальчик? С бедовой девчонкой сладу нет, а парень и вовсе в гроб вгонит.
Мы познакомились на первом курсе института: я вся такая с папкой и тетрадками, Машка – в намерениях выйти замуж за преподавателя немецкого языка. Сели рядом, увидели на парте крамольную надпись, склонились головами – и так до диплома не «оторвались»…
«Вместе навсегда»
С тех прошло 15 лет плюс-минус. Маша Машошина вопреки предсказаниям профессоров сделала карьеру. И не убежала с факиром из бродячего цирка, как опасались родители.
Машка не замужем, живёт, точнее, имеет квартиру в большом шумном городе и не вылезает из командировок. Спустя много лет, периодических звонков и дежурных поздравлений на Новый год и день рождения Машка добралась до меня. А обещала никогда не бросать, о чём письменно засвидетельствовала на институтской парте: «Маша М. и Катя Н. – лучшие подруги. Вместе навсегда!»
Я не поверила клятве. В тот день Машошина пребывала в буйном помешательстве: «немец», злодей, женился. На застенчивой девочке из общежития: новобрачная не скрывала счастливых глаз и интересного положения. И лучшая подруга пообещала навсегда порвать с мужчинами, посвятив жизнь мне.
Я тоже не оправдала жертв, скоропостижно выйдя замуж – и тоже на фоне грядущего материнства. Машка хотела обидеться, но вместо этого настояла быть крёстной…
Крестины она проспала. Думаю, из протеста.
… Впервые она увидела Лёльку, когда та агукала в кроватке: вполне себе разумный человек, есть что сказать.
- Ого, - удивилась Машка. – Надо же.
Она приволокла огромного плюшевого зайца, до сих пор не раскололась, на какие шиши купила – при нашей тогдашней студенческой нищете. И совсем не знала, как себя вести:
- Кать! Она не хочет погремушкой играть. Может, ей куклу дать?
- Господи, Маша, она же крошечная ещё! Она хочет только есть и спать, ей куклы до лампочки…
Машошина провела с нами день и в финале смотрела на меня с уважением: «Да, мать, понимаю, чего тебе стоило не брать «академку»!
В общем, мой диплом можно смело разорвать и отдать половину Машке – получен благодаря подруге, которая шпарила рефераты и курсовые за двоих…
Через год после окончания института мы с мужем развелись. Точнее, он ушёл. А Машка снова не вышла замуж за того, кого любила. Нет, не за «немца», персона была посерьёзней.
«Побудь со мной»
Мы с Лёлькой сидели на больничном: в этих садиках вечные сквозняки, два дня ходим, неделю «бронхитим». На этот раз врач зверствовала и прописала антибиотики. В уколах…
В общем, утром Лёльке ставлю укол, час она рыдает и близко не подходит, потом миримся и целуемся. Тут-то подходит время второй инъекции – и всё по новой. Я на нервах, ребёнок издёрган, в кошельке пусто, от папы – пламенный привет и ни копейки помощи.
- Алло, Кэт, можно к тебе? – в трубке шелестел глухой Машкин голос.
- Давай, конечно, жду. А ты чего не на работе? Это мы с мелкой хвораем, а ты же трудоголик…
- Потом объясню.
Приехала через час. Бледная, с синевой под глазами, заторможенная, нездешняя. Бухнула пакеты с едой в прихожей и пошла в Лёлькину комнату, легла на её кроватку, свернулась калачиком.
- Ма-а-аш, ты чего? – испугалась я.
- Принеси мою сумку.
Из карманчика извлекла казённый документ, где синёй пастой по сероватой бумаге значилось, что сегодня такая-то гражданка (моя Машка) воспользовалась медицинской услугой по прерыванию беременности, за что в кассу хозрасчётного учреждения внесено столько-то рублей. Срок – 10 недель.
- Маш… Я не виню. Если не собиралась рожать, чего тянула до такого срока-то?
- Я собиралась. А он не позволил. Сказал, если оставлю, про него могу забыть. А если избавлюсь, поможет с квартирой и работой, не век же на своём умирающем заводе сидеть…
Машкина «сердечная заноза», женатый мужчина с громким именем и солидным положением, уже пару лет компостировал ей мозги. Что разведётся с женой, женится на Машке, они родят девочку, потом ещё и ещё.
- Не жалеешь? Может, надо было оставить? – я задала самый глупый и бестактный вопрос в мире.
- А сама как думаешь? Хочешь, чтобы я тоже, как ты, брошенкой жила? С хлеба на воду перебивалась? – она зло сщурила глаза, уткнулась в подушку.
Я замолчала, потому что внутри, начиная с горла и заканчивая пятками, поселился ледяной ступор. Тут ещё подошло время укола: Лёлька вопила «мама, не надо», я молча глотала слёзы, в комнате таращила в потолок сухие беспощадные глаза лучшая подруга.
Она ушла ночью. Я слышала, но не захотела проводить.
По разные стороны
Женатый мужчина не обманул Машошину: отправил в большой город и впустил в мир серьёзных людей с аховскими возможностями. Она резко рванула ввысь: меняла руководящие кресла всё выше и выше. «Я руковожу отделом», - звонила на Новый год. «Возглавляю сектор», - рапортовала спустя полгода. «Мне доверили подразделение». Потом дочерний филиал, потом заместительство генерального. В общем, Машошина молодец.
… Чайник вот-вот закипит, сыр-колбаса нарезаны, батон и масло на столе, кофе, чёрный чай с бергамотом, зелёный с мятой… Жду, Мария, с исповедью, почему тебя занесло ко мне глубокой ночью…
Лёлька пришлёпала на кухню, округлила глаза: «Ого, мам! Кого ждём?» Узнав, что лучшую подругу, плюхнулась на табуретку за компанию.
- Ну, захотела и пришла! Ну и что, что ночь! У меня поезд утром, мне ждать некогда. Лёля, пей чай и оставь меня наедине с мамой… - ворвалась в нашу размеренную жизнь Машка.
Лучше поздно, чем никогда
- Знаешь, я ведь считала тебя дурой. Доброй, хорошей, но беспросветно глупой. Выйти замуж и родить на втором курсе – ну, вы меня извините. И после развода, когда видела Лёлькины штопаные колготки, ваши бледненькие от бескормицы мордочки – и плакать хотелось, и оплеух тебе надавать. Вот и решила, что пока не стану на ноги, рожать не буду. Да и не просил никто особо, чтоб родила, - Машка резко откусила бутерброд.
Она красивая. Даже шикарная. Вроде бы в простом свитере, лицо без косметики, очки, тугой хвост на затылке, а всё равно хороша.
- Да, Маш, нам с Лёлькой несладко приходилось. И сейчас, чего греха таить, не шикуем. Решили обновить табуретки на кухне – две недели сидим без мяса и колбасы. Ей нужна куртка на зиму – опять ужимаемся. Она, конечно, пищит и ропщет, но куда деваться… И всё равно я ни разу не пожалела, что она есть…
И тут произошло невероятное. Распахнулась дверь, в кухню влетела раскрасневшаяся Лёлька:
- Тётя Маша, вы всё правильно говорите! Нельзя детей рожать в никуда, в бедность. Я маме не говорила, но решила быть как вы: карьера, работа, деньги, отдых на островах. А дети… Да кому они нужны?
Повисла короткая пауза, после которой поздней ночью или ранним утром произошло второе невероятное событие: Машка встала, картинно отвела руку и влепила Лёльке ладонью по мягкому месту. Лёлька ойкнула, а Машошина толкнула речь:
- В общем, так, девочки. Я приехала не для того, чтобы хвастаться достижениями и осуждать Катю. Семья – это здорово, жаль, что у меня не сложилось. Чтоб долго не рассусоливать: я предлагаю Лёле переехать ко мне. Поступит в университет, у меня будет жить, всем обеспечу – за глаза хватит. А мама будет приезжать к нам в гости…
Я встала, вышла из-за стола и деревянной поступью ушла в спальню. Подумала – и закрылась на шпингалет…
Слышала, как Машка собиралась и прощалась с Лёлькой в прихожей, но не захотела проводить.
Лёльке сказала: «Предложение толковое. Я всё равно не смогу тебе дать то, что тётя Маша. Решай сама».
Сначала я Машку ненавидела. Через три дня презирала. Потом осуждала. Через неделю ревела в подушку и жалела её. Вот она, сила клятвы. Мы годами жили порознь, а получилось, что вместе: она – мечтая о семье и дочке, мы – о сильном надёжном плече. И вот теперь это плечо подставляет Машка. Да, её помощь была бы кстати. Но с другой стороны, это конец моей истории с Лёлькой и начало Машкиной легендарной эпопеи…
Лёлька молчала. Её манили перспективы, шумный город и мажорство (понять можно), но в один миг оставить маму она не могла.
И мы обе надеялись, что Машошина не перезвонит, что соблазнительное предложение не продублируется. Машошина позвонила спустя две недели.
- В общем, так, Катерина. Я и впрямь свалилась как снег на голову. Лёлька обо мне знает только по твоим рассказам, ну, куда это годится. Давай вот как поступим: ты оформишь отпуск, чтоб совпал с Лёлиными каникулами, и приедете ко мне. Поживём, привыкнем, присмотримся. А там видно будет. Глядишь, ты вспомнишь про нашу клятву и тоже переберёшься… Так что жду вас в гости. Ладно, сейчас некогда, улетаю в командировку.
В подарок Машке мы везём термос и шарф, Лёлька сама вязала – получилось жутко уродливо, но поделом Машошиной: сама хотела семьи и быть рядом.