В 1990-е было модно говорить о конце истории, об однополярном мире, об окончательной победе западной капиталистической модели. Однако вышло так, что она подвела сама себя; и сейчас, спустя 30 лет, Запад столкнулся с небывалым противостоянием, а мир становится всё более похожим на многополярный. Как же так вышло? Ключевой мне кажется роль России и Китая. В начале 90-х лицом к Западу, казалось бы, окончательно повернулись Россия и Китай. Ушла враждебная риторика, развивались экономические связи. Однако и в материальном положении этих 2 стран, и в подходе Запада к общению с ними было ключевое различие.
СССР после перестройки прошёл не только через экономические, но и через значимые политические реформы. Глупо считать, что к нам пришла полноценная демократия. Люди во власти достаточно крепко держались за свои посты и не стеснялись применять силу и нарушать законы для того, чтоб там остаться (в 1993-м, и в 1996-м). Однако так же глупо отрицать, что в обществе стало больше свобод, что система стала реально многопартийной, а власть — конкурентной. Ничего подобного не произошло в Китае. Он оставался однопартийным (в Китае есть партии кроме Коммунистической, однако их роль ничтожна). Принцип сменяемости руководства (выполнявшийся с 1980-х до 2010-х) был нигде не закреплён и в любую минуту теоретически может быть уничтожен. Cобытием, обозначившим границу политических реформ в Китае, стали протесты на площади Тяньаньмэнь и их подавление в 1989.
В экономике всё обстояло несколько по-иному. Россия в начале 90-х была куда более экономически развитой и богатой страной, чем Китай. Поэтому, как я уже говорил, все эти разговоры об упущенном «китайском пути» для СССР (сохранении политической системы при проведении экономических рыночных реформ) безосновательны. У Китая был козырь в виде дешёвой раб.силы, россияне же даже в худшие ельцинские годы были в разы богаче китайцев. Получается, западный капитал выбрал ту страну, в которую ему было выгодней инвестировать: Китай, а не Россию. Поддержка же постсоветской России Западу была невыгодна ни в экономическом плане (т.к. там не было дешёвой раб.силы), ни в геополитическом (т.к. Западу тогда больше никто не противостоял, ему не было резона поддерживать СССР после Холодной войны так, как он поддерживал ФРГ против советского блока после Второй мировой).
Получается, желая того или нет, Запад подал недвусмысленный сигнал будущему миру, поддержав недемократический, но выгодный ему режим в Китае и оттолкнув от себя Россию, пусть невыгодную в плане инвестиций, но подававшую сигналы о готовности к демократическим преобразованиям. В результате Запад получил фактически однопартийный Китай, догнавший США по ВВП (отчасти благодаря многочисленному населению, но отчасти и благодаря экономическому росту) и Россию, в которой для многих демократические преобразования стали синонимом разрухи, и поэтому стремящуюся к реваншу. Удивительным образом рост Китая в итоге привёл и к росту России (за счёт увеличения потребности растущей мировой экономики в энергоресурсах). Но теперь уже и Россия, и Китай не были так благожелательно настроены к Западу.
Апофеозом этой недальновидной жадности капиталистического Запада стало создание БРИК в начале 2000-х (после того, как Россия достигла максимальной глубины падения, а девальвация вызвала дополнительное удешевление российского труда). Напомню, придумал её британский финансист Джим О'Нил как просто группу из нескольких стран, в которые будет в ближайшее время выгодно инвестировать. На проблемы с их внутренним устройством (которые в том числе могли вызвать впоследствии отход от соглашений с Западом) предлагалось закрыть глаза, ожидая, что рост благосостояния в этих странах благодаря западным инвестициям каким-то образом сам по себе приведёт и к демократизации, и к сохранению прозападной политики. Вот цитата из интервью Джима О'Нила от 2011-го года.
Возьмем в качестве примера Россию и представим себе, что ВВП вырос до уровня $30 000 на душу населения. Это неминуемо подтолкнет страну к демократии, иначе она просто не выживет. Развитие демократии и свобод, безусловно, способствуют благосостоянию, но все же демократия является в большей степени следствием экономического развития.
Тем не менее, оказалось, что для страны существует и другой путь. Чем он закончится — гибелью, разрухой или созданием какого-то особого нового мира, пока неясно, но оказалось, что всё развивается вовсе не так механистически и линейно, как в самоуспокоительных речах финансистов, максимализировавших прибыль на рубеже 10 лет, но не задумывавшихся, к чему это приведёт через несколько десятилетий.
Сейчас уже ясно, что Западу в 1990-е стратегически выгодней было бы поддерживать Россию и жёстко обусловливать поддержку Китая различными требованиями к политическим шагам китайского руководства. Однако так же ясно, что тогдашняя капиталистическая система не могла принять такое стратегически верное решение, поскольку оно шло вразрез с получением максимальной выгоды. В общем, как говорится, «жадность фраера сгубила».
Поэтому теперь и перед Западом, и перед всем миром встаёт вопрос, как будет организовано дальнейшее существование мировой экономической системы. Смогут ли финансовые институты исходить не из слепой погони за выгодой (что их привело к текущему состоянию, когда их начинают касаться не только кризисные процессы, но и военные действия, реальные или гипотетические), а из стратегических интересов развития человечества в целом, более справедливого распределения прибылей, сохранения на Земле мира и прогресса.