Возвращаясь домой, я не мог не думать про полученную книгу, как минимум вследствие её тяжести. Но мысли мои были не о её весе или дате её издания, а о содержании. И пусть я с ним ещё не был знаком, но вопрос относительно его уже имелся:
«Если этим манускриптом пользовались редко иные люди поскольку сами правила были естественными, то почему у меня возникла необходимость в их изучении в первый же день? Я что тупее всех предыдущих кураторов клуба? А знакомы ли с этими правилами все остальные члены клуба?».
Вот такие вопросы мучали меня по дороге домой и я очень надеялся, что Петрович поможет мне найти ответы на них. Но зайдя в квартиру, увидел, что чулан закрыт и перед дверцей в него стоит табуретка. Это означало, что мой любимый домовой спит и просит его не беспокоить.
Немного расстроившись от того, что ответы нужно будет искать самому, я присел за письменный стол, включил настольную лампу под зелёным абажуром. Мягкий свет старого антикварного устройства был очень к месту для чтения книги издания неизвестного но давнего года. Посему я успокоился и перевернул обложку. И уже титульный лист дал ответ на один из моих вопросов. На нём под названием труда была пометка: "для куратора". Значит для членов клуба имеется другой документ. Или не имеется вовсе.
С лёгким сердцем от того, что ответы на вопросы находятся столь просто я приступил к изучению. Уже знакомый мне первый пункт я решил пропустить и начать со второго, но на глаза попалось примечание к пункту один, написанное мелким шрифтом. И говорило это примечание следующее: «Остальные три тысячи восемьсот сорок восемь правил имеют своим содержанием абсолютно естественные и логичные требования поведения, которые можно определить, как само собой разумеющиеся, а следовательно человек, имеющий здравый смысл, чистые помыслы и лишённый осуждаемых обществом пороков может не изучать их досконально, а то не изучать их вовсе».
Вот и ответ на ещё один вопрос. Вот почему эта далеко не новая книга в таком хорошем состоянии. Скорее всего очень многие просто прекращают её изучение после знакомства с примечанием к пункту один. Я бы не удивился, если бы листая её встретил склеенные страницы. Но, несмотря на интерес к старинной книге, я тоже решил, что можно отложить знакомство с ней на другое время. А, как все мы знаем, всё откладываемое на иные времена, откладывается навсегда, если обстоятельства не заставят этим иным временам наступить под воздействием определённых условий.
Но случайно, зацепившись глазами за пункт два, я вынужден был продолжить знакомство со Сводом правил. Потому что сей пункт гласил: «Нужно иметь в виду, что когда дело касается шахмат, шахматистов, любителей этой игры, зрителей, а так же тех, кто с шахматами вообще не знаком, нет ничего само собой разумеющегося».
Я уже было возмутился наличию противоречия между пунктом один и два, но книга, как услужливый собеседник представила мне примечание к пункту два: «Если вы заметили, что в правилах имеют место противоречия, то просто примите это к сведению и следуйте требованиям обоих взаимоисключающих правил».
Как всё оказывается просто: необходимо выполнять взаимоисключающие правила. Что может мотивировать читать текст, который начинается такими положениями? А что если и ответ найдётся, как это делать.
Поэтому и увлёкся я чтением так что и забыл про своего друга, отдавшись изучению фолианта, посвящённого простым правилам Шахматного клуба, который мне какое-то время придётся курировать на общественных началах.
И нужно сказать, что на данный момент не жалел о своём решении согласиться с общественной нагрузкой, потому что, по крайней мере знакомство со Сводом правил мне показалось если не полезным, то уж увлекательным точно. И сами посудите: третий пункт сего Свода гласил: «Не суетись, и у удачи будет меньше шансов с тобой разминуться». Это относилось ко мне в полной мере. Сколько раз я слушал советы в свой адрес, и не без основания, что говорить нужно медленней и желательно хорошо подумав. А не указывали ли мне на то, что выполнять поручение нужно, разобравшись сначала, что и как делать и подумать нужно ли что-то делать вообще. Конечно указывали и не раз.
А примечание в третьему пункту Свода правил вообще заставило меня посмотреть на ситуацию под иным углом. В смысле подумать кому всё это мероприятие больше нужно: нашей домоправительнице или мне самому. Потому что это примечание предупреждало, что некоторые пункты правил носят индивидуальный характер, что в моём понимании означало их изменение в зависимости от того кто книгу читает. Я даже не стал заморачиваться над вопросом, как это физически возможно с бумажным носителем информации. Просто признал исключительную полезность такого подхода лично для себя.
Но именно в тот момент, когда я уже восхитился от перспектив прочтения сей мудрой книги, прямо за спиной прозвучал знакомый голос полный недовольства:
- Так-так-так. Книжечки читаем. А дом не прибран, пол не мыт, посуда грязная в раковине. Это значит побоку? Новые интересы у нас появились и на порядок в квартире можно плевать? Правильно я понимаю ситуацию?
Такая реакция на чашку в раковине и брошенную на диван футболку могла быть только по причине серьёзного недовольства моего друга домового. К тому же чулан он покинул без привычного грохота табуретки оставленной возле дверцы.
А недовольство, как я должен был догадаться, было вызвано моим хорошим настроением после посещения Шахматного клуба. Похоже, что единственным приемлемым для Петровича моим поведением было бы посылать проклятия в адрес Тамары Трофимовны и шахматного клуба. И тогда я решил всё же узнать причину негатива своего друга и предположил:
- Наверное, кто-то не умеет играть в шахматы и поэтому ему так не нравится моё новое поручение.
Петрович подскочил от возмущения, но ударившись о люстру на мгновение замер в воздухе и аккуратно опустился в стоящее неподалёку кресло растирая ушибленное место.
- Это я не умею играть в шахматы?! - возмущённо, но уже не так громко, произнёс он, - Да, я с Васей Смысловом играл ещё до того, как он в первый раз чемпионом Москвы стал. И между прочим один раз даже вничью сыграл. И по шахматной композиции у меня даже разряд был бы, если бы я не поленился письмо из редакции журнала «Наука и жизнь» отнести в шахматную федерацию.
Пока Петрович перечислял известные мне факты я спокойно его слушал, не сомневаясь, что сообщив это всё, он успокоится. Так и произошло. И пока он восстанавливал дыхание после гневной тирады я тихо сказал:
- А ты думаешь, почему я согласился? - и когда взгляд друга выказал его интерес, объяснил, - Потому что я рассчитывал на помощь друга.
Петрович поняв, что очередной раз попал в ловушку и теперь будет вынужден помогать мне в деле, которое ему не нравилось, безразлично смотрел в окно, а недовольство выражал только вращением больших пальцев сцепленных на животе рук.
