Financial Times (Великобритания)
Рана Форухар (Rana Foroohar)
На прошлой неделе министр финансов США Дженет Йеллен совершила один важный и во многом недооцененный поступок. Она вновь увязала друг с другом торговлю и моральные ценности.
В своем выступлении в Атлантическом совете в Вашингтоне министр призвала создать новую Бреттон-Вудскую систему и обновить структуры МВФ и Всемирного банка, которые на этой неделе проведут свои ежегодные встречи.
Кроме того, она ясно дала понять, что военная операция Владимира Путина на Украине и отказ Китая и более 30 других стран поддержать американские санкции против Москвы стали поворотным моментом для мировой экономики.
В будущем США перестанут оставлять рынки на произвол судьбы, а будут поддерживать определенные принципы – от национального суверенитета и основанного на правилах порядка до безопасности и трудовых прав. По ее словам, целью Америки должна стать торговля не просто свободная, а еще и безопасная.
Непозволительно, чтобы страны, пользуясь своим положением на ключевых рынках сырья, технологий или товаров, подрывали нашу экономику или использовали нежелательные геополитические рычаги, заявила Йеллен. Это был явный намек на российскую нефтеполитику, но в той же степени относится и к тайваньскому производству чипов и тому, как Китай скупает редкоземельные минералы, а во время пандемии и средства индивидуальной защиты.
Йеллен заговорила об «опоре на друзей» в постнеолиберальную эпоху. США будут «дружески поддерживать цепочки поставок с участием доверенных стран», которые уважают «нравственные ценности и нормы поведения в глобальной экономике». Кроме того США намерены принципиально строить альянсы в таких областях, как цифровые услуги и регулирование технологий, – аналогично прошлогодней идее ввести минимальный глобальный корпоративный налог, которую Йеллен же и выдвинула.
Это не «Америка в одиночестве» и даже не «Америка прежде всего». Йеллен признаёт, что торговля по-настоящему свободна лишь в том случае, если у стран общие моральные ценности и равные условия.
Эта позиция одновременно отличается от уходящей неолиберальной эпохи, но по ряду важных вопросов с ней перекликается. Термин «неолиберализм» впервые прозвучал в 1938 году на коллоквиуме Уолтера Липпмана (Walter Lippmann) в Париже, где экономисты, социологи, журналисты и бизнесмены размышляли, как защитить глобальный капитализм от фашизма и социализма.
Этот момент во многом перекликается с настоящим. Европу одолевала разруха после Первой мировой. Десятилетие мягкой денежно-кредитной политики до 1929 года не смягчило назревающего политического и экономического раскола в обществе. Менялись как рынки труда, так и семейные ценности. Пандемия, инфляция, экономическая депрессия, дефляция и торговые войны привели континент к экономическому краху.
Неолибералы попытались решить эти проблемы, связав воедино глобальные рынки. Они верили, что если капитал и торговля будут связаны через ряд институтов, которые будут выше национальных государств, то мир с меньшей вероятностью погрузится в анархию.
Долгое время эта идея работала – отчасти потому, что равновесие между национальными интересами и мировой экономикой более-менее соблюдалось. Даже в эпоху Рейгана-Тэтчер в 1980-х еще не выветрилось убеждение, что глобальная торговля обязана служить национальным интересам. Тот же Рейган на президентском посту, может, и отстаивал свободную торговлю, но при этом вводил пошлины против Японии, а также поддерживал промышленность (как это делали и делают большинство азиатских и ряда европейских стран).
В США ситуация начала меняться при Клинтоне. Его администрация заключила серию сделок о свободной торговле, чьей кульминацией стало приглашение в 2001 году Китая во Всемирную торговую организацию, в надежде, что, богатея, он станет свободнее. Разумеется, этого не произошло. И вот, наконец, лидеры всего мира признают реальность проблемы «один мир, две системы».
Йеллен надеется, что в двухполюсной системе мы всё-таки не окажемся, особенно учитывая, как на неолиберализме наживается Китай. «Но появились настоящие проблемы, – признает она. – Китай во многом полагается на государственные предприятия и применяет методы, которые, как мне кажется, наносят несправедливый ущерб интересам нашей национальной безопасности». Многонациональные цепочки поставок эффективны и превосходно снижают издержки бизнеса, но оказались неустойчивыми, заметила она. По ее мнению, обе эти проблемы должны быть решены.
Сегодняшняя дилемма мало чем отличается от той, с которой столкнулись неолиберальные мыслители и авторы изначальной Бреттон-Вудской системы. Они начали не с политики невмешательства и предоставленных самим себе рынков, а с проблемы крайне человеческой – как склеить истерзанный войной мир, сплотить общество, сделать его безопаснее и гарантировать свободу и процветание. В одиночку рынки бы с этим не справились. Нужны были новые правила.
Сегодня мы снова оказались в той же ситуации. Я, например, считаю, что маятнику давно пора качнуться в другую сторону. Глобальный капитализм, особенно за последние 20 лет, в ряде национальных государств стал даже важнее внутренних проблем. Страны с разными политическими и экономическими системами и даже моральными устоями играют по разным правилам. Поэтому честные и свободные рынки начинают рушиться.
Процесс создания новой Бреттон-Вудской системы только начался. Неплохо будет начать с того, что за ценности хотят отстаивать либеральные демократии.