Второй концерт...

Перед самым дефолтом 1998 года в Тамбове должен был состояться концерт в рамках фестиваля, посвящённого очередному юбилею Сергея Васильевича Рахманинова. Меня пригласили помочь в администрировании. Просьба поучаствовать пришла от знакомой актрисы, а после неё позвонил главный по проведению программы и объяснил, что ему нужна поддержка и свой человек рядом для координации. Я согласился. Но уже на вокзале, увидев моего, пусть временного, но шефа, я оробел... Дело в том, что выглядел он, как какой-нибудь чемпион зарубежной лиги боёв без правил, росту под два метра; голова, как две мои, челюсть, будто чугунный утюг, вмонтированный в нижнюю часть головы. "Мама дорогая, какая дикая, бандитская рожа!"- изумился я...- Наверно коммерсант какой-то, и видимо к музыке отношения совсем не имеет". Однако, тембр голоса, мягкие интонации и речевые обороты, выдавали в нём человека, хоть и сурового, но пожелавшего вдруг примкнуть к сцене и даже преклоняющегося перед искусством и его служителями. Возраста он был примерно моего, или чуть старше, очень предупредителен и корректен... Одним словом, мы сошлись и поладили, будто давно знакомые товарищи. Все музыканты, а это был Российский национальный оркестр и сопровождающие, поехали в ночь поездом, чтобы утром прибыть, разместиться, отрепетировать, отдохнуть и затем уж вечером в концерт. Я помню сейчас самое главное и только то, что на меня произвело наибольшее впечатление, а потому, из всей программы фестиваля остался в памяти только Второй концерт для фортепиано с оркестром и солистом Николаем Петровым. Прибыли, поселились в гостинице рядом с залом филармонии и пошли на завтрак. Поели, и почти сразу дневная репетиция на сцене. Петров был несколько ворчлив и недоволен темпом, который оркестр никак не хотел поддерживать и тянул пианиста назад, не давая ему устремиться вперёд. Он останавливался, что-то объяснял, брал предусмотрительно положенный с края клавиатуры по правую руку белый платочек и смахивал им пот со лба. Напомню, что всё это происходило в трудные и смутные времена с нашим безобразным, вечно пьяным тогдашним президентом, хроническим безденежьем почти всего населения и бесконечными криминальными разборками. Условия жизни Тамбова и Москвы для основной массы людей, населяющих эти города, наверно мало чем отличались. Но мне тогда казалось, что в Тамбове должно быть ещё хуже, и жителям не то что не до Рахманинова, а вообще-то и до всей классической музыки дела никакого нет, тем более за деньги. Ну..., нагонят бесплатно солдат-срочников, наприглашают старичков из ветеранских организаций и центров социального обслуживания. Соберётся половина зала или чуть больше. Будут делать вид, что слушают и понимают, и...- давай, из чувства глубокого уважения хлопать между частями концерта, когда и хлопать то не предполагается... А потом, после приобщения к "высокому", разбредутся все: кто спать по казармам, а кто по домам - глазеть перед сном по телевизору какой-нибудь дурацкий сериал... Примерно так, ну..., или как-то, может чуть иначе, но в том же духе, рассуждал я... Мой скепсис был развеян за пару часов до начала концерта. Когда после первой репетиции все отобедали, и сильно за полдень вновь стали входить в филармонический дом, то из дверей кассы увидели стометровую очередь. Оркестранты прошли через служебный вход, а я в кассы - посмотреть, что это там такое и как? Очередь состояла в основном из среднего возраста мужчин. Одеты они были чрезвычайно торжественно: костюмы, белого цвета рубашки с повязанными галстуками и туфлями на ногах. Женщин было заметно меньше, видимо многие были освобождены от стояния в очереди на каблуках и в вечерних платьях, оставаясь до определённой поры дома. Это удивительно, но очередь была на бронь...! Оркестр снова расположился на сцене. Шёл короткий прогон перед концертом. Темп не держали, Петров опять был недоволен. Я недолго посидел в зале и вышел в кассы, теперь уже со стороны служебных помещений. И вот, находясь на ступеньках, и соответственно, чуть выше стоящих, я ещё раз взглянул на очередь. Она не двигалась. До начала продажи брони оставалось ещё минут тридцать. "Что-то не так",- подумал я, и почти сразу понял в чём дело... Почти на всех, стоявших в очереди мужчинах, как молодых, так и более возрастных, пиджаки и брюки болтались, будучи на размер - два больше... С рубашками была та же история: повязанные галстуки висели на тонких шеях, упираясь в застёгнутые верхние пуговицы. "Чёрт возьми, эту сволочную, мерзкую власть в нашей стране! Несчастный наш народ! Как можно было его довести до состояния выживания во все эти годы! И кто они такие - эти бездарные, но хитрые: рыжие, пьяные или болтливые твари, засевшие на самом верху, ничего не понимающие ни в литературе, ни в живописи, ни в музыке, ни в науке, ни в экономике, пустые и глупые даже в политике, в которой должны бы соображать! Откуда взялись в нашей стране эти скоты, радостно всех обобравшие и набившие свои карманы всем тем, что им не принадлежит и не могло принадлежать?! И когда всё это закончится?"- вот такие недобрые, если не сказать - злобные мысли посетили меня в кассах перед самым началом концерта. За кулисами стояли художественный руководитель филармонии, директор и мой шеф. Я примкнул и услышал следующее:- Надо же такое! На Пугачёву пришло ползала, на Распутину - треть, а на сегодня - всё продали ещё неделю назад,- говорил, приятно удивленный директор.- Там большая очередь за бронью, аж на улицу. Наверно всем билетов не хватит?- спросил я.- Знаю,- ответил директор, - всех запустим, сядут в проходах. В зале, тысячи на полторы мест, работали кондиционеры, но было всё равно жарко. Договорились, что их отключат перед самым началом, ведь концерт в "живой" акустике и без усилительной аппаратуры. Минут за десять до начала, мы (администрация) сели приблизительно в десятом литерном ряду, левее от центра и ближе к одной из входных дверей. Рядом расположился всё тот же мой непосредственный руководитель с угрюмым и безжалостным выражением лица. Зал заполнился битком, и более того, зрители сидели в проходах и стояли по стенам. Всё выглядело не только чрезвычайно торжественно, но и даже грандиозно, будто, что-то готовилось из ряда вон выходящее с громом и молниями. Под аплодисменты в смокингах вышел оркестр и стал подстраивать инструменты. Михаил Плетнёв не приехал, и дирижировал кто-то другой. Кто это был, к сожалению сейчас уже не вспомню. На сцену с краю вышла ведущая и без микрофона объявила о фестивале и Втором концерте для фортепьяно с оркестром С.В. Рахманинова, представив оркестр, дирижёра и солиста. К роялю очень конкретно и как-то по деловому, вызвав овацию, прошёл Николай Петров и поклонился. Не помню никаких речей перед началом. Перед глазами только огромный портрет Сергея Рахманинова на заднем плане сцены, с его размашистой росписью и годами жизни, оркестр, дирижёр и Николай Петров, со своим белым платочком справа от клавиатуры. В какой момент отключили кондиционеры, я не заметил. Но вдруг образовалась тишина и тишина такая, что назвать её мёртвой или звенящей, значит не передать ничего. Это была тишина со знаком минус, будто вы поглядели в пропасть и она туда потянула, и надо прыгать... Откуда возникло такое ощущение - не знаю, но оно случилось вероятно у всех. Последовали первые аккорды фортепьяно. Во Втором концерте начинает и задаёт темп пианист. Оркестр должен влиться следом за ним, и далее вместе, как в дуэте их воля переплетена и неразрывна. А дальше его (оркестра) воля переплетена с волей солиста. Иначе крах! И тут я слышу, как Петров взял темп гораздо быстрее, нежели на репетициях, где оркестр и так-то не поспевал. Торжественность от происходящего переросла в тревожное ожидание чего-то неминуемого, но того, чего все впрочем, будто ждали и предчувствовали. У оркестрантов заметно встревожились лица и возникли какие-то мобилизационные телодвижения. Они-то яснее всех ощущали тяжесть ответственности, которую на них возложил гениальный солист. Он же, летел как паровоз, у которого впереди только рельсы, и уж никуда съехать невозможно. По этим рельсам Петров дерзко предложил мчаться и музыкантам всего оркестра. И они помчались... И не подвели... И приобщились через Петрова к Рахманинову. И весь зал окунулся в эту бездну, каждый, забыв себя совершенно! Через несколько тактов первой части наступило время основной темы концерта, которая явно проявляется в нём дважды. Она и без того, будучи напряжённой и драматичной, разжимается, как пружина с огромной потенцией и силой, а тут ещё и такой темп... Про мурашки по коже, о которых обычно рассказывают благодарные зрители, я даже и не упоминаю, они с первого аккорда не покидали меня и беспрерывно будоражили и даже терзали. Вдруг сосед слева, всё тот же суровый московский товарищ, поворачивает в мою сторону голову и говорит: "Мне плохо... Я сейчас умру...",- и начинает сползать с кресла на пол в проход. Под носом у него даже в полумраке я внятно разглядел белый обморочный треугольник и капельки пота по всему лицу. Мы все, кто сидел к нему ближе, повскакивали, и давай его тащить за руки и за ноги к дверям и в фойе. Надо же ещё и не шуметь... А в нём центнера полтора! Выволокли... Он странным образом почти сразу пришел в себя и очнулся. Посадили его на стульчик, оставили под присмотром дежурной старушки, а сами пошли снова в зал на свои места слушать. Закончилась первая часть. Зрители в теме и не хлопают - это совсем хорошо. Пауза. Дверь открывается, и тихонечко в зал входит оклемавшийся мой сосед. Садится снова рядом со мной. Вторая часть у Рахманинова лирическая... Мы сидим, блаженствуем и медитируем в гармониях и мелодиях Сергея Васильевича. Я иногда посматриваю налево - как он там, мой друг? А он, вроде нормально,- сидит и слушает себе в удовольствие... И тут без перерыва (так у композитора) начинается третья часть. Петров темп не снижает, знай себе, только платочком пот смахивает в паузах. У меня опять засосало под ложечкой и появилось тревожное предчувствие. Слышу, второй раз основная тема пошла и тот же пружинный ритм. В зале, снова будто мышцы у всех зрителей разом напряглись и застыли. Ну и тело соседа опять поползло с кресла на пол... Белый треугольник, пот на лице, и схожая с прежней, голосом умирающего лебедя, фраза: "Я опять подыхаю..." Дружно встали, вытащили, посадили на стул, позвали бабушку, пошли дослушивать. Овациям не было конца! Петров улыбался и был, очевидно, доволен. Музыканты едва стояли, как после марафона, который им пришлось пробежать со спринтерской скоростью. У всех и для всех случился большой праздник. Такого блестящего исполнения я больше никогда не слышал. А таких благодарных, грамотных и понимающих зрителей, да ещё и в таком количестве, никогда не видел. И ещё в очередной раз убедился я, как обманчива бывает внешность человека, и какое несоответствие иногда являет она с мягким и чувствительным нутром его... Тогда же в 98-м году, приехав в Москву, рассказал я эту историю одному своему знакомому музыканту, который покончил с музыкой и занимался исключительно бизнесом. Тот рассмеялся и говорит: "Да, уж! Выходит, чуть не "ушатал" Сергей Васильевич твоего бандоса..." По прибытии в Москву, мой тамбовский временный начальник уже совсем не казался столь грозным. Он очень переживал за случившееся и всю обратную дорогу в поезде рассказывал мне о себе и даже признался, что это его второй такой печальный опыт. Оказывается, некоторое время назад он уже бу́хался в обморок при схожих обстоятельствах и тоже на Втором концерте Рахманинова. Оркестр был другой, пианист тоже другой, ну и зал в другом городе. А результат тот же... "Знать в композиторе дело...", - подумал я. Но вот, совсем недавно в Москве, в Большом зале консерватории играл молодой пианист -" новая восходящая звезда и громадный талант" (как мне его рекомендовали), а с ним известный оркестр. Заиграли... Всё тот же Второй концерт. Но что-то пошло не так... Как сразу развалилось, так уж больше и не собралось... Отдельные, разрозненные музыкальные куски, я бы даже сказал - осколки. Рахманинова там не было вовсе: Николай Петров умер, а оркестру, очевидно, было всё равно. Не то что в обморок никто не хотел падать, но и просто досидеть до конца было трудно.И грустно... Наверно, всё вместе должно сложиться: и пианист, и оркестр, и дирижёр, и композитор, и слушатель должен быть эмоционально отзывчивый. Но без фанатизма, конечно... © А.Е. Тулупов 27 марта 2022 г.