А потом произошло главное, можно даже сказать «знаковое» событие, окончательно расчертившее нашу смену на «до» и «после». Один мальчик, дай ему бог здоровья, заболел корью, а может быть — краснухой, и весь наш отряд во избежание и в целях профилактики переселили в «карантин»…
«Карантин» в нашем случае являлся огороженным пространством где-то на самом краю «территории», и проживали мы теперь не всем скопом, а автономно, в строительных вагончиках на две комнатушки по четыре человека в каждой. С персональным, между прочим, ватерклозетом. Нудные общелагерные мероприятия типа утренних и вечерних «линеек», физзарядок и прочего были для нас отменены, столовались мы теперь после всех остальных, поднимались утром не по горну, а исключительно по желанию и настроению — в общем, наступил натуральный рай на земле! Разумеется, все с удовольствием предались своим излюбленным формам проведения свободного времени, благо было теперь его хоть отбавляй.
Например, пионеру Виктору Мальцеву, записанному в кружок авиамоделирования, руководитель кружка лично доставил несколько сборных моделей на выбор. После чего рукастый Виктор, немного покумекав и слив детали в одну, явил нам хоть и абсолютно социалистически некорректный, но великолепно исполненный макет истребителя «Мессершмитт Bf.109». Пионер Макаров провернул удачную сделку с охранявшими наш лагерь солдатиками внутренних войск, обменяв им щедрую родительскую посылку, — и теперь после приема пищи, практически не таясь, покуривал в беседке овальные папиросы «Полет». Пионер Алексей Кузнецов с пионеркой Анной Козловой в своих отношениях дошли до того, что… впрочем, докладам Алексея мы не доверяли полностью, так как уроки общения с Фиолетовым явно не прошли для него даром. Сам Фиолетов тоже был в ударе: ночные истории его раз от раза леденили кровь все сильнее, мы с ужасом прислушивались к звукам, доносившимся из индивидуальной канализации вагончика, и… в общем, повторюсь, но туалет рядом был очень и очень к месту. И так далее.
А самое главное — теперь-то вожатому Володе уже никак было не отвертеться от своих обещаний касательно «каратэ». Времени было предостаточно, начальство к нам заглядывало редко, а и правду сказать — вообще не заглядывало, если не считать дежурной врачихи, навещавшей нас по утрам с целью поиска сыпи на «прессе»… но сыпи не было, потому что «пресс» мы качали регулярно, понимая, насколько значим «пресс» для каратиста. Посреди «карантина» имелась даже подходящая гладкая площадка размером как раз с хорошее «татами». И однажды…
— Хорошо, — сказал Володя, — завтра. После завтрака отдохнете, чтобы пища улеглась, — и начнем.
— Завтра! — хором закричали мы. — Завтра! И тут же принялись с удвоенной энергией «набивать» костяшки пальцев о бетонную и асфальтовую поверхность. Даже пионер Макаров по такому случаю выбросил бычок и пообещал никогда больше не возвращаться к этой вредной привычке. Завтра…
Вечером мы идеально провели «отбой» и улеглись ровно в десять часов, дабы ничем не расстроить нашего грядущего сенсэя и не дать ему ни единого шанса придраться и под надуманным предлогом отменить Первую тренировку. После чего Фиолетов веско сказал:
— Ладно, хватит разговоров. Пора «вызывать». Я у баб и зеркало уже взял… (Ха-ха… «бабы»… десятилетние… смешно теперь и сказать! — Прим. авт. )
И в чем-то Александр был, безусловно, прав. Уснуть сразу в такой момент и впрямь было бы проблематично.
Знаете, что такое «вызывать»? Нет? Эх, чувствуется — не бывали вы в лагере…
«Вызывать» — это, собственно, и означает «вызывать». Это переход от потусторонней теории к реальной практике. От пустых, хотя и занятных, рассказов про духов, цыганок, летающие гробы и оживших покойников — к непосредственному, взаимообогащающему общению с ними. Выяснению тайн и загадок Прошлого и Будущего. Ну и предсказанию Судьбы, конечно. Куда же без нее.
После короткого совещания на ерунду решили не размениваться и вызывать сразу «Черную Руку». Страшнее нее все равно ничего не было. Дождавшись, пока июньская ночь полностью вступит в свои права, Фиолетов прокрался в свободный угол вагончика и каким-то особым, одному ему известным образом установил там зеркальце и пустой башмак. После чего завывающим голосом трижды прогудел: «Черная Рука, появись!!!»
Пионеров Кузнецова, Макарова и октябренка Лебедева тут же повлекло до свежего воздуха от ужаса, но виду они не показали, только клацнули в темноте чьи-то зубы. Резкий луч белого света внезапно прочертил комнату — это вышла из-за тучи полная луна. Зубы клацнули вторично, и потянуло сыростью — возможно, замогильной, но возможно, и естественного происхождения. Пронзительно каркнула ворона, а потом где-то совсем рядом дурным голосом проорала птица выпь, после чего зубы клацали уже не переставая…
Стоит ли и говорить, что Черная Рука не заставила себя ждать. Сначала из зеркала неуверенно потянулся один палец, затем второй, и наконец вылезла полноценная кисть в черной перчатке. Вслед за кистью показался рукав, и вся конечность начала стремительно увеличиваться в размерах. Довольно быстро Чёрная Рука достигла полутора метров в длину, и пальцы ее начали зловеще шевелиться, словно осваиваясь в пространстве. Наконец Рука выбрала себе жертву, и щупальце ее, медленно поплыв в воздухе, устремилось к горлу вызывающего пионера Фиолетова, как оно изначально им же и предсказывалось…
«ААААААААААААА!!!» С ужасными воплями мы, как были в трусах и майках, молотя пятками по бетонной дорожке, устремились к вожатскому вагончику. Полагаю, результат, который мы показали на этой импровизированной двухсотметровке, сделал бы честь и гораздо более старшей возрастной группе. А показав и взлетев на крыльцо, принялись отчаянно колотить в дверь во все восемь кулачков. «Аааааааааа!!! Володя! Володенька, открой!!! Там — Рука…»
Дверь открылась не сразу. Прошло еще несколько мучительных секунд, за которые Черная Рука успела настичь нас и практически удушить Фиолетова, тот уже извивался и предсмертно захрипел. Наконец дверь распахнулась, и на пороге показался Володя, который… ну, надо же понимать, что не одни мы пользовались отсутствием Руководства… взрослым тоже ведь надо отдохнуть… Причем, судя по одной уже опустевшей и одной едва только початой бутылке красного, томный, романтический вечер был как раз в самом разгаре… В общем, на пороге показался Володя в надетых карманом наперед профильных динамовских штанах.
— Володя… спаси… Рука… — из последних сил выдохнули мы.
— Какая еще нахер «Рука»??? Вы что, осатанели совсем???!!! Я вам сейчас дам такую «руку» — своих больше не увидите…
И вожатая Оля, завернутая в простыню, из-за мощной Володиной спины выразительно покрутила нам наманикюренным пальчиком у виска, а потом постучала кулачком по накрученной по случаю свиданки на бигуди изящной головке…
Но что характерно — зла на нас Володя не затаил. И первая тренировка на следующий день все-таки состоялась. И участвовали в ней именно что мы четверо. Начали с основного для каратиста — с правильной «стойки». Ноги на ширине плеч, руки вытянуты вперед, дыхание размеренное, в руках подушка, последний пункт — обязательно. И руки не опускать. Сколько так сможете простоять — пять минут, десять? Этого мало. Нужно стоять столько, сколько скажет сенсэй, никак не меньше… И — блок. Хотя есть удары, против которых никакой «блок» не поможет. Вот, например, уверен, что против удара «мощный Володин поджопник» — никто не найдет защиты. Даже знаменитый Ояма!..
А потом…
В тихий час Фиолетов провозгласил следующее: «Смотрели с братом тогда кино про индейцев… Да не по телику, какой телик! По телику только две серии показывали, а всего их двадцать, и у меня все есть. Даже двадцать пять. По видаку, конечно, какой телевизор! Брат из Афгана привез, трофейный. “Панасоник”!!! Там и про Чингачгука, и про Вождь Белое перо, Ястребиный коготь, Вороненый глаз, Кровавое яйцо… как они с ковбоями сражались. Какая тебе “книжка”, какой еще Филимон Купер (это уже мне. — Прим. авт.) — говорю же, по видаку! Ты видак вообще видел когда-нибудь, понимаешь, о чем я говорю?..»
И в тот же миг — каратэ было забыто (а затем и снова запрещено. Не исключаю, что и из-за нас в том числе). А мы, взяв себе звучные имена из озвученного Фиолетовым списка, яростно включились в борьбу с ненавистными ковбоями. За свободу и независимость нашего гордого индейского племени.
…Я сидел в засаде, поджидая ковбойский разъезд. Все было наготове: лассо, лук со стрелами, бумеранг и верный нож. От схватки и неминуемого поражения ковбоев не могло спасти ничто, а в крайнем случае я всегда был готов секретным курлыканьем вызвать подкрепление. А вот, кстати, и они — движутся с той стороны забора. Странно, но лица их кого-то мне смутно напоминают… но никак не могу сообразить, кого именно… где-то я их определенно встречал, не может же мне так казаться…
— Сынок, ты что, нас совсем не узнаешь?! — горестно всплеснула руками мать, когда я нехотя выбрался из приготовленного с таким тщанием укрытия и бочком, своротив морду слегка наискось, приблизился к предкам. А потом, произведя визуальный осмотр, продолжила причитания: — А почему же ты в такую жару в джинсах и в рубашке с длинным рукавом?! А кеды почему на ногах — ты что, сандалики потерял?! И зубы черные… ты сколько их не чистил: неделю, две? А почему…
— Да он тут совсем одичал, я смотрю! — весело сказал отец. — Во, и не разговаривает почти… отвык, что ли?
Нет, а что я мог ответить? Что настоящие индейцы исповедуют в одежде именно такой стиль: джинсы, клетчатая рубашка, но не застегнутая, а завязанная узлом на пупке, и уж конечно — никаких «сандаликов»? А что до зубов, то не будешь же с собой в «секрет» брать щетку, тем более что и пасты-то нет, моей пастой ночью Алексей Кузнецов измазал коварно изменившую ему Анну… Нет, в самом деле — что? Мать этот эпизод тоже любит мне припомнить, но я считаю, что правда на моей стороне. Обещали, что «отдохнешь, подружишься с ребятами, наберешься сил…» — так и вышло: и отдохнул, и подружился. И, что характерно, набрался…
И только в электричке, слегка отойдя и отмякнув, я тихо спросил отца:
— Пап, а как ты считаешь: если Чингачгук будет с копьем, а Ояма просто так, безо всего, то кто победит?