Среди православных консерваторов принято настороженно относиться к «восьмому марта». И для того есть немало веских причин. Однако...
Напомним, что придуманный коммунистками Розой и Кларой день международной солидарности трудящихся женщин приходился в царской России на 23 февраля. Именно в этот день в 1917 году в Петрограде начались «праздничные» шествия работниц, которые переросли в массовые беспорядки и военный мятеж, обернувшиеся крушением русской монархии и многими годами кровавой смуты.
Да и если говорить о последующей истории, этот праздник слишком пропах кумачом, сочетанием мимоз и салата «Мимоза» и «постановлениями ЦК КПСС, Совета Министров СССР и ВЦСПС» (кто-то еще помнит, что такое ВЦСПС?)
Поэтому не удивительно, что девушки, поющие в церковном хоре, порой недели за две до даты начинают предупреждать: С богопротивным восьмым марта меня не поздравлять! И у них есть свой резон.
Но всё-таки я позволю себе сказать в защиту этого праздника несколько слов, так как времена изменились и сегодня нам как никогда нужен Женский день – хороший ли, плохой ли, с красной историей или с белой – главное, чтобы действительно женский.
В наши дни простое напоминание о том, что мужчина есть мужчина, а женщина есть женщина, что последняя нуждается в особом внимании и уважении, которое в европейской культуре связывалось с рыцарственным к ней отношением, необычайно важно. Потому что если таких напоминаний не делать, то через короткий срок мы будем охвачены в лучшем случае meetoo и феминитивами всевозможных авторок и профурсеток, а в худшем – чем-нибудь вроде такого:
Семья из штата Флорида до сих пор не определилась с полом своего 11-месячного ребёнка, которого назвали Спэрроу. Говоря о малыше, родители, один из которых трансгендер, не используют местоимения «он» или «она», используя вместо этого местоимение среднего рода. От окружающих тщательно скрывают биологический пол младенца — дескать, вырастет и сам решит, кем ему быть.
Хорош ли, плох ли именно восьмой день марта в качестве Женского дня – он уже стал привычным для подавляющего большинства женщин, давно лишился какой-либо идеологической нагрузки, а главное – он был придуман ещё тогда, когда отличие женщины от мужчины не подвергалось сомнению и вопрос стоял о том, имеет ли женщина те же политические и, что ещё более существенно, экономические права, что и мужчина.
У изобретательницы «8 марта», Розы Люксембург, знаменитого марксистского теоретика-экономиста, нет ни одной работы, которую можно было бы назвать феминистской, да и сама она была, насколько это было возможно в революционной среде той эпохи, вполне традиционна – её связывал многолетний, хотя и несчастливо закончившийся роман с сыном старшей подруги – Клары Цеткин.
Обе марксистские дамы полагали, что трудящиеся женщины, вовлечённые в индустриальное производство, должны получать ту же зарплату и иметь те же права, что и мужчины, а плюс к этому – ещё и особые права, связанные с тем, что они – матери и домохозяйки, что, в частности, предполагало сокращённый рабочий день, освобождение от вредных производств... Иными словами, «8 марта» возник как день борьбы трудящейся женщины за отношение к себе как к женщине, а не как к дешёвому товару на рынке труда.
Разумеется, такое рыночное равноправие не было единственным решением женского экономического вопроса. Противоположную программу тогда продвигали консервативные профсоюзные лидеры, оппоненты марксистов – они выступали за достойную оплату труда для мужчины, которая позволила бы его жене вовсе не работать, посвятив себя семье. А вхождение женщин на трудовой рынок и уравнивание их в правах с мужчинами привело к тому, что мужская оплата сократилась пропорционально росту женской.
Трудно сказать, какая модель победила бы, если бы не две мировые войны, когда мужчины ушли на фронт и огромная их часть погибла, а их место у станка заняли и у нас, и на Западе женщины. Мировая экономика попросту подсела на женский труд, как на наркотик, а из целого ряда профессий (преподавание, массовая медицина, работа клерков) мужчины были вытеснены практически полностью. Этот исторический поворот дал женщинам преимущества в защите своих прав, в законодательство всех развитых стран были включены гарантии для женского труда. Но вместе с тем настоящего равноправия на трудовом рынке женщинам так никогда достичь и не удалось – в любой, даже самой феминизированной стране мира средние зарплаты женщин отстают от мужских. Это касается даже помешанных на социальном равенстве скандинавских стран.
И вот тогда-то произошла поразительная подмена. На смену традиционному марксизму, в рамках которого возник день «8 марта», в ходе которого трудящиеся женщины боролись с «капиталистами» за лучшие условия труда (не везде эта борьба была, разумеется, революционной – чаще всего это были баталии на профсоюзном поле), пришёл так называемый культурный марксизм, который предлагал женщинам развернуть классовую борьбу против подлинных угнетателей… то есть мужчин. Так сказать, пересесть с иглы борьбы за экономические права «на мужское лицо», как гласила наделавшая столько шума три года назад позорная реклама Reebok.
Для чего это нужно радикальным идеологам – вполне понятно.
Любая нормальная семья из мужчины, женщины и детей рано или поздно приобретает черты патриархальности: старшие контролируют младших, отец отвечает за благополучие и защиту, мать – за уют и воспроизводство жизни. А раз семья по своей природе патриархальна, значит, и составленное из семей общество тоже приобретет рано или поздно патриархальные черты. Поэтому «культурный марксизм» и стремится уничтожить семью любой ценой. Но есть своя выгода и у более практичных людей. Занятая «классовой войной» с мужчиной женщина не занята защитой своих экономических прав в кругу тех, от кого действительно зависят ее доходы, да и к тому же одинокая и атомизированная женщина на рынке труда слабее, а не сильнее той, у которой за спиной муж, дом, доход и которая может «переждать» и добиться благоприятных условий.
Теперешняя феминизированная активистка получает всё такую же урезанную, по сравнению с мужской, зарплату, загнана во все то же карьерное «гетто», но зато получила право сама платить за себя в ресторане, сыпать феминитивами что матерком, всякому, кто решится открыть перед нею дверь, – заезжать по физиономии этой дверью и талдычить об угнетенном положении женщины по сравнению с «цисгендерными мужскими дискриминирующими животьными».
Стали ли женщины в результате богаче и счастливей? Однозначно – нет. Напротив, отвлёкшись от борьбы за свои существенные права и переключившись на феминитивы, женщины подорвали своё благосостояние сразу в двух отношениях: не добившись реального экономического равенства, они разрушают ту атмосферу сотрудничества и взаимной поддержки с мужчинами, высшим выражением которой является брак – и без которой невозможно вообще никакое благополучие.
Достигается это торжество феминизма, по сути, коллективным психологическим террором. Женщин буквально запугивают для того, чтобы они не смели думать и тем более вести себя не как феминистки. Современный Запад вообще всё более анекдотично становится похож на коммунистический СССР. Обязательное хождение на прогрессивные демонстрации, уродливые и агрессивные комиссарши в «тужурках». Политкорректная массовая культура начинает напоминать самый кондовый социалистический реализм с ходульным сюжетом, одухотворёнными лицами пролетариев/феминисток/геев/расовых меньшинств и отвратительными буржуями/расистами/гомофобами/сексистами, которым гореть в аду.
Интервью не только о войне, но и о феменизме, сексизме и всем таком прочем.
И в этой атмосфере праздник «8 марта» остаётся поразительным напоминанием совсем о другой эпохе, когда женщины боролись не с мужчинами, а с предпринимателями, не за право «пересесть на лицо», а за достойные условия труда. И ещё более выразительно «8 марта» напоминает о том, как быстро из этого дня выветрилась вся красная идеологическая шелуха, как скоро он стал именно днём красивой, любимой и любящей женщины, как много в нём вот уже какое десятилетие от «дня матери» и насколько это, в сущности, семейный праздник.
В «8 марта» наглядно осуществился реванш той счастливой патриархальности, с которой пытались и пытаются покончить боевые отряды феминисток.
Для человека, к примеру, моего поколения отделить женский день от дня семьи попросту невозможно. А главное – не нужно. Если живое и подлинное начало проросло сквозь кумачовую шелуху, то не стоит его вырубать потому, что оно выросло «не на своём месте».
Отныне «8 марта» – это день женщины уважаемой, любимой и оберегаемой мужчиной, день любящей матери и любимой жены. А носители тысяча триста восемнадцатого пола пусть найдут себе другой день для праздника. Например, 30 февраля. Будем их поздравлять к этой дате.