Збруева со страхом смотрела на лицо своего непрошенного гостя, которое что-то жевало, морщилось, и произносило какие-то странные междометия и звукосочетания похожие на слова, даже говорило утробным чревовещательным голосом. Глаза на лице вращались и смотрели независимо друг от друга, будто каждый глаз видел что-то своё, до боли родное и знакомое. «Неужели на него так подействовали мои чародейские чары? – с волнением думала Алевтина. – А я ведь только бровью повела, а что бы было, если б я ещё и ножкой топнула? Кошмар!»
- Э-э-э, да приди же ты в себя, защитник правосудия! Беда стряслась! Бандиты на продавщицу напали! Э-э-э!
«Может, на него самогонка так подействовала? Ну, я-то пью и ничё… Ничё мне. Ай, да ничё, ничё, ничё!».
Алевтина скинула с себя халат и, приблизившись к зеркалу, продолжила прерванное час назад взбивание грудей. Из этих самых грудей вырвалось наружу:
Мягкия, пуховыя
Сисички её,
Сладкия, мядовыя
Губочки её!
- Фу-у-у, мылася она, бяли… ну, бялилася, - затянула, было, Алевтина, потом устало опустилась на пол и уныло продолжила:
Ой, набелёмши-то, девочка, вы го…
Девочка, она вы город пошла,
Девочка, она вы го… вы город пошла.
Ой, насустречу ей мальчишечка ма…
Мальчишечка, то-то, маленький,
Беленький, то-то кудря… вот, кудрявенький.
Ой, да начал её он, девочку, спра…
Он девочку начал спрашивать,
Из ума её выве… ну, выведывать:
«Ай, из которого ты, девочка, ху…
С которого, девка, с хутора,
С которого жа ты ху… ёй, ты с хутора?»
Напевная, но надрывно тоскливая мелодия разливалась по всем страстным закоулкам Алевтининового дома. Сама она сидела патлатая и голая на полу и, сведя глаза к переносице, раскачиваясь из стороны в сторону, пела каким-то не своим, совсем чужеродным ей голосом, словно отпевая в церкви покойника:
«Ой, я сы хутора, хутора Сисько…
С хутора была Сиськовского,
Станицы была Слащё… ну, да Слащёвско-ёй!»
На отражение женщины в зеркале, смотрели два огромных миндалевидных зелёных глаза.
«Ой, насустречу ей мальчишечка ма…
Мальчишечка, то-то, маленький,
Беленький, то-то кудря… вот, кудрявенький».
Белая шарообразная голова на тонкой шее поворачивалась вместе с туловищем, а маленький безгубый рот был плотно закрыт, образуя скрытую непотребную расщелину. Два отверстия на месте переносицы образовывали дыхательную систему. От всего этого необычного живого существа исходили едва заметное голубое свечение и просто неземные флюиды жути. Жуть наводили неморгающие изогнутые кверху веки, какие бывают только у жаб и питонов. Существо располагалось за спиной у Алевтины, поэтому странно, что Алевтина смотрела в зеркало и не видела ничего, кроме…
- Я же тебе говорила, любушка мой, придут они, окаянные, постреляют всех, кто им поперёк скажет. Отсидись ты у меня в погребе, хошь мочёных яблочек поешь, хошь грушёвого взвара испей. - Её рука с проникновенной нежностью гладила раскудрявую голову молодого офицера. - А англичанин-то ваш найдётся, его Дунька надысь видела пьяным в доску. Она его, небось, и напоила. Усищи – во какие! А лопочет так смешно, «р» говорит так, будто ему язык подрезали. Ну, останься хучь на чуток, а?…
- Да не могу я, Аля. Служба, долг. Тебе известны эти понятия или нет? А насчёт англичанина…. Что же ты раньше-то молчала?
- Боялась, что спохватите его и только вас и видели.
Офицер резко поднялся и, одёрнув китель и поправив шашку, подался к выходу.