Скотопригоньевская «фронда»
Сейчас мы должны оставить на время нашего главного героя, прервавшись на описание события без его участия. Забегая вперед, скажу, что подобные перебивы нам еще придется проделывать не раз, пытаясь поспеть за событиями этой безумной субботы. Она и сейчас осталась у меня в памяти как какой-то невозможный калейдоскоп, который я с трудом могу разбить по отдельным сценам и эпизодам. И как в детском калейдоскопном кружале, где меняются картинки одна за одной, очень трудно запомнить, что из какой вытекает, так и в моей памяти события этой субботы остались каким-то хаотичным, с большим трудом поддающимся какой-либо классификации нагромождением.
Я уже, кажется, упоминал о том, что в обед у старшего чиновника нашего паспортного стола Сайталова Кима Викторовича был назначен сбор всех наших скотопригоньевских либералов на так называемую «костюмированную ажитацию» (по другим источникам – «судебную ажитацию»). Что касается причин присутствия наших революционеров на этом либеральном мероприятии, то оно связано с тем, что на этом обеде и «ажитации» будет Ракитин, за которым установилась постоянная слежка. Поскольку Муссялович по понятным причинам там присутствовать не мог, эта функция на время обеда переходила к Смурову, приглашенному на обед в качестве приятеля Сайталова. Но нас это собрание будет интересовать и само по себе как некий фокус, в котором весь цвет нашей либеральной публики будет собран и представлен, так сказать, во всей своей красе. И не последние же люди это. И ведь, кажется, много добра делали или еще собирались сделать для формирования нашего общественного мнения – они как бы задавали некую политическую и даже нравственную «моду», за которой многие старались угнаться, и воплощали в себе тот «общественный прогресс», без которого, по их мнению, ни одно общество не может нормально развиваться. А уж тем более Россия, с ее «дремучей отсталостью», ее «вековыми предрассудками» и «роковой неразвитостью» (специально привожу их любимые «словечки»). Не знаю, меня не оставляет убеждение, что во всех трагедиях, потрясших наш когда-то тихий и патриархальный городок, есть немалая вины и этих людей, всегда ставивших себе в заслугу свою «вечную оппозиционность», как будто такая позиция сама по себе уже и есть безусловное и неоспоримое благо.
Кстати, сама эта оппозиционность к рассматриваемому моменту уже имела некую историю и связана с главной фигурой наших скотопригоньевских либералов – Кимом Викторовичем Сайталовым. Он появился в нашем городе года четыре назад и по весьма туманным и не до конца выясненным причинам. По одним источникам – был отставлен со службы и выслан из Москвы (что он там какое-то время проживал – факт, имеющий подтверждение). То есть уже там проявлял свою оппозицию и «боролся с режимом» - разумеется, эта версия была, так сказать, «официальной». Но ходили слухи, что не все чисто было и в плане материальном: попросту – проворовался... Но это могли быть и просто «злые языки», поэтому ничего не будем утверждать окончательно. Была и еще одна версия – любовная, связанная с каким-то скандальным разводом (а Ким Викторович был в настоящее время неженат и, кажется, бездетен) – однако об этом у меня совсем нет никаких сведений. Но как бы том ни было – с появлением в нашем городе Кима Викторовича наши либералы получили своего признанного главу, а «либеральное движение» (я бы точнее сказал – «брожение»), было поднято на надлежащую высоту. Не будем касаться всех его ступенек и этапов, упомяну лишь об одном – как наиболее характерном, касающемся наших героев, к тому же завершившимся совсем недавно полной победой либералов. Речь идет о кресте над могилой Смердякова. Помните? Его похоронили в самой дальней части нашего городского кладбища, что примыкала вплотную к монастырской стене и, разумеется, как над самоубийцей, креста не поставили. Казалось бы: какое отношение к Сайталову мог иметь Смердяков, но его судьба – и уже посмертная судьба – почему-то очень заинтересовала Кима Викторовича, и он начал «борьбу» за «восстановление справедливости» - борьбу, завершившуюся полным успехом и окончательно утвердившую Сайталова главой либерального движения.
А ведь поначалу казалось, что нет у него никаких шансов! Да и откуда – какие у него могли быть аргументы, вопрос сей касался некоим образом религии, в соблюдении обычаев которой наша Церковь, как думалось, всегда стояла на непоколебимой страже. Но нет – ничего не вечно под луной… (Кстати, одно из любимых выраженьиц Сайталова!) Ким Викторович как опытный психолог начал с формирования общественного мнения и вербовки сторонников. Главный его тезис был – «восстановить справедливость». А кто же у нас против справедливости? Разумеется, все – за! А кто против несправедливости? Все – против! Только надо было открыть глаза на эту несправедливость и доказать, что эта несправедливость есть «несправедливость несправедливейшая» (еще одно выраженьице!). Чем Ким Викторович занимался, и преуспел в конце концов. Он говорил об этом во всех гостиных, куда был вхож, был дважды на приеме у городского главы, имел несколько раз беседы с Владыкой, провел даже «митинг» у могилы Смердякова… Вода, как известно, камень точит. Вот и «заточила». И ведь аргументации Сайталова, наверно, мог бы позавидовать и сам Смердяков. Главный логический ход был следующий. Самоубийство невозможно без аффекта. Кто в здравом уме решится на такой шаг? Никто. Значит, Смердяков повредился в уме под влиянием этого аффекта… Тут, казалось бы и есть зацепка! Если повредился – значит, неподсуден и следовательно невиновен… Но логика Кима Викторовича была тоньше. Он смог доказать отсутствие не только юридической вины, но даже и духовной вины – ибо только это могло окончательно повернуть вопрос наоборот, как бы «перевернуть» его. Повреждение ума во время аффекта, оказывается, связано с блокировкой и отключением на время этого аффекта совести. Ибо совесть, в конечном счете, и удерживает человека от совершения греховных поступков, каковым несомненно и является самоубийство. Итак, совесть была блокирована, «впала в паралич» (тоже из словесного арсенала Кима Викторовича), потому Смердяков и совершил эту роковую для него «ошибку». Отсюда и вытекает главный вывод: разве мы обвиняем физических больных, что они впали в паралич и не могут совершать обычных движений? И в голову не придет. Так почему же мы обвиняем впавших в духовный паралич несчастных!?.. Ведь совесть-то у человека не работала – была в параличе. Так какое право мы имеем судить человека по закону совести? По тем духовным законам, определяемым верой, если он не мог их соблюдать по определению? Почему казним их не только в общественном мнении, не только запрещаем публично молиться за них, но и еще лишаем такого «мизерного» посмертного утешения – как простой крест на могиле? Значит, за минутный и вполне могущий быть оправданным «духовный паралич совести» человек осуждается снятием звания христианина в самой жестокой и бесчеловечной форме, как бы причисляется к скотам, ибо хоронится по их подобию? Так все это выходит?.. Неужели это не «несправедливайшая несправедливость» изо всех возможных несправедливостей!?.. Но и это еще не все. Смущенным этой аргументацией Сайталов приводил еще один «убийственный» в почти прямом смысле слова довод. Если даже допустить, что Смердяков совершил «смертельный грех» (это только, если допустить!), то неужели же смерть не есть «полная расплата» за этот грех? А выходит, что она – какая-то «неполная расплата», ибо человек должен казниться и дальше. Причем, уже в вечности, наступившей для него. Казниться, самой, может быть, жестокой формой человеческого осуждения – полным забвением, как бы окончательным «стиранием» с лица земли. Ибо отсутствие креста на могиле – и есть это «стирание». (Сколько будет заметна могила без креста – пять, десять лет?) Значит, всякого рода убийцы, зарезавшие может быть, десятки людей, и детей – не «стираются», а человек, забравший только одну жизнь, да и то – только у себя – наказывается таким образом. Где же здесь элементарная логика? Где же здесь элементарная справедливость? Разве это вновь не «несправедливейшая несправедливость» из всех возможных?
- Эдак и Иуду оправдать можно? – изрек как-то владыка Зиновий во время, кажется, третьей встречи с Сайталовым, уже не с ним одним, а во главе иже с ним «публичной делегации».
- Да! – с жаром воскликнул Сайталов. – Знаете, как Иисус назвал Иуду во время их последней встречи? «Друг»!.. Да, именно так – «друг»!.. Он спросил: «Друг, для чего ты пришел?» А ведь знал уже, зачем он пришел. Знал, что он пришел за арестом и привел с собой солдат. И не только это! Ведь провидел и будущее своего дорогого ученика, может быть, даже любимейшего своего ученика… Да-да!.. То есть – что он покончит жизнь свою самоубийством. Ведь ему недолго оставалось. Ну, сколько – не больше суток же!.. Сколько там оставалось до распятия? Где-то так… Так ведь – знал, знал!.. Все провидел – и назвал «другом». Иисус, которого мы называем и считаем Богом и Спасителем!.. Он назвал Иуду «другом»!.. И этим оправдал его навеки. Да-да – оправдал!.. Ибо кто может перечить Спасителю человеческому?!..
Говорят¸ владыка только махнул рукой на эти речи. У Сайталова даже хватило наглости просить у владыки священника на церемонию «установки креста» на могилу Смердякова, чтобы, дескать, «искупить вину» «церковного небрежения». Ну, разумеется, владыка отказал, хотя противиться «установке креста» уже не стал. Эта церемония была проведена при стечении всей скотопригоньевской либеральной публики и стала явным триумфом Сайталова. Говорились зажигательные речи, дамы заливались слезами, а могила Смердякова, под новеньким чугунным крестом и литой оградой по периметру (разумеется, деньги были собраны добровольными пожертвованиями), оказалась в результате заваленной цветами. (Правда, справедливости ради, нужно сказать, что после этого – сразу же вновь забыта. Чем, кстати, и воспользовались наши революционеры, устроив от нее подкоп под монастырскую стену.)
Были и другие проявления скотопригоньевской «фронды» во главе с Сайталовым, на описание которых нет места и времени. (Чего стоило только его демонстративное «разговение» в страстную пятницу в том же трактире «Три тысячи»!) Из самого последнего – вопрос о месте размещения нового городского железнодорожного воксала. По первоначальному проекту он должен был быть ближе к центру города, но наша «фронда» потребовала, чтобы он был вынесен за черту и находился у монастыря. Злые языки опять говаривали, что по первому проекту вокзал оказывался по соседству с домом Сайталова – а кому понравится такое соседство? Но в ходу были, конечно, другие объяснения и даже метафизические. Мол, соседство с монастырем будем «оттенять и отделять духовную сторону городского существования от материальной», являя, так сказать «гармонию земного и небесного». Разумеется, и тут говаривали, что это был хороший способ досадить монахам и монастырю, тем более что железнодорожная ветка и так проходила вблизи от самого монастыря. Но здесь наша «фронда» преуспела лишь наполовину, так как в результате было принято «соломоново решение». Воксал был построен как раз на полпути от монастыря до первоначального проекта его постройки – уже в черте города, но как бы на его окраине. В этом был резон, так как ветку вскорости планировали продолжать и дальше – вплоть до губернского центра, и, думается, окончательное решение по месту воксала все-таки мало зависело от мнения наших либералов.
(продолжение следует... здесь)
начало романа - здесь
