Я буду плохая!
Если я при очередном звонке скажу: «Ты знаешь, я сейчас не могу тебя выслушать. У меня просто нет сил на это или у меня есть сейчас свои дела», то меня накроет чувство вины и я точно почувствую эту плохость.
Откуда это?
— А мама с тобой в детстве делилась ее переживаниями?
— Конечно. Я знала все про ее ухажеров и конфликты на работе. Мама приходила взвинченная, швыряла сумку в угол и приходила ко мне в комнату рассказать, как ее достал начальник и как она устала со всем справляться. Не важно чем я занималась, она говорила.
Родитель не видит ребёнка. Он его инструментизирует. Родитель сливает на него свои переживания, не имея навыка саморегуляции. Ребёнок привыкает обслуживать родительскую эмоциональную распущенность.
Делиться своим переживанием нормально, но показывать ребёнку, что это ответственность родителя с этим быть и справляться. Порой показывая ребёнку, что можно и не справляться с событиями, но принимать это на эмоциональном уровне. Сожалеть, печалиться, горевать, гневаться. Но быть ответственным за своё проживание чувств. Не сваливая это на другого.
Ребёнок встревожен. Он слышит страдания родителя и включается. Я должен поддержать маму. Хорошая интенция. Но если он в итоге становится местом слива эмоций на постоянной основе?
Мама не видит границ. Она так воспринимает близость. Подсасывая ресурс своего ребенка, который мог бы тратить его на свою жизнь и развитие. А ребёнок должен маму спасти. Он не может бросить ее в этом. Тогда, вырастая, мы не ощущаем границ в близких отношениях.
Отказать в детстве было невозможно. Если родитель не справится, то я могу его лишиться. А для ребёнка это непереносимо. Так и рождается стратегия насилия над собой, вытерпливание эмоционального слива на себя.
Между поддержкой близкого человека и эмоциональным обслуживанием есть разница. И она оформлена вашими четко сформулированными границами. А плохость, вину и стыд несите психологу. Пора.