Кавказская пленница, или Новые приключения Шурика. СССР, 1967. Режиссёр Леонид Гайдай. Сценаристы Леонид Гайдай, Яков Костюковский, Морис Слободской. Актёры: Александр Демьяненко, Наталья Варлей, Руслан Ахметов, Юрий Никулин, Георгий Вицин, Евгений Моргунов, Владимир Этуш, Фрунзик Мкртчян, Нина Гребешков, Михаил Глузский и др. 76,7 млн. зрителей за первый год демонстрации.
Режиссёр Леонид Гайдай (1923–1993) поставил 17 игровых полнометражных фильмов, 12 из которых ("Бриллиантовая рука", "Кавказская пленница, или Новые приключения Шурика", "Операция "Ы" и другие приключения Шурика", "Иван Васильевич меняет профессию", "Спортлото–82", "Не может быть!", "Двенадцать стульев", "За спичками", "Совершенно серьёзно" (альманах, режиссеры других новелл – Э. Рязанов, Н. Трахтенберг, Э. Змойро, В. Семаков), "Деловые люди", "Опасно для жизни!", "Частный детектив, или Операция «Кооперация»") вошли в тысячу самых кассовых советских кинолент.
«От фильма к фильму Балбес, Бывалый и Трус наращивают успех. Они, естественно, торопятся, наверстывая упущенное. Много лет актерская «маска» у нас не приживалась. Было высказано предположение, что советская действительность развивается с такой быстротой, что неизменный комедийный герой противоречит нашему образу жизни по самой своей инертной природе. Видимо, Л. Гайдаю не довелось это прочитать или он решил опровергнуть теорию практикой, но ясно одно: жизнь не остановилась, а постоянные комедийные персонажи появились — сразу трое, не считая пса Барбоса.
Случилось это не так давно, и вот уже несколько месяцев идет на экране последняя их картина «Кавказская пленница». И сейчас мы обращаемся к ней, имея в виду, что актерское трио Ю. Никулин, Г. Вицин, Е. Моргунов, вероятно, снимается в очередной комедии и постоянство их «масок» вновь испытывается быстротекущим временем.
Свой замысел авторы «Кавказской пленницы» декларируют с бокалами в руках: комедия открывается серией тостов (прежде их приберегли бы для финала). Научный багаж фольклориста Шурика обогащает некий, портье по должности и тамада по призванию, персонаж, представленный М. Глузским со свойственным этому актеру тактом. Вслед за ним местные жители гостеприимно спаивают молодого ученого.
Их цветистые тосты содержат ценную информацию. Например, в рассказе о птичке, опалившей крылышки возле солнца: «Так выпьем за то, чтобы никогда не отрываться от коллектива». В этом союзе притчи и лозунга можно увидеть миниатюрную модель фильма.
Возражения насчет того, что слыхали мы эти тосты и не только у моря и гор, уместны. Однако Л. Гайдай не раз демонстрировал свое пристрастие к старине, скажем к немой комической, и умение извлекать неожиданное из ходячих ситуаций и трюков. Так и здесь.
Что происходит? В эксцентрической комедии великолепно здравствует объемный и натуральный характер — не злодей, не Бармалей. Где же комические преувеличения? — спросим мы. Какие там преувеличения: тов. Саахов кинет порой взгляд на ножки героини да оскорбится, когда его упрекнут в смешении «личной шерсти с государственной»... Образ этот — главная сатирическая цель, достигнутая авторами «Кавказской пленницы».
Модерновая вилла среди древних скал. Одинаково строптивые машина и осел. Высокопарно многословный шофер. Мешок, в который, согласно обычаю, заталкивают похищенную девушку,—элегантный, спальный, на молнии... Начиная с названия авторы «Кавказской пленницы» пользуются приметами старины в качестве указателей, чтобы прямиком выйти на вполне современную сатирическую цель. Этот комедийный прием не нов, как и сами актерские «маски», как трюковая погоня, как медведица, испугавшая еще Чарли в «Золотой лихорадке». Но прием не стареет, пока есть цель.
В пределах фильма союз между притчей и лозунгом выглядит достаточно прочным, хотя и взят в кавычки. Он пронизывает насквозь сюжет с традиционно украденной невестой, свободно располагается в системе выразительных средств, он живет в характерах трюковой комедии, в бодрящем «халли-галли» и «цоб цобе» , с которыми Балбес гонит на двор баранов, полученных как выкуп за невесту. От реквизита до реплик живет этот союз, и упорство авторов вознаграждается в лице тов. Саахова.
...Слегка полнеющий, но еще элегантный деятель районного масштаба покупает себе жену. Разоблачить его, как манекен, сняв чесучовый китель, чтобы зритель увидел феодала, нельзя. Не только руководящая плоть, но мысли его и фразы, поступки и чувства облачены в современные одежды. В исполнении В. Этуша это искренняя и цельная натура. Достаточно услышать, с какой гражданской страстью тов. Саахов обвиняет в «аполитичности» жадного родственника, когда тот требует слишком много баранов за невесту, в то время как район еще не выполнил поставок шерсти.
Рискованная ситуация: сыграй актер, как любят говорить, «двойное дно» образа, поставь он на место искренности хитрость — и тогда смело снимай с него чесучу... В конце фильма что-то подобное случится. Но об этом дальше. Пока же важно отметить, что тов. Саахов никого не «олицетворяет» — он даже не способен выговорить это слово. Он живой, и ему больно при мысли, что извлеченная из мешка девушка может отвергнуть его: «Плохо мы воспитываем нашу молодежь». Очень личная интонация плюс восточная грусть снимают с фразы демагогический оттенок.
В этом свете роль Балбеса, Бывалого и Труса требует некоторого уточнения. Может, они здесь просто для смеха? В фильме «Операция «Ы», как вы помните, проворовавшийся директор магазина, который нанимал мнимых грабителей, был фигурой эпизодической во всех отношениях. В данной картине ситуация повторяется — троицу снова подряжают «на работу», но уровень другой: руководитель «работ» стал главным действующим лицом. На афише и рекламных плакатах к фильму все выглядит по-старому: в центре крупно помещены трое знакомых героев, а тов. Саахов слегка прорисован на туманном заднем плане. На экране эта композиция выглядит иначе. Она свидетельствует о росте авторского коллектива, не изменившего своим привязанностям, но обогатившего их любовью к сатире.
Изменения коснулись актерских «масок», в них появились новые черты. Они обнаружили подвижность, свойственную больше характерам. Механизм их комедийного действия стал человечнее, что ли.
Посудите сами... Красивая девушка идет по горной тропинке. Она поет и иногда танцует. Прячась по кустам, ее преследует троица, по лучившая аванс за похищение. Режиссер и актеры, естественно, превращают погоню в цепь комических происшествии, трюков и падений. Но самый смешной трюк рождается из лирики: поддавшись очарованию девушки и солнечного утра, Г. Вицин вторит фальцетным «ла-ла-ла!» песенке. Лирика прорывается сквозь трусость, а знакомая фигура с набором ужимок получает какую-то живинку.
Или, допустим, Балбес. Почти гиньольная сцена, где в каждого из трех всаживают шприцы, останавливается вопросом: «Спирт?» Почуяв родной запах, Балбес обретает гордость, и в рисунок роли входит точный характерный штрих.
Человечное выглядит смешным. Естественное рождает комедию. К сожалению, такие примеры из роли Бывалого пока не приходят на память. Конечно, это не значит, что эксцентрику и неправдоподобие нужно вычеркнуть из биографий героев. Что вы...
В жаркий полдень друзья покидают автобус-холодильник с сосульками на бровях. Механизм срабатывает—смешно. И раньше было смешно, когда, например, мистер Питкин вмерзал в глыбу льда. Но зато наша сценка кончается по-другому: холод, сковавший их фигуры, не в силах заморозить «хватательные инстинкты», и ничего не видящий, не соображающий Балбес машинально волочит за собой из машины баранью тушку.
Рефлекс условный даже не в плане комедии, а по вполне научному счету — в поте лица, подвергаясь опасностям, добывает эта тройка хлеб свой насущный. Наблюдая из картины в картину наших героев, замечаешь, что все рискованнее становятся для них повороты судьбы, и видишь, как несоответствие огромных усилий и добытых результатов рождает положенный смех и невольное сочувствие. Порой троица вызывает жалость. Не здесь ли причина симпатии зрителей к этим, строго говоря, отрицательным персонажам?
Если Балбес, Трус и Бывалый появлялись бы на экранах просто для смеха, то и тогда их роль была бы серьезна и почетна — юмор в нашем кинорационе временно дефицитен.
Но, разбирая механизм смешного, хочется сказать: больше внимания человеку и человеческому! Пусть лирика и усталость, голод и мужество правят миром актерских «масок», может быть, даже любовь! Им не придется менять имена и род занятий, а сатиру перековывать на идеал. Тому есть доказательства, обращаясь к ним, мы попадаем снова на стезю творчества Гайдая.
Рецензенты обычно не вспоминают его картину «Деловые люди», вероятно, потому, что Ю. Никулин и Г. Вицин играли там еще вне амплуа, которое стало привычным для нас позже.
Так вот, в новелле «Вождь краснокожих» два жулика, похитившие мальчишку с целью выкупа, на глазах зрителей превращались из злодеев в жертвы. Режиссер как бы обобщил и заострил описанную О'Генри метаморфозу. Мучения, которые им доставил мальчишка, были так эксцентрически преувеличены, что зритель отдал похитителям всю полноту человеческого сочувствия, а сами они в жестокой и нешуточной борьбе с ребенком обнаружили солидарность, в общем-то несвойственную преступным натурам.
Неправда ли, есть что-то общее? Только без остроты и парадоксальности. Только Н. Варлей, исполняющей в фильме роль альпинистки — украденной невесты, при всей ее ловкости и артистическом обаянии далеко до «вождя краснокожих»: так уж распорядились сценаристы. Она не сумела по-настоящему наказать похитителей — вместо героини это сделали авторы. Ситуация не получила в фильме достойного разрешения. Отмщение тов. Саахову обернулось очень плохой сценой, где возникают фигуры мстителей в масках, с ружьями в руках и где заряд соли карает нарушителя моральных и юридических законов нашего общества. А дальше следует зал судебного заседания и скамья подсудимых...
В связи с фольклористом Шуриком тоже вспоминается «вождь краснокожих». Но если бы у А. Демьяненко была такая же вера в предлагаемые обстоятельства, как у мальчишки, играющего в индейцев! Если бы его герой следовал собственной реплике: «Не волнуйтесь, все будет натурально»; если бы его фигура была менее условной, а цвет волос — не таким «рыжим».
«Кавказская пленница» учит, что натуральность желанна в эксцентрической комедии, что естественность может оправдать невероятные события, что в итоге «маска» — тоже человек.
Хотелось бы прийти к этому выводу, используя лишь силу положительного примера, но ограничить себя не удастся... Живописная среда фильма довольно разнородна, а локальный цвет отчего-то непременно кричащий. Тосты запиваются химически ядовитой жидкостью, южный загар проступает сквозь грим. Машина веером сшибает на дороге столбики — вероятно, они фанерные, но ведь выглядеть должны, как каменные. В деталях и в целом мир на экране обязан быть не бутафорским, а реальным — тогда с ним можно обращаться, как с комедийным реквизитом.
Фильму повезло — и по справедливости— у зрителей и критиков. Иные рецензии напоминали тосты, восклицательные знаки, сталкивались, как бокалы...
Чувство юмора должно предохранить авторов от излишних похвал. Надеждой тому сам фильм, который счастливо избежал назидательного вывода на языке тамады: «Так не будем похищать наших красивых девушек, их ждут встречи с любимыми» (Зак М. Обойдемся без тамады // Искусство кино. 1967. № 7. С. 82-85).
