Тамара стояла у окна и смотрела на спокойную, ровную, как зеркало, Волжскую воду, которой она бывает только осенью. В зеркале водной глади, без каких бы то ни было искажений, отражались: кромка леса на противоположном берегу в широком диапазоне цветов от темно зеленого до ярко оранжевого и даже красного, и насыщенная синь абсолютно безоблачного неба.
Прямо под окном на залитой солнечными лучами естественной, а потому не очень ровной, лужайке, редко запятнанной желтыми опавшими листьями, хлопотали Веденеев и Рябоконь. Куском металлической строительной арматуры Виктор поправлял уже почти прогоревшие дрова в мангале. На каждое его движение кострище отзывалось веселым салютом слабозаметных в дневном свете искр. Валерий, тем временем, старался найти устойчивое положение для сделанного из большой кабельной катушки стола и плетеных кресел.
Веденеев, почувствовал он, что ли? оторвался от своего занятия, повернул голову в направлении окон гостиной, поймал взгляд женщины и, приветливо улыбнувшись, сделал ей приглашающий жест рукой.
Тамара вспомнила их с Виктором опыт общения под водой Рыбинского водохранилища и, улыбнувшись, то ли, этим своим воспоминаниям, то ли, в ответ на улыбку Веденеева, покрутила указательным пальцем, мол, «давай, давай, занимайся». Потом, не выключая улыбки, она добавила еще одну последовательность жестов. Тамара сначала поднесла к глазам пальцы, расставленные буквой «V», а потом указательный палец перевела в направлении Веденеева, обозначив, что наблюдает за ним.
Мужчина продолжал смотреть на нее, всем своим видом давая понять, что не удовлетворен ответом. По средствам телодвижений, скорее напоминающих юмористическую пантомиму, чем последовательность содержательных жестов, он, тем не менее, сумел донести до женщины, что солнце уже разогрело осенний воздух до уровня комфортности, и снова приглашающее махнул ей рукой.
Уступая мужской настойчивости, Тамара, показав Виктору раскрытую ладонь с широко растопыренными пальцами, обозначила, что спустится к мужчинам через пять минут.
Веденеев принял этот компромиссный вариант и, еще раз пошурудив в догоревшем кострище металлическим прутом, принялся заряжать маринованными ломтиками мяса решетку для жарки.
Эти пять минут Тамара оставила за собой потому, что не хотела резко прерывать нахлынувших приятных воспоминаний прошедшего лета, так или иначе связанных с Веденеевым. В ее мозгу ретроспективно пронеслись кадры их первого знакомства, сопровождаемые ощущением благоговейного трепета от обладания редчайшим раритетом, наиболее яркие детали совместного подводного приключения. Обнаружение потаенного текста в основании церы, его дешифровка, работа над воссозданием облика убитого монаха по его немногочисленным останкам – все это принесло ей невероятно много удивительно восторженных эмоций, сопоставимых, пожалуй, только с переживаниями первой влюбленности.
Ее доклад на ежегодной научно-практической конференции в университете, без всякого преувеличения, произвел фурор в среде ученых историков, почти такой же, как когда-то работы ее отца. На рабочем столе лежала на треть завершенная докторская диссертация. Следствием ее возросшего авторитета стало и то, что Тамару стали регулярно приглашать на телевиденье и радио, а один из ведущих телеканалов предложил ей сотрудничество в создании полнометражного документального фильма о ходе исследовательских работ. Все это, помимо морального удовлетворения, несло и вполне ощутимую материальную выгоду.
Но пять минут истекли. Далее затягивать свое комфортное уединение становилось все более и более неприлично, и Тамара направилась к выходу из гостиной.
Строители за лето возвели каркас нового Веденеевского дома, проложили все необходимые инженерные коммуникации, но закончить отделочные работы успели пока только в гостиной. Все остальное пространство дома было уставлено деревянными строительными лесами, различного рода емкостями: для замешивания цементного раствора, красок, и так далее. На ничем еще не покрытых железобетонных плитах межэтажных перекрытий горой лежали оставленные рабочими инструменты. Стены коттеджа зияли: где - грубой серой штукатуркой, где – белой финишной, а местами – и вовсе, только лишь голой кирпичной кладкой.
По не оборудованному еще поручнями сварному металлическому каркасу будущей лестницы женщина спустилась со второго этажа строящегося дома и вышла на улицу.
Рябоконь куда-то исчез. Он появился несколькими минутами позже. Валерий вышел из-за отдаленно стоящего раскидистого куста, что-то неся в подоле своей футболки. Подойдя к столу, он высыпал на него дюжину разноразмерных маслят, вырванных из земли прямо с корнем.
- Ты их зачем припер? – Удивился Виктор. – Да еще на стол вывалил. Ну, Валер. – Укорил Веденеев товарища. – Пусть бы росли.
- Не могу мимо гриба пройти. – Попытался оправдаться «Конь». – Ладно. Не бухти. Сейчас все уберу, как и не было.
- О наша телезвезда снизошла. – Прокомментировал появление Тамары, Рябоконь, сноровисто и удивительно быстро счищая со шляпок кожицу, густо облепленную песчинками, сосновыми иголками и обрывками сухих листочков, а с ножек – юбочки и корешки.
- Вы, похоже, завидуете моей славе, Валерий. – По интонации не было понятно, то ли Тамара спрашивает Рябоконя, то ли уличает его в этом.
Но, «Конь», посчитал для себя более выгодным, воспринять реплику женщины как вопрос. – Я завидую. – Сознался он, омывая маслят водой из стоявшей на столе бутылки газированной минералки.
– Да, что я? – Валерий принялся нанизывать, ставшие желтыми, как цыплята, грибы на шампур. - Стас Михайлов, по слухам, завидует. – И, размахивая шампуром, с карикатурным кавказским акцентом, добавил. - Ни спать, не кушать не может. Вот как завидует, бедняга.
То, что между Тамарой и Валерием с самого первого знакомства сложились отношения своеобразные, мягко говоря, не совсем дружественные, Веденеев старался не замечать, но иногда это становилось невозможно совершенно.
- Гриша Лепс от зависти бухать бросил. Может, даже закодировался. Билан…– На ходу придумывал «Конь».
Его явно понесло. Он, похоже, готов был вспомнить всех известных ему звезд. Виктор решил пресечь грозившую затянуться перепалку, но не успел.
«Коня» осекла сама Тамара. – Ваш болезненный приступ словесного поноса, Валерий, вызывает искреннее сочувствие. Я с ужасом представляю себе, что нам предстоит услышать после нескольких рюмок, которые обычно действуют на Вас, как пурген. – Без намека на деликатность, но, в тоже время, и без злобы в голосе, сказала женщина, кивнув в направлении бутылки виски. – Может, не стоит провоцировать организм и раздражать алкоголем, и без того, воспаленное воображение. От греха подальше.
Рябоконь повернул голову в сторону виски, демонстративно сглотнул и посмотрел на Виктора, умоляющим взглядом вопрошая его поддержки.
Веденеев, пожав плечами, принял сторону Тамары, которая взяла в руки бутылку вина и принялась изучать содержимое ее этикетки.
- Когда Иисус превратил воду в вино, одна из женщин сказала: «Фу, полусухое. Я такое не пью». – Хмыкнув, с оттенками укоризны в голосе, прокомментировал Валерий действия Тамары.
- Да, я… – Сказала женщина и осеклась, поняв, что любое оправдание или объяснение будет выглядеть глупо. – Тьфу, на тебя. – Она вернула бутылку на прежнее место.
Наблюдая за этой сценой, Виктор удивлялся про себя странному характеру взаимоотношений Валерия и Тамары, со стороны казавшихся, временами, неприязненными. Время от времени, так же, как сейчас, мужчина и женщина выпускали друг по другу автоматные очереди едких колкостей, не переходящих, тем не менее, в откровенные оскорбления. Веденеев чувствовал, что между конфликтующими сторонами существует какая-то граница, известная только им одним красная линия, которую они никогда не переступали. От этого их перепалки были лишены враждебности и казались скорее словесными состязаниями, чем боевыми действиями. Временами, Виктор и вовсе обнаруживал в этих играх некую детскость, схожесть с отношениями школьников, тех, когда мальчишка дергает девчонку за косичку, а та в ответ налаживает ему книжкой по голове.
Рябоконь нацепил на лицо гримасу глубокой обиды и, садясь в кресло, отреагировал очередной цитатой. – А что, и пошутить нельзя? Ну что не скажешь в шутейном разговоре? Вы пошутили, я тоже посмеялся. – И продолжая пребывать в возбужденно веселом настроении в предвкушении застолья, уже в кресле изогнулся, посмотрел на товарищей снизу вверх и с хитрым шутовским прищуром забубнил. - Правды боитесь. А кто вам еще правду скажет?
Ни Тамара, ни Виктор не удержались, чтобы не засмеяться, устаиваясь, по примеру Рябоконя, в креслах.
- Будет кто-то еще? – Отсмеявшись, спросила женщина, имея в виду, четвертое приготовленное и пока пустующее кресло.
- Прораб подойдет. Зовут – Андрей. Валерка, ты же знаешь, лужу мимо не пройдет, чтобы удочку не забросить, а здесь Волга. – Веденеев указал оттопыренным большим пальцем через плечо, в направлении реки, к которой сидел сейчас спиной. – Утром припер двух здоровенных лещей. Андрей коптит их за домом. Обещал к трем закончить. А вот, кстати, и он. – Виктор кивнул в сторону угла дома, где появилась фигура прораба.
Тамара и Рябоконь посмотрели в сторону приближающегося с промасленным газетным свертком, из которого торчали мощные рыбьи хвосты, Андрея. Женщине, кресло которой было повернуто спиной к дому, для этого пришлось развернуться чуть ли не на сто восемьдесят градусов.
После того, как рыба оказалась на столе и краткого знакомства Тамары с Андреем, Веденеев, на правах хозяина, разлил алкоголь по хрустальным стаканам: мужчинам – виски, женщине – грузинское красное сухое вино «Хванчкара».
Яркая темно коричневая поверхность копченых лещей дополнила общую цветовую гамму стола, который, и без того, пестрел осенним разноцветьем спелых овощей ничуть не меньше, чем окружающая природа.
Над покрытыми золотисто румяной корочкой и прозрачными капельками растопленного жира кусками шашлыка, уложенными в плоское широкое блюдо поверх зеленой постели из листового салата, нагретый воздух пребывал в непрерывном движении.
Овощи, порезанные крупными кусками: огурцы, помидоры, болгарский перец, и мясистая зелень, бесцеремонно порванная прямо руками, были куплены у местных жителей. Выращенные без применения химии, они источали удивительно превосходные ароматы, которые находили себе дорогу к обонятельным рецепторам сотрапезников, даже сквозь густые призывные запахи жареного на углях мяса и копченой рыбы. Букет этих ароматов и соблазнительный вид простых блюд обострял ощущение голода.
В данном случае Виктор был не только хозяином, но и виновником торжества, о чем немедленно напомнил Рябоконь. Он выбрался из кресла, поднял свой виски и произнес тост, в котором поздравил Виктора с днем рождения и высказал стандартный набор пожеланий.
Валерий, оказалось, любил рыбу не только ловить, но и есть, поэтому в качестве закуски выбрал само выловленных копченых лещей. Тамара тоже остановила свой выбор на рыбе. Андрей подхватил за косточку дольку шашлыка, обжегся и, перебрасывая его с руки на руку, доставил-таки кусок свинины до своей тарелки, чуть по дороге не уронив. Когда мясо шлепнулось на край тарелки, заставив ее вздрогнуть и грохотнуть, он обвел всех присутствующих сконфуженным взглядом, как бы извиняясь таким образом за свою неосмотрительность.
Виктор, закусив огурчиком и зеленью, вновь потянулся к бутылке, но «Конь» остановил его, положив поверх запястья его руки свою ладонь. Веденеев в недоумении посмотрел на приятеля.
- Ты, Виктор, кто? – Спросил Валерий, сам беря бутылку. - Ты, Виктор, можно сказать, - знамя, под которым мы сегодня объединились. – Пафосно заявил спикер, разливая виски по стаканам. – Такое, знаешь, знамя – тяжелое, вышитое золотом.
- Хоругвь. – Уточнила Тамара.
- Чего? Хоругвь? Кака така хоругвь? - То ли не понял, то ли сделал вид, что не понял, «Конь». – Ну, ладно. Хоругвь, так пусть будет хоругвь. – Примирительно согласился Рябоконь. - Ну, и веди себя соответственно статусу. Сиди тихонечко,… сияй… и колыхайся на ветру. Ну, а наша задача - помочь тебе колыхаться. А по сему, давайте-ка мы «вторую» запустим вдогонку за «первой».
- Почестную. – Вновь вставила женщина.
- Что? Что почестную? Кого почестную? – Теперь уже совершенно искренне не понял Тамару Рябоконь.
- Запустим вторую почестную вдогонку за первой. – Пояснила женщина.
- Хорошо, что объяснила. Плохо, что я ничего не понял. – После секундной задумчивости, выудив из анналов своей памяти очередную спасительную цитату, сострил «Конь».
- Поздравительная стопка, ну, или там чарка, раньше называлась почестной, от слова «честь». – Довольная тем, что ввела Рябоконя в конфуз, со снисходительной улыбкой уточнила Тамара.
- Ну, да ладно. Почестная, так почестная. – Принимая вновь брошенный ему вызов, согласился Валерий. - И, дабы не превращать торжество в банальную пьянку, слово для провозглашения почестной – он сделал акцент на слове «почестной», подняв указательный палей вверх - предоставляется единственной женщине за этим столом. Вам, Тамара. Мы же обратимся в слух и будем наслаждаться виртуозным владением словом, глубиной образов и изысканностью выражений.
Женщина вынуждена была произнести тост. Не то, чтобы она не хотела говорить его вовсе. Просто, как это иногда случается со всеми, сейчас эта роль застала ее врасплох, оттого тост получился излишне пространным и витиеватым.
После соответствующей паузы, «Конь» снова заговорил, добровольно взвалив на себя функцию тамады, и передал эстафету Андрею.
Валерий хорошо исполнил взятую на себя роль. Он задал тон, запустил и раскочегарил застолье так, что затем, оно потекло естественно, без неловких пауз, типа «мент родился», и постепенно переросло в беседу приятных друг другу людей на интересные темы. Собственно тем было только две. Первая - строительство дома. Много времени она не заняла. Здесь, главные партии в обсуждении принадлежали Виктору и Андрею. Вторая – их совместное расследование. В ее обсуждении прораб, по понятным причинам, участия не принимал. Поскучав какое-то время, скорее по инерции, чем от желания есть, ковыряясь вилкой в своей тарелке, он, в конце концов, нашел подходящую причину и куда-то исчез.
Чуть позже из-за стола поднялся и Рябоконь.
- Ты это куда? – Спросил Веденеев.
- За маслятами. – Ответил приятель, направившись к своему неподалеку стоящему «Land Rover».
- С ума сошел? – Искренне удивился Виктор. – Какие маслята? Нашел время!
Оглянувшись на ходу, Валерий загадочно улыбнулся, но до объяснений не снизошел, оставив компанию в недоумении. Но ненадолго. Открыв багажное отделение внедорожника, он извлек зеленый деревянный ящик размером чуть больше обувной коробки, тяжелый, судя напряжению мышц рук и плечевого пояса Валерия.
- А вот, и маслята. – Сказал «Конь», поднимая крышку ящика, который под обрез был заполнен патронами двух калибров. – Сейчас перерывчик в застолье устроим, дабы не превращать торжество в банальную попойку. Считай это моим подарком.
Рябоконь снова отправился к машине. Во вторую ходку он принес несколько свернутых в рулон грудных мишеней и три похожих на снеговые лопаты самодельных фанерных стенда для их крепления.
- Я не стану заниматься этим глупым и небезопасным баловством, тем более, в совершенно не приспособленном месте. Мне это не интересно. – Поняв, наконец, смысл затеи, без излишней резкости, но достаточно твердо заявил Виктор.
Не меньше рыбалки и гонок на внедорожниках Валерию нравилось стрелять из оружия. Он никому не говорил, поэтому никто и не знал, но именно любовь к оружию послужила главной причиной к тому, что он, в свое время, оказался в структуре Лицензионно разрешительного отдела УВД, а теперь, после ухода на пенсию, занимался связанным с оружием бизнесом.
Проявленное Веденеевым равнодушие к его затее очень разочаровало, почти оскорбило «Коня».
- Ну, ну. – Со странно угрожающей интонацией, буркнул он. – Сколько, ты говоришь, за бугром парился. Пять лет? Ну, да. Тогда, конечно. Ну и как там парады-то проходят? Красочно? Народу-то много?
- Какие парады? – Не понял Виктор.
- Ну, как какие парады? Пидорасов, там, и прочих чудиков, потерявших пол. Я, пожалуй, с тобой Вить ночевать то не буду. Как бы чего не вышло, по пьянке-то.
- Завязывай стебаться, Валер. Не люблю я оружие. Не… лю…блю.
Но тут Валерий получил поддержку своей идеи с совершенно неожиданной стороны.
- А я бы постреляла. – Сказала вдруг Тамара. – Когда еще мне доведется пострелять, тем более, из немецкого автомата времен войны, приобрести столь редкий тактильный опыт. – Женщина пошевелила пальцами правой руки, иллюстрируя смысл своих неочевидных мыслей. - Пренебречь такой возможностью? – Спросила она скорее саму себя, чем кого бы то ни было еще. - Нет. – Не менее твердо, чем, минуту назад, Веденеев, заявила историк. – На это, как любит говаривать мой говнистый партнер, - Тамара мельком взглянула на Рябоконя – я пойтить не могу!
- Венец творенья, мудрая Тамара. – Нараспев, протянул Рябоконь, пропустив «говнистого партера» мимо ушей, и, воодушевленный, схватив под мышку рулон мишеней, а в руки - фанерные основания и лопату, унесся к берегу Волги.
- Ты не боишься, кого ни будь пристрелить ненароком? – Крикнул ему вдогонку Виктор, все еще надеясь убедить компанию отказаться от затеи, которая ему крайне не нравилась.
- Никоим образом. Глянь, простор то, какой! – Отозвался на ходу Валерий, указывая рукой с лопатой в створ Волжского русла.
Когда мишени были установлены (а разместил их Рябоконь так, что стрелковый коридор строго совпал с речным руслом), у Виктора не осталось аргументов и ему пришлось смириться с затеей приятеля, в которой он, все же, твердо решил не участвовать.
- Тамара, а ты видела оружейную комнату этого странненького мужчинки. – Не удержался, чтобы еще раз не кольнуть мужское самолюбие Веденеева, «Конь».
- Ну что ты! Шедевр, надо отдать ему должное. Пойдем, покажу. – Предложил Валерий женщине, а потом обратился к приятелю. - Ты с нами?
- Нет. Идите. Я здесь. – С обреченным смирением ответил Веденеев.
Подвальное помещение, которое Валерий назвал «оружейной комнатой» более напоминало маленький музей, а слова «надо отдать ему должное» не в полной мере соответствовали действительности. Все, за исключением самого помещения, было здесь выполнено под его непосредственным руководством. Веденеев участвовал в этом только в формате одобрения идей и оплачивания расходов на их реализацию.
Оружие размещалось на специально сваренных из металла подставках. Вдоль одной из стен подвала тянулась стеклянная витрина, внутри которой в ряд лежали: раскрытый дневник, найденный в начале строительства, и копии всех его страниц.
Пока Валерий отстегивал один из автоматов от крепления, Тамара еще раз прочла один из его фрагментов.
«Сегодня я, староста поселения, выбил табурет из-под ног, возможно, последнего человека, который знал правду обо мне, моего друга со школьной скамьи, командира партизанского отряда Сергея Захарова. Сейчас его тело висит на центральной площади поселка, а все вокруг ненавидят и презирают меня. И эта ненависть камнем давит мне на сердце. Оно может не выдержать, разорваться как граната от страданий. Тогда у меня не будет возможности объяснить все людям, и их ненависть и презрение будут преследовать меня и на том свете, а моих детей сделают изгоями.
Это страшно, это очень страшно, это невыносимо страшно, это страшнее чем смерть».
- Эй, Тома, ты чего там застряла? На-ка вот, «Шмайсер» пока подержи, помощница. – Просьбой прервал ее занятие Валерий и протянул женщине автомат.
- Поразительно, как эта история перекликается с Иудиной версией евангельских событий. - Сказала Тамара, принимая правой рукой от «Коня» оружие. – Ой, тяжелый. – Подхватив автомат другой рукой, чтобы не уронить, удивилась женщина.
- Что ты хочешь, сам по себе - четыре килограмма с копейками, а со снаряженным магазином почти пять будет. – Дал справку Рябоконь. – А ты это о чем? – Спросил Валерий, имея в виду ее предыдущую ремарку.
- Существует каноническая версия, по которой Иуда Искариот предал Иисуса, выдав за вознаграждение в тридцать серебряников властям место пребывания Спасителя. Но недавно обнаружен апокрифический текст, в соответствии с которым Иисус сам поручил эту миссию Иуде, как одному из самых близких к нему и любимых им апостолов, дабы исполнить ветхозаветное пророчество.
И, кстати, в эту версию, по-моему, логичнее, чем в канон, вписываются слова Иисуса обращенные к Иуде: «Что делаешь, делай скорее». Хотя, конечно, спорно.
Ну вот, и Иуда, обрекая себя на презрение и ненависть людскую, во имя утверждения на Земле истины, которую принес Иисус, пошел на это. Однако, тяжести взваленной им на себя ноши ненависти и презрения он, в конце концов, не выдержал и удавился; то ли на осине, от чего она шуршит листочками при каждом дуновении ветерка; то ли на ольхе, и поэтому ее древесина приобрела кроваво красный оттенок; то ли на березе, которая от страха побелела; то ли на рябине; то ли на бузине.
- О, как! – Удивился Валерий, держа пулемет правой рукой, плотно прижимая его к телу. Пулеметная лента свисала с его левой руки, отчего вид у Рябоконя был до комичного бравый, как у Шварцнегера в боевике, название которого женщина не помнила.
- «Шмайсер» это имя конструктора? – Спросила Тамара не столько потому, что ей действительно это было интересно, больше чтобы не смутить «Коня» наворачивающейся улыбкой.
- Это, и правда, интересная история, даже парадоксальная. – С охотой откликнулся на вопрос Валерий. - Такой конструктор оружия - Хуго Шмайсер, действительно, существовал. И он, действительно, разработал один из пистолет-пулеметов, но другой. А к созданию именно этого автомата, который, общепринято называть «Шмайсером», этот Хуго имеет отношение не больше, чем, ну, например, Хуго Босс, то есть, ровным счетом, никакого. До сих пор, не очень понятно, как это произошло. Есть несколько версий….
Об оружии Рябоконь знал много. Ловко большим пальцем правой руки запихивая в автоматный «магазин» короткие пистолетные патроны, Валерий рассказывал о нем интересно и с явным удовольствием, время от времени, сдабривая свое повествование шутками и анекдотами.
- За всю историю оружия не было, и, наверное, уже не будет боевой системы, обладающей такой притягательной и возбуждающей силой. Эта дьявольская машина смерти оказалась очень страшной и слишком удачной для своего времени…. – Говорил Рябоконь, снаряжая патронами пулеметную ленту. – …Разрабатывая его, немцы создавали не просто хорошее оружие. Они старались и сумели придать ему необычные и устрашающие формы. Дизайн автомата заметно давит на психику. В стальных формах этого оружия ощущается целенаправленная тевтонская тяжесть.
Тамара опустила глаза на находящийся в ее руках автомат. Она слушала и искренне и уважительно удивлялась тому, как выпукло и не банально умел Рябоконь рассказывать о том, что ей казалось всего лишь обыкновенным куском железа. Такие яркие эпитеты, как «тевтонская тяжесть», «устрашающие формы», «давит на психику» резали слух, прорываясь внутрь сознания, вызывая ощущение трепетного благоговения перед этой холодящей руки «дьявольской машиной смерти».
- Его разработки и испытания велись в обстановке крайней секретности. – Продолжал рассказывать Рябоконь, когда они с Тамарой, возвратившись из оружейного подвала, подходили к огневому рубежу. - Немцы даже провели специальную операцию по дезориентированию своих потенциальных противников. В тридцать шестом году на заседании своего генерального штаба они признали автомат не пригодным для вооруженных сил и отвергли предложение о принятии пистолета-пулемета на вооружение, рекомендовав его исключительно для использования в полиции, после чего организовали утечку этого решения. И противники купились. Ворошилов окрестил автомат «оружием для милиционеров», а маршал Кулик, главный по артвооружению (его, кстати, потом расстреляли) назвал «буржуазной выдумкой».
Валерий опустил пулемет на землю и забрал у Тамары «Шмайсер».
- Смотри, что я делаю, запоминай. – Обратился он к женщине, вставляя в автомат магазин и переводя в боевое положение затворную раму, когда они вышли на огневой рубеж. Виктор, твердо решивший не участвовать в этой забаве, расположился чуть поодаль и сзади, усевшись прямо на землю между корней уже начавшей желтеть высокой березы и прислонившись спиной к ее толстому белому стволу.
Отведя душу, израсходовав при этом два полных магазина патронов и превратив одну из мишеней в решето, Валерий протянул «Шмайсер» Тамаре.
Первое, что женщина ощутила, приняв автомат от Рябоконя, было тепло, которым от сгоревшего во время стрельбы патронного пороха и трения пуль о канал ствола напитался металл.
Тамара, точно копируя все произведенные Валерием манипуляции, приставила к плечу откидной приклад «Шмайсера» и положила крайнюю фалангу указательного пальца на спусковой крючок. Стараясь игнорировать накатившую на нее волну беспокойства, женщина нажала на него. Автомат отозвался чередой выстрелов и фонтаном стреляных гильз. При этом ствол пистолета-пулемета задрался вверх, а плечо пронзила неожиданная боль.
- Ну, это по воробьям. Целься ниже и плотнее прижимай приклад. – На правах тренера, посоветовал Рябоконь.
Историк выпустила еще одну короткую очередь. Теперь она пришлась в землю, подняв в воздух дорожку песчаных брызг. Внеся дополнительные поправки, Тамара нажала на спусковой крючок еще раз и по трепетанию мишени поняла, что пули, наконец, достигли цели. Она прицелилась снова и теперь, воодушевленная успехом, не отпускала палец до тех пор, пока не закончились патроны.
Продолжая крепко сжимать автомат, Тамара повернула раскрасневшееся от возбуждения лицо в направлении Веденеева и через плечо посмотрела на него. Виктор в ответ поднял вверх большой палец. В это мгновение, под напором не сильного порыва ветра, мишень, черенок которой, видимо, был поврежден попаданием одного из выстрелов, начала заваливаться.
Треск ломающегося дерева заставил женщину обернуться. Сопроводив падение мишени взглядом, Тамара победно вскинула руку с автоматом вверх. Силуэт стоявшей спиной к нему женщины в плотно облегающих ее идеальную фигуру свитере и джинсах, с распущенными и слегка развивающимися на ветру волосами не мог оставить Веденеева равнодушным. Глубоко тронула его и внезапно открывшаяся способность Тамары – зрелого серьезного ученого-историка к проявлению не сдерживаемых, и по-детски живых эмоций. Эту ее раскрепощенность Виктор прочитал, как готовность женщины к их дальнейшему сближению и переводу их отношений из категории просто партнерства в нечто большее.
- За немыслимую огневую мощь и скорострельность наши называли немецкий MG-42 «пилой Гитлера» или «косторезкой». – Продолжил блистать своими обширными знаниями об оружии Рябоконь, когда, сменив на огневом рубеже Тамару, готовил пулемет к стрельбе лежа.
- Кроме этого он отличался простотой в использовании и высочайшей надежностью….
Валерий установил пулемет на место ведения огня, оперев его стволом на расставленные ножки сошки, справа поместил зеленую металлическую коробку с пулеметной лентой, конец которой заправил в затворную раму, лег, широко расставив ноги, приложил к плечу изящную укороченную щечку приклада и нажал на спусковой крючок.
«Пила Гитлера» басисто застрекотала. Из конусообразного раструба на конце ствола в такт этому стрекоту стали вырваться язычки пламени и сизые облачка пороховых газов. Ветерок подхватывал их и уносил в сторону, где они бесследно исчезали, растворяясь в окружающем воздухе.
Одна из мишеней мгновенно отозвалась трепыханием, небесной синью рваных пробоин в своем зеленом теле и брызнула крупными щепками и целыми фрагментами фанерной основы.
«Косторезка» рывками выхватывала из металлического ящика грузную цепь пулеметной ленты, и, пропустив ее через себя, уже опустошенную, выталкивала с противоположной стороны сквозь окошко подавателя, где та болталась, раскачиваясь из стороны в сторону, пока не достигла поверхности земли.
Из круглых отверстий ствольной коробки наружу, змеясь, поползли струйки пара, которые скоро, смешавшись, образовали над пулеметом сплошную зону туманной непрозрачности.
- Кайф! – Вдохновенно воскликнул Рябоконь, поднимаясь с земли и отряхивая с одежды, прилипшие на нее сухие травинки и обломки пожухлых разноцветных листочков. – Мощь-то, какая! – Не мог погасить нахлынувшего возбуждения Валерий, показывая рукой на искореженные обломки мишени. - Зря отказался. – Повысив голос, почти крикнул «Конь» Веденееву, и, повернувшись к Тамаре, с гротескной учтивостью произнес. - Леди, плиз, пожалуйте на огневой рубеж. «Пила Гитлера» ждет вас.
- Кайф. Почти как трахаться.- Полушепотом выдохнул Валерий, приваливаясь спиной к березе рядом с Веденеевым.
- Я предпочитаю второе. – Сказал Виктор и посмотрел на Тамару.
Когда «косторезка» выплюнула конец пустой пулеметной ленты на землю, и ее стрекот оборвался, Тамара медленно, как будто нехотя, поднялась и, ни слова не говоря, направилась к столу. Оружие продолжало дышать паром, как дышат бегун или лыжник, остывая и восстанавливаясь после финиша.
Женщина налила в свой бокал вина, что называется «с горкой», и в несколько глотков, не отрываясь, выпила его.
- Ого, Остапа-то понесло, похоже. – Сказал Валерий, посмотрев на приятеля. – Как говаривали в армии, если не можешь пьянку предотвратить, ее нужно возглавить. Вот такая народная мудрость. А мудростью, тем более народной, пренебрегать нельзя, себе дороже. – Рябоконь поднялся и протянул руку Виктору.
За столом разговор снова пошел на оружейную тематику и, какое-то время, крутился исключительно вокруг нее. Тамара, по большей части, делилась пережитыми ею впечатлениями от стрельбы, Валерий на удивление увлекательно рассказывал о таких, казалось бы, не интересных вещах, как устройство пулемета, история его создания, боевое применение.
- О, кстати, я ведь тоже не без подарка. – Вдруг встрепенулась Тамара, когда волна возбуждения схлынула окончательно.
Она поднялась из-за стола и направилась к своему автомобилю. Долго ждать Тамару мужчинам не пришлось. Она вернулась быстро, неся в руках перевязанную розовой тесемкой цветастую коробку. Женщина, поставила ее на стол прямо перед виновником торжества, отодвинув мешающую тарелку в сторону, развязала ленту и жестом руки предложила Виктору снять крышку. По виду коробки, и принимая во внимание повод торжества, в ней скорее можно было бы предположить торт, чем то, что там было на самом деле.
Веденеев даже отшатнулся от неожиданности и неподдельно округлил глаза, когда обнаружил, что внутри коробки оказалась человеческая голова. Черная копна жестких волос, нависающие над карими глазами густые брови, усы, полностью скрывающие верхнюю губу, начинающаяся чуть ли не от самых глаз и наползающая на щеки окладистая борода и красная полоска нижней губы добавляли мрачности, усугубляли общее устрашающее впечатление от этого странного сюрприза.
На какие-то мгновения впал в оцепенение и Рябоконь, а, придя в себя, заливисто расхохотался.
- Кто это? – Спросил Виктор, сладив со своей первой реакцией, обращаясь к Тамаре.
- Монах, останки которого сохранило для нас и истории торфяное болото.
Рябоконь протянул руку и осторожно прикоснулся к непокрытой растительностью поверхности скульптурного портрета. – Воск?
- Воск. – Подтвердила его предположение историк. - Методику восстановления внешности человека по его черепу придумал российский антрополог Михаил Герасимов. Он выявил зависимость толщины, вида и рельефа кожных покровов от структуры костного основания. По этой методике он создал более 200 реконструкций, в том числе воссоздал скульптурные образы Ярослава Мудрого, Андрея Боголюбского, Ивана Грозного, Тамерлана.
Кстати, руководимая Герасимовым экспедиция вскрыла могилу Тамерлана 22 июня 1941 года, и есть те, кто считает, что именно это послужило причиной начала войны.
Валерий придвинул голову поближе к себе, и, не встретив сопротивления ни от Виктора, ни от Тамары, пригнувшись, продолжил ее исследование, внимательно рассматривая скульптурный портрет, аккуратно касаясь гладкой поверхности его искусственной кожи, щупая волоски и тихонечко их подергивая.
- А глаза? – Посмотрел он на историка снизу вверх.
- Здесь – ничего хитрого, обычные глазные протезы. – Ответила женщина. – Смысл методики заключается в том, что реконструктор берет череп и, слой за слоем, накладывает на него муляжи мягких тканей, ориентируясь на рельеф костей.
Понятно, что Герасимов делал это вручную. Сегодня в этом нет необходимости. Существуют специальные компьютерные технологии. С их использованием воссоздан облик Николая Чудотворца, Шекспира, Данте, Баха.
- Иогана Себастьяновича? – Рябоконь распрямился, закончив исследование макета.
- Его. – Подтвердила Тамара. – И еще многих исторических персонажей, включая облик Иисуса Христа.
- Да, ладно! Я всегда считал, что никаких мощей Иисуса история не сохранила. – Высказал свои сомнения Виктор.
- Это правда. – Согласилась историк. – Здесь реконструкторы пошли другим путем. Одна группа ученых оттолкнулась от теста Евангелия от Матфея, в котором утверждается, что черты лица Иисуса были характерны для семитов из Галилеи того времени. Израильтяне подсобили исследователям, предоставив три еврейских черепа, подходящих по месту и времени. Надо сказать, что получившийся в результате реконструкции портрет сильно отличается от общепринятого канонического облика. Ну, и, конечно, не корректно считать его воссозданным обликом Христа. Но ученые и не стали настаивать на этом. Они заявили, что воссоздали всего лишь облик взрослого мужчины, жившего в одном месте и в одно время с Иисусом.
Другим источником для реконструкции внешности Христа послужила Туринская плащаница. Один американец проанализировал лик на полотне с помощью микроденситометра и затем реконструировал трехмерную форму тела, используя компьютерные программы для обработки аэрофотоснимков.
- Как ты сказала, микродистилятора? – Сострил «Конь». – Это что, такой ма…ленький самогонный аппарат, что ли?
- Я сказала микроденситометр. Это прибор, который замеряет степень потемнения изображения.
- Хорошо, что объяснила. Плохо, что я так ничего и не понял.
- Не бери в голову. Не суть важно. Баловство все это. Попытка сделать себе имя, попаразитировав на популярности Иисуса. Правда, попытка успешная. Ну, да Бог с ними.
Как тебе мой подарок? – Обратилась женщина к Виктору. – Сгодится для твоего музея?
Не найдя сразу подходящих слов для ответа, Веденеев только развел руками.
