В моей предыдущей заметке я говорил, что бытует мнение о неприродности книги алефбейс бенсиры иудаизму, чем вызвал, если не ошибаюсь, удивление и беспокойство о том, что всё допускаю до нервов. Продолжу: согласно тому же бытующему мнению - автор первоисайи (34 глава, скорее всего, современна Гомеру), так вот автор первоисайи (34.14) не имел ввиду ничего мистического, говоря о «лилит». Он подразумевал просто некое «ночное животное». В качестве аргумента подтверждающего свою позицию, оратор говорит о том, что и в септуагинте и в цся переводе употреблено слово «онокентавр», которое обозначает наполовину осла, а наполовину человека. Мол, «видите, никаких демониц».
Позволю себе развернуть аргумент оппонента в свою пользу: я полагаю, именно наличие такого интересного героя как онокентавр в септуагинте (завершена во II веке донэ) и указывает нам на то, что в исходном еврейском тексте, которым пользовались 70 была мистическая Лилит и вот почему:
«Введение мифологических персонажей в септуагинту было стратегией, направленной на улучшение понимания. Грекоязычная аудитория была хорошо знакома с эллинской мифологией и соответствующая замена персонажей ближневосточного пантеона, которых читатель знал плохо на бестиарий родной греческой культуры -производила хорошее впечатление, даже если таковая перестановка изменяла изначальный контекст.»
William J Travis ‘Of Sirens and onocentaurs’ : Aribus et Historiae #23 page 35-36, 2002
Я согласен с ученым, заметим так же что и в септугинте и в Вульгате, переведенной святым Иеронимом, который был глубоко погружен в еврейскую традицию, стоят не просто кентавры, а δαιμόνια ὀνοκενταύροις – эти кентавры еще и демонические, к слову эпитет опущен в цся переводе. (тех, кто будет бодать меня рогами Моисея, по поводу Иеронима заранее отсылаю к «Авигдор Шинан. Мир Агадической Литературы, стр 113» там он поясняет, что «ошибка» переводчика Вульгаты была скорее всего неслучайна).
Итак, на мой взгляд, произошел обмен одной мистической фигуры на другую, то есть инкультурация – если бы в исходнике для LXX имелось ввиду простое животное такой прием был бы ни к чему. К тому же «главная героиня» семитского фольклора пришла к нам еще из шумероаккадского эпоса [см Владимир Емельянов. Ассирийская Магия, 2001 год стр 7], так что она (вера в нее) вполне могла быть современницей не только 72 переводчиков, но и самого Исайи и Гомера. Остается открытым вопрос: почему именно «человекоослы» стали на место грациозной Лилит, а не какой другой персонаж ионического пантеона? Ответа на него лично я не знаю, но, возможно, его знает Николай Васильевич Гоголь:
«Вряд ли где можно было найти человека, который так жил бы в своей должности. Мало сказать: он служил ревностно, — нет, он служил с любовью. Там, в этом переписыванье, ему виделся какой-то свой разнообразный и приятный мир. Наслаждение выражалось на лице его; некоторые буквы у него были фавориты, до которых если он добирался, то был сам не свой: и подсмеивался, и подмигивал, и помогал губами, так что в лице его, казалось, можно было прочесть всякую букву, которую выводило перо его.»
Шинель.