Михаил ждал Настю, – каждый день, каждую минуту… Часто ему казалось: вот сегодня… поднимутся после смены… Потом он выскочит из автобуса, побежит к дому… И будет так, словно она никуда не уезжала… и все эти годы, за которые их крошечная Иришка стала крепенькой девчушкой с тёмно-серыми глазами и светлыми косичками, – папиной красавицей, бабушкиной помощницей, дедовой любимицей… – Настя была с ними…
А Настя за эти годы в посёлок приезжала всего пару раз, – казалось, для того, чтобы продемонстрировать своё благополучие. Иришка безразлично отворачивалась от модной куклы, – Настя высокомерно доставала из сумочки длинноногую грудастую красавицу с пушистыми ресницами и блестящими фиолетовыми волосами, явно желая показать, что здесь, в посёлке, таких кукол и не видели. Будто и везла эту куклу не для дочки, а чтобы всех удивить.
Мишка отчаянно верил, что Иришка, как магнит, обязательно притянет к себе Настю, – разве могло быть иначе!
Мишкины ожидания, которые там, в шахте, становились почти уверенностью, не сбывались, и по-прежнему по утрам забегала Александра, готовила им с Иришкой завтрак, заплетала девчушке косички, потом они серьёзно выбирали платье или брючки для садика и убегали.
Когда Михаил работал в ночные смены, Саша забирала Иришку к себе. Дочка подолгу рассказывала, как они с Сашей вареники лепили… как читали сказку « Аленький цветочек». А ещё, – утром, перед садиком, кормили синичек. Однажды Михаил с удивлением заметил, что Ириша уже умеет читать. Не поверил сначала, когда малышка серьёзно предложила:
- Давай я почитаю тебе книжку. Вот эту, про Умку, – хочешь?
В родных Иришкиных глазах рассмотрел тревогу: видно, поняла дочка, что он снова загрустил… Иришка забралась к нему на колени, обняла… Открыла книжку. Михаил не сразу понял… а потом прислушался: да это же она сама читает! По слогам, но – сама!
Усмехнулся: вот тебе и двоечница Сашенька! За эти дни научила девчонку читать… Тут же ревниво оборвал себя, – Настя тоже бы… научила. И так горько жалел, что Настя не видит Иришку… что без неё растёт дочка.
А потом рвануло в третьей лаве. Работали в первую смену. Сначала – выброс угля. Надеялись, сами справятся… но произошло самовозгорание, и тут же рванул метан. Михаил Лозовой работал с горноспасателями, пока последнего раненого шахтёра не подняли на-гора. Успел оттолкнуть командира горноспасательного взвода, Серёжку Ярового, – обвалился пласт породы. В Мишкиных глазах потемнело… Он задыхался от угарного газа, и вдруг расслышал:
- Миша, мы с Иришкой ждём тебя!
В эту же секунду строгий голос Шевцова передал команду главного инженера… Но в чёрной глубине слова эти ещё звучали тревожной нежностью, – сквозь суровые распоряжения горного диспетчера Шевцова.
Только Сашины слова могли так смело долететь сюда, в кромешную темноту, которую всё ещё разрывали зловещие вспышки… И Мишка не упал. Рванул старую тельняшку, – рану на голове перевязать. Чтобы, когда поднимутся, не перепугать молоденькую медсестру, Варюшу Курганову…
Варюша всё равно испугалась. Побледнела. Но в шахтёрском медпункте умело наложила несколько швов, – на затылке и на шее. Мишка даже руку её задержал в своей ладони, поцеловал, – и себя смутил, и девчонку: не часто у них, у шахтёров, такое случается, чтобы вот так, руку девчонке поцеловать… Застенчиво объяснил:
- Хорошо это…у тебя получилось, – заштопать. Я даже боли не почувствовал…
Варя подняла на Михаила серьёзный взгляд:
- Это потому, что Вам и так больно было. Сейчас в больницу Вас отправим.
Михаил поднялся:
- Ты не волнуйся, Варюша. В больницу – это когда с переломом… вон как у Димки Сухарева. Или с ожогами. А меня ты ж зашила, – значит, я целый. Домой пойду. Дочка у меня… одна.
- Михаил Степанович! – Варюшкин голос задрожал от отчаяния: – Вам перевязки нужны! И каждый день ходить в медпункт придётся! А Вам лежать надо!
Михаил отмахнулся:
- Ну, полежу.
Дома Иришка уже спала. Саша не рассказала ей об аварии в шахте. Мишка усмехнулся: хорошо, ума хватило. И вдруг качнулась земля под ногами, – он не сразу понял, что голова закружилась… Сашенька что-то тревожно говорила, но он уже не понимал её слов, только голос слышал… И так тепло становилось от её тревоги… А потом ему казалось, что это Настя так тревожится о нём… Он метался головой по жаркой подушке… хотел и не мог сказать это имя: Настя… И хотел, чтобы это её ласковая и прохладная ладошка прикасалась к его лбу… и понимал, что это не Настина ладошка.
…Толик всё чаще задерживался на работе допоздна. Сегодня тоже, – время к полуночи, а его нет. И не звонит… Настя подошла к окну, сквозь затейливые морозные узоры долго смотрела на залитую огнями улицу. Почему-то вспомнила Павла Евгеньевича, соседа с третьего этажа. Приветливый и доброжелательный, Павел Евгеньевич всех женщин в доме звал просто и ласково: хозяюшка… И так это у него значительно, веско получалось: хозяюшка! Только к Насте он обращался прохладно-вежливо: Анастасия Дмитриевна… Будто всякий раз подчёркивал, что никакая она здесь не хозяюшка.
Настя и сама давно устала от их с Толиком безоглядной любви… Только ни себе не признавалась в этой усталости, ни – тем более! – Веретеникову… Первое время у Насти дух захватывало: они с Толиком в таких компаниях бывали!.. Правда, чуть озадачивало то, что сослуживцы Веретеникова говорят с ней… ну, с каким-то чуть уловимым пренебрежительным оттенком, – как с глупенькой девчонкой. Их жёны тоже переглядывались, с Настей снисходительно перебрасывались ничего не значащими словами. Настя решила: это потому, что она не работает. Вот и относятся к ней, как к домохозяйке. Веретеников усмехнулся:
- Уж лучше, – домохозяйка… Чем секретарша. Работать?.. А ты что, – что-то умеешь делать, – кроме того, что… секретаршей быть? Знаешь, как расценят нашу с тобой связь?.. Как обычно, – в таких случаях. В моём положении, подруга, предпочтительнее, чтобы ты была домохозяйкой. Нет, ну ты представляешь: Веретеников с секретаршей живёт! А домохозяйка – вполне прилично для моего статуса. Кстати: ворох рубах собрался. Ты не заметила? Чем не работа?
Настя стирала рубахи, научилась гладить брюки, – целый месяц Веретеников обиженно и молча, страшно демонстративно переглаживал после неё свои брюки. Иногда приходилось много готовить: у Веретеникова собирались гости. Толик требовал изысканных блюд, и поначалу Настина лазанья из свинины и салат «Царский рулет» с красной рыбой неизменно летели в мусорное ведро…
Настя в тайной надежде стала ждать, когда Верентеников заговорит о её разводе с Мишкой. А Толика ничуть не смущало, что она замужем…
Однажды ей послышалось, как кому-то из гостей Толик объяснил: домработница… Настя доставала из духовки утку по-пекински и замерла. Домохозяйка – это и правда было гораздо предпочтительнее…
Ночью Настя решилась:
- Толик! Я должна съездить в посёлок. Я хочу написать заявление о разводе. С Михаилом мы не живём уже пятый год.
Толик безразлично пожал плечами. А Настя и дальше будто летела в пропасть:
- А нам с тобой… нам пора оформить наши отношения!
Толик лениво усмехнулся:
- Пора?.. А ты куда-то опаздываешь?
Настя растерялась:
-Нет… Но…
Веретеников приподнялся на локте, с интересом взглянул на Настю:
- Ты что, – замуж за меня собираешься?
- А… разве я не могу собираться за тебя замуж?
Толик снова опустил голову на подушку. Ухмыльнулся:
- Ты что-то не видела… там, замужем?
Настя, сама не ожидая, вдруг сказала Веретеникову о своей неясной ещё догадке:
- Толик, я беременна.
Веретеников рассмеялся:
- Насть!.. Ты – как школьница, что пацана удержать хочет. Другого ничего не придумала? Ох, и дуры вы, бабы. Веками… на одну и ту же наживку поймать мужика хотите.
- Толик, я знаю: я беременна.
Веретеников зевнул:
- Тебе одной девчонки мало? Я тебе не твой Лозовой, – из меня няньки не получится, не надейся. Утром берёшь деньги, – и к врачу. И предупреждаю на дальнейшее: если ещё раз вздумаешь экспериментировать… без противозачаточных средств… Усвоила? Спать давай.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 11
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Часть 16
Навигация по каналу «Полевые цветы»