В этой же деревне, название её не помню, была расположена батарея 82-миллиметровых миномётов. Они, как и мы, окопались вблизи передовой, разница в том, что свои миномёты они носили в разобранном виде на себе. Мы познакомились с ними. Иногда бывали у них в гостях. Они нашли ручную мельницу и запасы пшеницы, мололи её и из муки делали лапшу, которая, видно, им уже надоела, и они отдали мельницу нам. Мы в пустом блиндаже разводили костёрчик, сковороду ставили на кирпичики - и производство блинов началось. Масло для смазывания сковородки давал нам из своего офицерского спецпайка лейтенант. Блины получались хуже домашних, но ели их с большим аппетитом. К сожалению, так продолжалось недолго: в конце апреля нас сняли с передовой и отправили во второй эшелон, чтобы сменить смазку пушек с зимней на летнюю.
Снова в Старой Буде
Помню, как мы уходили со своей позиции. В назначенный час наша артиллерия открыла заградительный огонь по немецким окопам и огневым позициям противника. В этот момент подали лошадей и мы уехали с передовой, оставив свои обжитые землянки-блиндажи. Наше место должна была занять другая часть.
Лошади взяли только пушку и небольшой запас снарядов, сами мы шли пешком. К утру были в знакомом нам селе Старая Буда, где располагалась мастерская. Рядом с мастерской находился склад боепитания. Пока смазывали и перебирали нашу пушку, мы были свободны и занимались, кто чем может. День выдался очень тёплый. Солнце ласкало и нежило. Я лёг на лужайку возле мастерской и быстро заснул. Спал так крепко, что не проснулся, когда ребята почти над головой выстрелили из противотанкового ружья, взятого на складе. Ружьё мы прихватили с собой. На всякий случай. На складе запаслись патронами, гранатами, рулоном проволоки и прочими вещами, которые могут пригодиться нам.
Огневая на Катернике
К вечеру наши пушки были готовы, и мы двинулись на передовую, на этот раз на речку Катеринку, впадающую в Жиздру. Нейтральная полоса на этом участке фронта была широкой - от километра до двух, так как пойма реки оказалась болотистая.
Место для батареи определили на самом берегу речки примерно в полутора километрах от передовых немецких траншей. Пули здесь не свистят, место не открытое - реденький лесок, а в пойме реки - кустарник. Бояться некого, ходим свободно днём и ночью, опасаемся только артиллерийских и миномётных обстрелов да вражеских разведчиков - охотников за «языками».
Комбат приказал оборудовать огневые позиции по всем правилам: блиндажи в четыре-пять накатов, укрытия для пушек и снарядов - в два наката. К исходу второго дня огневая была готова.
Все подходы к огневой обнесли проволокой (вот для чего она понадобилась!), привязали к ней разные побрякушки. Если непрошеный гость запнётся за проволоку (а ночью так и случится), то раздастся стук-бряк, и часовой успеет среагировать и предупредить расчёт. Словом, устроились мы хорошо, комбат остался доволен. В жаркие дни купались, ловили рыбу в Катеринке - глушили её гранатой. Очень лёгкий способ ловли рыбы - только успевай подбирать её, когда она лежит вверх брюхом. Прозеваешь - уплывёт. Варили уху.
Недели через две командование решило провести разведку боем, чтобы выявить огневые точки противника и крепость его обороны.
Нам приказали выдвинуть свою пушку левее километра на два. Там нейтральная полоса значительно уже, немецкие позиции видны даже простым глазом. Нам указали дзот, из амбразуры которого то и дело вылетают очереди трассирующих пуль. По сигналу красной ракеты мы должны уничтожить это вражеское гнездо. Пушку поставили против этого дзота, чтобы удобнее было стрелять по нему прямой наводкой. А пока готовим снаряды, роем окопы на случай ответного удара.
Вот раздалась артиллерийская канонада, взвилась красная ракета - и мы начали бой. Командир Котов корректирует огнём: первый и второй снаряды не долетели, так как дымом от взрыва снарядов закрыло дзот. Третий и последующие - точно по цели. Мы увидели развороченные брёвна и решили, что цель уничтожена. Следующие выстрелы мы делали осколочными снарядами по вражеским окопам. По сигналу зелёной ракеты огонь прекратили и пушку скорее выкатили на дорогу, по которой её тащили сюда.
Торопились, пока немцы молчат. Мы не знаем, какой урон причинила им эта предполагаемая атака, но они не ответили на наши выстрелы, и мы спокойно дотащили пушку до своей огневой.
Землянка не спасла
В начале июня дивизия пошла в наступление. Нашему 440-му полку приказано форсировать Жиздру и овладеть станцией Палики.
Ночью мы перетащили пушку на новый рубеж, установили её, поднесли к ней снаряды и стали делать мостик через траншею на случай, если пехота продвинется вперёд. В это же время сапёры под защитой миномётного огня делают переправу через речку. Здесь река ближе к нашим траншеям, этим командование и решило воспользоваться.
В четыре утра началась артподготовка. Среди множества орудий выделяются мощью огня залпы «катюш». Их взрывы сопровождаются сплошным пламенем, когда начинают гореть земля, трава, железо. Жуткое зрелище! Нет, не хотел бы я быть на месте немецких солдат! После канонады пошла в атаку пехота.
Отчётливо доносятся команды офицеров вперемешку с матюгами. Казалось, после такого обстрела у немцев никого в живых не осталось. Но это мнение оказалось ошибочным: немцы встретили нашу пехоту сплошным огнём своих пулемётов.
Наступила и наша очередь вступить в бой. Мы должны подавлять огневые точки противника. Их мы хорошо видим и бьём почти прямой наводкой. Едва успеем расстрелять одно пулемётное гнездо, как появляется новое. Стреляем беспрерывно, я не успеваю подносить снаряды и откидывать стреляные гильзы. В какой-то момент боя ракетой указали цель справа. Наводчик Нестеров повернул ствол и оказался непрекрытым щитком. Именно в этот миг вражеская пуля попала ему в ухо и он застыл в неподвижной позе, держась рукой за прицел. Геройская смерть! Выдержал Сталинградскую битву, а погиб в бою местного значения.
К прицелу встал командир Котов. Он сам выискивает цель и стреляет беспрерывно. Однако помочь пехоте не можем, она несёт большие потери. Немцы всё интенсивнее поливают нас свинцом, бьют из малокалиберных (ротных) миномётов. Мы выпустили сто пятьдесят снарядов, ствол пушки накалился и не стал выбрасывать гильзы. Снаряды кончились. Пехотинцы, оставшиеся в живых, ползком возвращаются в свои траншеи.
Атака сорвалась. Видя свою победу, немцы, не прекращая пулемётную атаку, стали обстреливать нас из тяжёлых миномётов и артиллерии. Снаряды рвутся на нашей огневой и рядом. Мы залегли - кто в своём окопе, кто в траншее пехоты. Я кинулся в траншею и увидел землянку. Вот, думаю, безопасное место. Едва я успел подумать, как оказался погребённым заживо, не мог пошевелить ни руками, ни ногами. Это от взрыва снаряда рухнула землянка и крепко придавила меня толстым слоем земли и брёвен.
К счастью, я не углубился в землянку и прилёг у входа. Голова моя не пострадала, я звал на помощь. Меня разгребли, вынесли на воздух, и я стал постепенно отходить, хотя боль в пояснице чувствовал долго.
Приказа возвращаться на старые позиции не было, наоборот, приказали перенести сюда оставшиеся там снаряды. Замаскировали пушку ветками деревьев и стали обустраивать свои окопы - углублять их, носить в них подстилку, делать крышу от дождя. Прожили здесь дней десять. Немцы стреляли только по ночам, беспрестанно выпускали осветительные ракеты. Днём было тихо. Мы в это время спали, бодрствовали только часовые.
Опубликовано в книге воспоминаний Дмитрия Архиповича Красноперова "Сороковые, роковые в моей жизни" (Пермь,2003).