Кормчий размашистым шагом вошел в покои матери. Женщина спала, откинувшись на взбитые подушки. Подошел к постели, потряс за плечо.
– Вставай. Я привез наследницу. Пора приготовить ее к представлению общине.
Мать тяжело поднялась. За годы, проведенные среди березовцев, она заметно состарилась. Стали беспокоить суставы, голова все чаще болела, от былой подвижности ни следа. Она сильно поправилась, лицо приобрело одутловатость, руки и ноги отекали.
– Где девочка?
- В моих покоях. Мне кажется, она еще спит.
- Так ты колол ей снотворное?
- А как бы по-другому, я ее довез? Мне кажется, за дни, что мы провели вместе, она начала немного привыкать.
- Я хочу взглянуть на ребенка.
- Пойдем. Давай, привыкай к роли наставницы. Именно на это мы и рассчитывали, не так ли? Вот доберемся до хранилища, тогда и закончатся наши мучения.
- А ты не боишься, сынок?
- Бояться раньше надо было.
- Мы ведь не просто фанатиков этих провести вокруг пальца задумали. Мы начали раскол среди наших покровителей, а это, действительно, опасно.
- Да с такими деньгами, что нам враги? Ты что, предлагаешь в этой дыре всю жизнь киснуть? Я и так потерял три драгоценных года моей жизни. Мы же все рассчитали. Мне удалось связаться с теми, кто готовит наше отступление. Нам обеспечат надежный тыл, мы можем отсидеться. Не бесплатно, конечно. Община не пропадет – пришлют нового Кормчего.
- А что ты думаешь делать с девочкой?
- Как что? Оставим здесь. Неужели с собой брать?
- И тебе не жаль малышку? Это единственный твой ребенок.
- Мать, я не узнаю тебя. Сентиментальная стала. Лучше пойдем, посмотрим на нее. Вдруг, проснется, крик поднимет, а мне пока не хочется, чтобы о ней знали. Пусть явится во время очередного радения.
- Любишь ты дешевые эффекты. Хорошо, пойдем.
Женщина тяжело поднялась, опершись на руку сына, вошла в темный мрачный коридор, связывающий их покои. Проходя мимо серых стен, она уловила напряженный взгляд Григория на себе, и необъяснимая тревога сковала тело. Стало трудно дышать, глаза наполнились слезами.
- В чем дело? Тебе плохо? – в голосе сына читалось нескрываемое раздражение.
- Подожди немного, сейчас пройдет.
- Только не сейчас. Мы в двух шагах от настоящего богатства. Что-то с тобой происходит в последнее время. Потерпи немного. Скоро у тебя будут самые лучшие врачи.
Женщина не слушала, слишком хорошо знала своего сына. Сейчас она пыталась предугадать тот момент, когда Григорий решит, что мать для него – обуза.
- Хорошо, сынок, - она старалась, чтобы голос прозвучал как можно естественней.
Как же она ослабела. Наконец, они добрались до двери, за которой располагались покои Кормчего. Григорий никогда не оставлял их незапертыми. Женщина заметила, как напрягся сын. Оставив мать, он, вдруг метнулся в коридор, ведущий в молельный дом. Но преследование не было удачным, потому что он вскоре вернулся, прошептав: «Все равно найду».
На огромной кровати маленьким комочком лежала девочка. Она спала нездоровым сном. Длинные пушистые ресницы оттеняли и без того бледное, доходящее до синевы худенькое личико. Волосы, некогда заплетенные в косичку, сейчас больше походили на маленький сноп. Малышка стонала, кусала пересохшие губы.
- Ты не переусердствовал? Когда ты в последний раз делал ей укол?
- Уже перед Демидовском, она проснулась, закапризничала. Мне надо было еще вести машину, да и пешком добираться по этим пещерам, еще и с такой ношей на руках.
- Сколько раз ты делал ей уколы?
- Что ты пристала? Не помню я. Лучше подумай, как нам ее в чувство привести до завтрашнего дня.
- Ты хоть кормил ее?
- А как же. Она, кстати, очень шоколадки любит.
- О, Господи, - выдохнула женщина, опускаясь на колени перед ребенком, – Ты только посмотри, она так на тебя похожа.
- Мам, только не надо мне этих сентиментальных штучек. Перестань смотреть на нее как на внучку, воспринимай ее как ключ к хранилищу, ясно? То, что она так похожа, только сыграет нам на руку. У этих фанатиков меньше сомнений будет. Оставлю тебя с ней, приводи ее в порядок. Можешь пригласить своих приживалок, но только тех, которым доверяешь. До завтрашнего радения присутствие девочки должно оставаться в секрете.
- Что тебя тревожит?
- В последнее время, все чаще замечаю слежку за собой. Вот как сегодня. Я же четко видел тень, метнувшуюся в молельный дом. Негодяю удалось скрыться.
- Слишком много ты наплодил врагов среди общинников. Ну, зачем, скажи, ввел дополнительные выкупы?
- Деньги лишними не бывают.
- Да ты и так заставил «растрясти» все запасы. Когда ты завозил в менную лавку новый товар, за который требовал довольно значительный выкуп, превышающий цену в несколько раз - я молчала.
- Это просто коммерческий подход. Раз существует потребность, почему бы не удовлетворить? Заметь, общинники заметно преобразились за то время, пока мы здесь.
- Я и не подозревала о существовании у тебя дара коммерсанта.
- Не понимаю, кому от моих нововведений плохо? Спекулянтам, которые поставляют мне бросовый товар, а взамен получают камешки? Или березовцам, которые в первый раз попробовали стирать свое тряпье не самодельным мылом, а стиральным порошком?
- А как насчет выкупа «выбора»?
- Мать, я не намерен обсуждать с тобой мои нововведения. Позволь заметить, что все эти годы я старательно собирал нам средства на безбедную жизнь. Скоро все закончится. А к этим, - Григорий неопределенно махнул головой в сторону молельного дома, - придет новый Кормчий. Пусть у него голова болит об их благополучии. Ты лучше думай, как девчонку в чувство привести.
- Мне нужна Феофания. Пусть прихватит бутылочку, что стоит на моем столике.
- Хорошо, я пошлю за ней. – Григорий решительно вышел, оставив мать заниматься девочкой.